— Я надеюсь узнать побольше о происхождении этой фрески.
— Мне гораздо интересней узнать о происхождении голоса, который привел тебя к ней.
Морин сделала глоток кофе, прежде чем ответить:
— Но что это было? Мое подсознание? Божественное указание? Призраки в Лувре?
— Хотел бы я ответить на это, но не могу.
— Какой ты после этого духовный наставник, — саркастически заметила Морин, а потом обратила внимание на эстамп Боттичелли. Когда преломленный свет стеклянной пирамиды упал на картину, Морин озарило.
— Подожди минуту. Ты сказал, космология была одной из свободных наук? — Морин посмотрела вниз на медное кольцо, которое она носила на руке.
Питер кивнул:
— Астрономия, космология. Наука о звездах. Почему ты спрашиваешь?
— Мое кольцо. Человек в Иерусалиме, который дал мне его, сказал, что это кольцо космолога.
Питер потер руками лицо, как будто это могло помочь мозгу найти правильное решение.
— Так в чем связь? В том, что мы должны искать ответ у звезд?
Морин провела пальцем по загадочной женщине, держащей огромное черное насекомое, а потом чуть не подпрыгнула на стуле, закричав:
— Скорпион!
— Что ты хочешь сказать?
— Это символ астрологического знака Скорпиона. А женщина рядом с ней держит лук. Символ Стрельца. Скорпион и Стрелец стоят рядом друг с другом в круге зодиака.
— Так ты думаешь, на фреске своего рода шифр, который имеет отношение к астрономии?
Морин медленно кивнула:
— По крайней мере, это дает нам место, откуда можно начать.
Огни Парижа проникали сквозь окно номера Морин в отеле, освещая предметы, лежавшие рядом с ней на кровати. Она заснула, читая книгу о Боттичелли, а с другой стороны остался лежать эстамп Пуссена.
Морин не думала ни об одной из этих вещей. Она снова погрузилась в видение.
В комнате с каменными стенами, при тусклом свете масляных светильников, над столом склонилась старая женщина. Она носила выцветший красный платок поверх своих длинных седых волос. Ее изуродованная артритом рука осторожно водила пером по странице.
Большой деревянный сундук был единственным украшением комнаты. Старуха поднялась со стула и медленно подошла к сундуку. Она опустилась на колени, осторожно сгибая свои хрупкие суставы, и открыла тяжелую крышку. Когда она оглянулась через плечо, спокойная и понимающая улыбка промелькнула на ее лице. Она повернулась к Морин и жестом поманила ее к себе.
Париж
21 июня 2005 года
Как очаровательная дань галльской эксцентричности, старейший мост в Париже, Pont Neuf, носит название «Нового моста». Это главная артерия Парижа, пересекающая Сену, чтобы соединить фешенебельный Первый округ с сердцем левого берега.
Питер и Морин миновали статую Генриха IV, одного из самых любимых французских королей, и пошли по мосту, который был завершен во время его отмеченного веротерпимостью правления в 1606 году. В Париже стояло прекрасное утро, полное блистательного величия, свойственного этому несравненному Городу Света. Несмотря на замечательную обстановку, Морин нервничала.
— Который час?
— На пять минут позже того, когда ты спрашивала последний раз, — с улыбкой ответил Питер.
— Прости. Все это начинает меня очень беспокоить.
— В его письме сказано быть в церкви в полдень. Сейчас только одиннадцать. У нас уйма времени.
Они пересекли Сену и, сверяясь с картой, пошли по извилистым улочкам левого берега. От Нового моста они пошли по улице Дофин, прошли мимо станции метро «Одеон» к улице Сен-Сюльпис и закончили свой путь на живописной площади, носящей то же название.
Громадные колокольни церкви возвышались над площадью, бросая тень на знаменитый фонтан, построенный Висконти в 1844 году. Когда Морин и Питер подошли к огромным входным дверям, он почувствовал ее колебания.
— Я не оставлю тебя и на этот раз, — Питер ободряюще положил руку ей на плечо и открыл двери, ведущие в глубины церкви.
Они тихо вошли и увидели группу туристов в первом приделе с правой стороны. По-видимому, это были британские студенты, изучающие искусство. Их преподаватель приглушенным голосом читал лекцию о трех шедеврах Делакруа, украшающих эту часть церкви: «Иаков, борющийся с ангелом», «Изгнание Гелиодора из Храма» и «Святой Михаил, побеждающий дьявола». В другой день Морин с удовольствием посмотрела бы на знаменитые произведения искусства и послушала лекцию на английском языке, но сегодня голова у нее была занята другим.
Они прошли мимо британских студентов и погрузились во чрево церкви, с благоговейным трепетом разглядывая массивную конструкцию исторического сооружения. Почти инстинктивно Морин подошла к алтарю, по обеим сторонам которого находились две огромные картины. Каждая из них была добрых тридцати футов высотой. На первой из них были изображены две женщины — одна в голубом, а другая в красном плаще.
— Мария Магдалина с Девой Марией? — рискнула предположить Морин.
— Судя по одежде, я бы так и сказал. Ватикан постановил, что Пресвятую Деву должны изображать только в голубом или белом.
