Ален не шевелился. Он провалился в сон и захрапел. Уильям повернул лекаря на бок, чтобы тому было удобнее спать.
— Как он? — с оттенком беспокойства спросила Аморе.
— Ничего страшного; мастер Риджуэй — человек выносливый, как оказалось. Правда, не удивлюсь, если завтра утром он голову от подушки не оторвет, — заметил слуга.
Уильям закрыл ставни, взял свечу со стола и вместе с госпожой покинул спальню для гостей.
Когда Ален открыл глаза, ему показалось, что он очнулся после лошадиной дозы наркоза. В голове царил полный хаос. Что все-таки с ним произошло? Он стал лихорадочно восстанавливать в памяти прошедшие события. Отвратительный привкус во рту дал ответ на мучивший его вопрос. Какое же мерзкое пойло подавали в этой харчевне! Что, впрочем, не помешало опрокинуть множество кружек.
Постепенно мир вокруг обретал отчетливость, и Риджуэй с любопытством стал оглядывать помещение. Сквозь щели ставен лучи солнца огненными копьями протянулись в комнату, и Ален смог рассмотреть обстановку. Он лежал на постели с красно-золотыми занавесями балдахина. Стены покоя были обиты камчатной тканью. Повсюду висели картины в дорогих рамах. Изумленный Ален, усевшись в постели, попытался сообразить, куда он попал. И вспомнил: леди Сен-Клер везла его куда-то в своей карете. Вероятно, это ее дом. При мысли о том, в каком состоянии видела его эта женщина, Ален едва не сгорел от стыда. Боже! Как он мог допустить подобное?!
Отбросив покрывало и собираясь встать, Ален с еще большим изумлением установил, что спал совершенно обнаженным. Кто же его в таком случае раздевал? Понятное дело, слуга, потому что все остальные варианты, само собой, отпадали.
Справив нужду в находившийся тут же объемистый ночной горшок, Ален подошел к окну и раскрыл ставни. Солнце стояло высоко на небе — наверняка сейчас около полудня. Вернувшись к балдахину, Риджуэй огляделся по сторонам. А где его платье? Он обыскал всю комнату, заглянул даже под кровать, но одежды и в помине не было. Он было собрался завернуться в покрывало, как в тогу, и отправиться на поиски слуг, как дверь открылась и в комнату вошла молодая женщина. Ален, красный как рак, бросился в кровать и стал поспешно натягивать покрывало.
— Доброе утро, месье! — приветливо обратилась к нему незнакомка. — Меня зовут Арман, я горничная леди Сен-Клер. Я принесла вам горячей воды для умывания и одежду.
Последнюю фразу девушка произнесла с хитроватой улыбкой.
Вскоре на столике для умывания стоял оловянный тазик с водой, рядом лежали мыло и бритва.
Горничная говорила с французским акцентом, и это действовало на Риджуэя странно возбуждающе. Арман была довольно миленькой, с темными кудряшками и карими словно орех глазами.
Ален смущенно откашлялся.
— Может, вы покажете мне, где находятся покои вашей госпожи?
— Да-да, я провожу вас к ней, — заверила его Арман и вышла, оставив его одного.
Ален умылся, потом вычистил зубы солью, которую обнаружил в затейливой формы сосуде на столике для умывания. Затем, основательно намылив подбородок и щеки, тщательно и не спеша побрился. После этого надел выстиранное и выглаженное платье и попытался с помощью гребня пригладить взъерошенные волосы.
Горничная вернулась и провела его по коридору до двери. Уходя, она кокетливо улыбнулась ему на прощание.
Ален осторожно постучал, и тут же стал проклинать свою неотесанность — следовало, как это водилось при дворе, лишь слегка поскрести ногтями по дереву. Сгорая от смущения, он вошел и, к своему изумлению, граничащему с ужасом, понял, что находится в будуаре леди Сен-Клер. Огромная кровать под балдахином из зелено-золотой парчи занимала почти всю спальню. Стоявшая у окна Аморе обернулась и, приветливо улыбаясь, направилась к нему.
— Ну наконец-то вы, мастер Риджуэй. Я уже потеряла всякую надежду, — шутливо произнесла она.
На женщине был пеньюар из темно-синей тафты. А под ним, как заметил Ален, лишь длинная кружевная сорочка и шелковые чулки. Густые черные волосы длинными локонами спадали до талии.
Ален собрался было рассыпаться в благодарностях за ее милое гостеприимство, за все хлопоты, но продолжал стоять будто воды в рот набрав. Потом заговорил, но, поняв, что несет околесицу, вновь умолк.
Ответом была снисходительная улыбка Аморе.
— Может, вы все-таки присядете? Наверняка вы проголодались. Не окажете ли любезность отобедать со мной?
Не дожидаясь ответа, хозяйка дома направилась к дверям и, выглянув в коридор, отдала распоряжение лакею приготовить все для обеда.
Тем временем Ален обрел дар речи.
— Мне очень жаль, что я доставил вам столько хлопот, миледи. Я… я в неоплатном долгу перед вами.
Она одарила Алена очаровательной улыбкой, которая чуточку успокоила его. Смущение первых минут миновало.
— Забудьте об этом, дорогой. У вас есть недруг, использующий столь неприглядные и коварные способы и желающий погубить вас. Уильям мне обо всем рассказал. Оказывается, этот Лэкстон пытался убить вас.
