Иеремия взял ее руку, прощупал слабый нерегулярный пульс, затем приподнял руку, чтобы лучше рассмотреть опухоль под мышкой величиной с куриное яйцо. Иеремия почувствовал, как холод сковывает его члены и проникает внутрь.
— Мои опасения подтверждаются? — нетерпеливо спросил О'Мурчу замершего Иеремию.
Тот на секунду закрыл глаза, как будто пытаясь прогнать кошмарный сон.
— Да, — мрачно ответил он, — никакого сомнения. Это чума.
Хотя О'Мурчу и предполагал нечто подобное, он непроизвольно вздрогнул. Чума, самая страшная из всех болезней, бич Божий!..
— Вы еще можете что-нибудь для нее сделать? — спросил он, и голос его вдруг стал хриплым и низким.
— Нет, против чумы нет никаких лекарств.
О'Мурчу повернулся к семье, в оцепенении стоявшей сзади, чтобы сообщить им известие, подобное смертному приговору. Иеремия, оставшийся у постели, услышал горький плач и несколько раз перекрестился. О'Мурчу пытался успокоить людей, но потребовалось немало времени, прежде чем громкие рыдания перешли в глухой плач.
— Это первый случай в Сент-Джайлсе? — спросил Иеремия, прикидывая, в какой мере уже могла распространиться зараза.
— Насколько мне известно, да, — ответил ирландец. — Но в декабре два случая чумы, кажется, были в Лонг-Эйкре, то есть недалеко отсюда.
— Тогда нам только остается надеяться, что их больше не будет.
— Но вы опасаетесь этого, не так ли?
— Последняя эпидемия чумы свирепствовала в Лондоне в 1636 году. Опыт показывает, что она повторяется примерно каждые двадцать — тридцать лет. А, как вам известно, два года назад чума появилась в Голландии, до этого — в Италии и на Левантийском побережье.
О'Мурчу в ужасе перекрестился:
— Что мы можем сделать?
— Ничего, Педрейг, ничего, только молиться, — сказал Иеремия, покорно смиряясь перед судьбой.
Ирландский священник остался с больной, чтобы причастить ее. Иеремия простился с ним и направился домой. Вернувшись на Патерностер-роу, он ни с кем не говорил. Как следует помывшись, он удалился в свою комнату и в мрачном настроении погрузился в медицинские книги.
Глава тридцатая
На Филиппа и Иакова вечером в цирюльне появился Мэлори и, задыхаясь, спросил доктора Фоконе.
— Лорд послал меня. Он просит вас немедленно прийти в здание Королевского суда на Флит-стрит. Умер лорд верховный судья Хайд!
Иеремия немедля пошел с Мэлори. Ожидавшая коляска быстро доставила их на Флит-стрит, где у каждого судьи были свои комнаты. Сэр Орландо ожидал их в кабинете сэра Роберта Хайда.
— Спасибо, что вы быстро приехали! — с облегчением воскликнул он. — Дело совершенно выходит из-под контроля.
Иеремия спокойно посмотрел на него в надежде, что хотя бы доля его благоразумия перейдет взволнованному судье.
— Где он?
— Камердинер положил его на кровать в соседней комнате.
Сэр Орландо указал на открытую дверь, разделявшую комнаты, в дверном проеме виднелась кровать с балдахином. Темно-красные занавеси были задернуты. Подле на табурете неподвижно сидел молодой человек с бледным лицом — вероятно, камердинер.
Иеремия поднял полог и начал осматривать тело лорда верховного судьи. Не обнаружив ни наружных ран, ни явных признаков отравления, он еще раз тщательно осмотрел покойного и выпрямился, на лице его были заметны признаки неудовлетворенности.
— Трудно сказать. Я бы не исключал естественных причин. При каких обстоятельствах он умер?
Трелоней обратился к молодому человеку, который в явном замешательстве ерзал на табуретке.
— Пауэлл, расскажи доктору Фоконе то, что говорил мне.
Камердинер несколько раз перевел взгляд с одного на другого и начал говорить. Голос его звучал подавленно.
— Лорд целый день находился в суде. После ужина он удалился в кабинет, намереваясь ознакомиться с еще несколькими делами, но дверь оставил открытой, чтобы иметь возможность позвать меня, когда я ему понадоблюсь. Через некоторое время я услышал глухой стон и тяжелый удар. Я тут же поспешил к нему. Он лежал на полу без сознания. Так как один я не мог его поднять, то позвал на помощь камердинера судьи Трелонея. Вместе мы перенесли его на кровать. Мэлори сообщил своему хозяину, и тот послал за врачом. Но сэр Роберт умер до того, как пришел доктор.
— Он жаловался на боли перед тем, как удалился в кабинет? — спросил Иеремия.
— Сэр Роберт попросил меня принести ему вина. При этом он сказал, что у него болит голова, шумит в ушах и немеют руки.
— Сколько времени прошло с того момента, как он это сказал, до того, как упал?
— Немного. Я только-только принес ему вино.
— Может быть, вино было отравлено? — вмешался сэр Орландо.
Пауэлл испуганно посмотрел на него:
— Это невозможно, сэр. Я собственноручно наполнил графин, и он ни на секунду не оставался без присмотра. Никто не мог отравить вино.
— Никто, кроме тебя! — бросил Трелоней.