— А моя дама всегда в красном.
Морин перешла к картине с противоположной стороны от алтаря.
— Посмотри сюда.
Картина изображала Иисуса, положенного в гроб. Мария Магдалина, по-видимому, готовила Его тело к погребению. Дева Мария и две другие женщины плакали в углу картины.
— Мария Магдалина готовит тело Иисуса для погребения? Однако именно этого нет в Евангелиях, разве не так?
— Марк в главе 15 и 16 упоминает, что она и другие женщины принесли к гробнице благовония, чтобы помазать Его, но конкретно ничего не говорится.
— М-да, — вслух размышляла Морин. — А здесь Мария Магдалина делает именно это. Однако в древнееврейской традиции помазание тела для погребения — исключительно обязанность…
— Жены, — ответил аристократический мужской голос с легким намеком на шотландскую картавость.
Морин и Питер резко повернулись к человеку, который так незаметно подошел и встал позади них. Его внешность привлекала взгляд. Он был красив мрачной красотой и безукоризненно одет, и, хотя внешность и осанка выдавали породу, в нем не было ничего консервативного. Все в Беранже Синклере несло на себе легкий налет оригинальности. Его волосы были прекрасно подстрижены, хотя и слишком длинны, чтобы когда-нибудь его могли допустить в Палату Лордов. Он носил шелковую рубашку от Версаче. Природное высокомерие, которое приходит вместе с привилегиями высшего общества, смягчалось юмором — насмешливая и почти мальчишеская улыбка появлялась на губах, когда он говорил. Морин была немедленно очарована и не могла двинуться с места, пока слушала, как он продолжает свое объяснение.
— Только жене разрешалось подготовить мужчину для погребения. Если же он умирал неженатым, в таком случае эта честь доставалась его матери. Как вы видите на этой картине, мать Иисуса присутствует, но явно не выполняет эту обязанность. Что может привести только к одному заключению…
Морин посмотрела на картину, потом снова перевела взгляд на обаятельного мужчину, стоявшего перед ней.
— Что Мария Магдалина была его женой, — закончила Морин.
— Браво, мисс Паскаль. — Шотландец театрально поклонился. — Но простите меня, я совершенно забыл о манерах. Лорд Беранже Синклер, к вашим услугам.
Морин шагнула вперед, чтобы пожать ему руку, но Синклер удивил ее, задержав ее руку в своей руке дольше, чем следовало. Он не отпустил ее немедленно; наоборот он повернул ее маленькую ручку ладонью вниз и слегка провел пальцем по кольцу. Он снова улыбнулся ей чуть-чуть озорной улыбкой и подмигнул.
Морин находилась в полном замешательстве. По правде говоря, она много раз гадала, каков из себя этот лорд Синклер. Но все оказалось не так. Она попыталась овладеть своим голосом, когда начала говорить.
— Вы уже знаете, кто я. — Она повернулась, чтобы представить Питера. — Это…
Синклер прервал ее.
— Отец Питер Хили, конечно. Ваш кузен, если не ошибаюсь? И очень образованный человек. Добро пожаловать в Париж, отец Хили. Конечно, вы бывали здесь раньше. — Он взглянул на свои стильные и безумно дорогие швейцарские часы. — У нас есть несколько минут. Пойдемте, здесь есть кое-что, что, как я думаю, вам покажется очень интересным.
Синклер, не оборачиваясь, говорил, пока торопливо шел через церковь:
— Кстати, не стоит покупать предлагаемый здесь путеводитель. Пятьдесят страниц, которые совершенно не замечают присутствия Марии Магдалины. Как будто она от этого исчезнет. — Морин и Питер следовали за его быстрым шагом, остановившись рядом с ним у еще одного маленького бокового алтаря. — И как вы увидите, ее изображения постоянно встречаются в этой церкви, но явно игнорируются. Вот замечательный пример.
Синклер подвел их к большой изящной мраморной статуе, Пьете. Дева Мария скорбила над телом Христа. Справа Мария Магдалина склонила голову на ее плечо.
— Путеводитель просто называет это «Пьета, итальянская скульптура восемнадцатого века». Конечно, классическая Пьета изображает Деву Марию, прижимающую к груди своего сына, снятого с креста. Включение в это произведение Марии Магдалины далеко выходит за рамки ортодоксальных представлений и все же умышленно игнорируется. — Синклер испустил драматический вздох и покачал головой, отмечая несправедливость всего этого.
— Так в чем заключается ваша теория? — спросил Питер несколько более резко, чем намеревался. Высокомерная манера Синклера раздражала его. — Что Церковь устроила какой-то заговор с целью исключить упоминания о Марии Магдалине?
— Делайте ваши собственные выводы, отец. Но я скажу вам вот что: во Франции Марии Магдалине посвящено больше церквей, чем любому другому святому, включая Богоматерь. В Париже есть целый район, названный в ее честь. Вы были в Мадлен, я полагаю?
Морин пораженно застыла.
— Мне раньше никогда не приходило в голову, но Мадлен — это Магдалина по-французски, не правда ли?