— Но…
— Вы, конечно, можете не соглашаться со мной, но я в этом убеждена. Он без колебаний убил бы вас, если бы только был уверен в своей безнаказанности. Так что позвольте мне и впредь заботиться о вашей безопасности, мастер Риджуэй. Что же касается вашего присутствия здесь, то не беспокойтесь. Никаких неудобств оно мне не доставило. Напротив, ваше общество исключительно приятно мне. Вчера я решила привезти вас сюда, потому что вы руками и ногами отбивались, когда Уильям и Джим вознамерились доставить вас домой. Может, расскажете почему?
Невольно выпрямившись на стуле, Ален испустил тяжкий вздох. Помедлив, он ответил:
— Я выяснил, что Энн обманула меня. Обвела вокруг пальца. Ребенок, которого она ждет, не мой.
На некоторое время в будуаре леди Сен-Клер воцарилась мертвая тишина. Аморе с сочувствием смотрела на сидящего напротив гостя.
— То есть она специально отдалась вам тогда. Рассчитав, что придет время и вы поверите, что ребенок ваш. И что вы, будучи человеком порядочным, не станете этого отрицать. И каким же образом вам удалось это выяснить?
— Случайно увидев ее без одежды, я убедился, что срок ее беременности слишком велик, чтобы я имел к этому отношение.
— И кто настоящий отец?
В ответ Ален лишь пожал плечами.
— Этого я не знаю. Она не сочла нужным сказать мне. Впрочем, это уже вряд ли имеет значение.
— А вы не подумали о том, что в свете выяснившихся обстоятельств ваш брак может быть объявлен недействительным?
Ален обреченно покачал головой.
— А чем я могу доказать, что наша с ней связь произошла, скажем, не двумя месяцами раньше? Я буду утверждать одно, а Энн прямо противоположное. Кому скорее поверят? Нет-нет, вряд ли в моем положении можно что-либо предпринять. Закон ведь признает рожденное в браке дитя независимо от отцовства.
Во взгляде леди Сен-Клер было искреннее сочувствие.
— Мне очень горько это слышать, Ален!
Впервые она назвала Риджуэя по имени. И у него сразу возникло ощущение, что прежние границы их отношений расплываются, исчезают, что теперь он может довериться ей как настоящему другу. Чувства, столь тщательно скрываемые им, проступали наружу — отрезвление, горечь обиды и ярость, неукротимая ярость.
— Больше всего меня гневит то, что я пошел у нее на поводу. — Ален невольно стал ерошить волосы. — Девушка приходит ко мне, предлагает себя, а я веду себя как болван, как снедаемое похотью животное. И как я только мог? Нет, наверное, я все-таки чуточку не в себе!
— Поздно изводить себя укорами, — успокаивающим тоном произнесла Аморе. — Просто вы совершили ошибку.
В этот момент открылась дверь и два лакея внесли на подносах обед: устрицы, тушеную дичь, свежий зеленый горошек — самый первый в этом сезоне, — кекс с изюмом, к ним — бургундское.
— Ну вот, прошу вас, отведайте, — сделала приглашающий жест Аморе. — Вы сразу почувствуете себя лучше.
Она была права. Съев несколько кусочков, Ален унял бурчавший от голода желудок и даже повеселел. Тем более после пары бокалов великолепного вина.
— Не сравнить с той мерзостью, которой меня потчевали вчера, — с улыбкой заметил он.
Кроме ножей и ложек, лакей выложил на столе и вилки, которые в доме Алена ввел в обиход переехавший к нему полтора года назад Иеремия. Пастор научился пользоваться этим изысканным столовым прибором за время пребывания в Италии. Его пример перенял и Ален в отличие от Энн и Элизабет, считавших вилки нелепой выдумкой окаянных «папистов», как они выразились.
Все опасения Алена, связанные с обстоятельствами, предшествовавшими появлению его в доме леди Сен-Клер, разом улетучились. Хотелось не думать о досадных вещах, а наслаждаться моментом. Сейчас для него не существовало ничего, кроме вот этого стола, уставленного яствами, и общества милой женщины, проявившей о нем такую заботу. И вряд ли он мог надеяться, что нечто подобное повторится в будущем.
— Знаете, миледи, я не могу вам описать, как грустно сознавать, что я уже больше не увижу вас у себя в доме, — признался Ален, когда лакеи убрали со стола. — И еще жаль, что в моем доме не проживает Брендан. И хотя вы приходили не ко мне, мне очень нравились ваши визиты.
Тень пробежала по лицу Аморе. Ален без труда понял причину внезапной грусти леди Сен-Клер.
— Как я понимаю, от него по-прежнему никаких вестей? — поинтересовался Ален.
Аморе отрицательно покачала головой, не скрывая своих чувств.
— Думаете, он вернулся в Ирландию?
— Вот уж не знаю.
— Но вы тогда отправили его во Францию?
— Да, в Париж.
— А почему именно во Францию? — недоумевал Ален.
В глазах леди Сен-Клер застыло странное выражение. Алену показалось, что она тщательно раздумывает над ответом. Взяв бокал с вином, женщина поднялась из-за стола и медленно прошествовала к окну.
— У меня там остались друзья. Еще со времени моего пребывания при дворе короля Франции, — стала туманно объяснять она. — Я подумала, что они сумеют ему помочь обрести счастье.