Предательство собственного посыльного породило в нем недоверие ко всей прислуге. И хотя Уокер в последний момент одумался, было ясно, насколько опасно доверять слугам.
— Клянусь вам, милорд, я не отравлял вино! — возразил Пауэлл.
— Где графин? — спросил Иеремия, желая положить конец бессмысленному препирательству.
— Все еще на столе, в кабинете.
В сопровождении Трелонея Иеремия вышел из спальни и осмотрел кабинет. На столе темного орехового дерева, за которым работал сэр Роберт Хайд, стояли графин и цинковая кружка. Они оставались почти полными. Значит, лорд верховный судья не мог выпить много. Иеремия осторожно перелил содержимое кружки в графин и внимательно осмотрел дно. Никакого подозрительного осадка он не увидел.
— Я докажу вам, что вино нормальное, — сказал подошедший Пауэлл.
Он хладнокровно взял графин и снова наполнил кружку вином. Сэр Орландо и Иеремия изумленно смотрели, как камердинер поднес ее к губам и выпил в несколько глотков.
— Теперь вы мне верите, милорд? — спросил он.
В его голосе слышалась некоторая надменность. Иеремия улыбнулся:
— Я думаю, он говорит правду. Но вернемся к тому, как сэр Роберт упал. Опишите мне точно, как он выглядел. Цвет лица, как он дышал, какие совершал движения?
Перед тем как ответить, Пауэлл сосредоточенно подумал:
— Дышал он хрипло и с трудом, лицо было сине-красным, одну его сторону свело судорогой, другая — онемела, как будто ее парализовало. Щека тряслась, а веко опустилось, рот искривился в сторону.
— Каким было тело, когда вы с Мэлори переносили его в постель?
— Странно, правые рука и нога казались совершенно бессильными, как будто он ими уже не владел.
Трелоней в полной растерянности посмотрел на Иеремию:
— Это действительно не похоже на отравление, как вы думаете, доктор?
— Нет. Очевидная гемиплегия тела скорее указывает на кровоизлияние.
— Но это лишь предположение, которое невозможно проверить.
— Почему же, милорд, — не смутился Иеремия. — Вам нужно только дать инспектору поручение произвести вскрытие. Вскрыв череп, вероятно, он обнаружит кровоизлияние в левой половине мозга.
Трелоней недоуменно смотрел на своего собеседника:
— Как же так, доктор? Откуда вы можете знать, что у сэра Роберта было кровоизлияние в мозг? Конечно, я не силен в медицине, но мне все же известно, что причиной удара является закупорка доли мозга вязкой слизью.
— Так думали раньше, милорд, — объяснил Иеремия судье. — Пару лет назад шафхаузский городской врач Иоганн Якоб Вепфер убедительно показал в своем трактате, что новое учение Уильяма Гарвея о кровообращении распространяется и на мозг. Подвергнув вскрытию тела умерших от удара, Вепфер обнаружил сильные кровоизлияния в мозг, вызванные разрывом мозговых артерий. Последствиями являются паралич и потеря сознания.
— Но откуда вы знаете, что кровоизлияние произошло в левой половине мозга? — с сомнением спросил сэр Орландо.
— Поскольку парализована была правая сторона тела сэра Роберта, — терпеливо пояснил иезуит. — Уже в трудах Аретея Каппадокийского, жившего более пятнадцати веков назад, вы найдете, что нервы долей мозга соединены с нервами тела перекрестно. Велите инспектору исследовать мозг покойного. Тогда нам будет ясно, действительно ли сэр Роберт умер от падучей, как я предполагаю.
Трелоней опустился в кресло и потер себе лоб. Иеремии было не вполне ясно, тяжело ли ему при мысли о вскрытии его брата или он испытывает облегчение от того, что это не очередное убийство.
— Простите, я сделал слишком поспешные выводы, — сказал сэр Орландо, глубоко вздохнув.
— Вовсе нет, милорд, — возразил священник. — Вы просто проявили бдительность, и это хорошо. Любая неожиданная кончина каждого судьи подозрительна.
— Не понимаю. После покушения на мастера Риджуэя и убийства Уокера прошло несколько месяцев. Почему преступник не дает о себе знать? Может быть, он выполнил свою миссию или отступил?
— Полагаю, скорее затаился до тех пор, пока ему не представится возможность нанести удар без риска для себя.
— Как мне не хочется соглашаться с вашими пессимистическими выводами, доктор, — поморщился сэр Орландо. — Как бы я хотел, чтобы все кончилось. Мне надоело жить с занесенным над головой дамокловым мечом.
— Знаю, милорд. Но нельзя усыплять бдительность, — настойчиво сказал Иеремия. — Я убежден, убийца не отступит, пока либо не завершит задуманное, либо не будет пойман. Значит, вы по-прежнему в опасности. Обещайте мне и в дальнейшем быть крайне осторожным.
Трелоней в который раз удивился его искреннему беспокойству, ведь этот католик и священник мог бы стать его врагом. В кругу сэра Орландо настоящая дружба являлась редкостью, так как большинство юристов стремилось лишь к обогащению и усилению своего влияния. По этой причине он так дорожил дружбой иезуита.
— Обещаю вам не быть легкомысленным, — улыбнулся он.
Иеремия взял его за руку:
— Пойдемте к вам. Там мы можем спокойно поговорить.
Сэр Орландо кивнул и провел спутника в свои комнаты. Они разместились в кабинете, обитом темным дубом.