История загадок и тайн. Книги 1-18 — страница 405 из 917

— Рини?

Морин подпрыгнула от голоса, раздавшегося позади нее. В дверях стояла Тамми, протирая свои сонные глаза:

— Прости. Я услышала машину, а потом какое-то движение здесь. Думаю, мы все немножко нервничаем сейчас. Где падре?

— Не знаю. — Морин старалась, чтобы в ее голосе не прозвучала паника. — Машина — это Питер, который уехал из замка. Я не знаю, зачем и куда. Проклятье! Что это значит?

— Почему бы тебе не позвонить ему на мобильник и не послушать, что он ответит?

— У Питера нет мобильного телефона.

Тамми озадаченно посмотрела на Морин:

— Конечно, он у него есть. Я видела его с ним.

Пришла очередь Морин выглядеть смущенной.

— Питер ненавидит их. У него нет времени для технических новинок, и он считает мобильные телефоны особенно неприятными вещами. Он не стал его носить, даже когда я просила его сделать это на случай крайней необходимости.

— Морин, я дважды видела его с мобильным телефоном в руках. Подумай об этом сейчас, оба раза он сидел в машине. Мне не хотелось бы говорить это, но я думаю, что «неладно что-то в королевстве Аркском».

Морин почувствовала, что ее вот-вот стошнит. По выражению лица Тамми она поняла, что им обеим одновременно в голову пришла одна и та же мысль.

— Идем, — сказала Морин и, повернувшись, выбежала в коридор замка и помчалась вниз по лестнице в кабинет Синклера Тамми следовала за ней на полшага позади.

Они остановились у двери. Она была приоткрыта. Всегда с тех пор, как свитки оказались в кабинете, дверь была закрыта и заперта на ключ, даже если кто-то из них находился в комнате. Войдя в темную комнату, Морин нервно сглотнула и собралась с духом. Позади нее Тамми нащупала выключатель, кабинет осветился — и письменный стол оказался пустым. Поверхность из красного дерева засверкала при свете. На ней ничего не было.

— Они исчезли, — прошептала Морин.

Они с Тамми обыскали комнату, но от свитков Марии Магдалины ничего не осталось. Желтые странички из блокнота тоже исчезли. Не осталось ни клочка бумаги, ни даже ручки. Единственным доказательством, что свитки существовали, были глиняные кувшины, которые продолжали стоять в углу, где они не мешали проходу. Но кувшины были пусты. Настоящее сокровище исчезло.

И вероятно, что отец Питер Хили, самый доверенный человек в жизни Морин, забрал их.

Морин на дрожащих ногах подошла к бархатному дивану, чтобы сесть. Она не могла говорить, она не знала, что сказать и что подумать. Она просто сидела на диване, глядя прямо перед собой.

— Морин, мне нужно найти Ролана. Ты побудешь здесь? Мы сейчас вернемся.

Морин кивнула, она была слишком ошеломлена, чтобы ответить. Она сидела в том же самом положении, когда вернулась Тамми с Роланом, а за ними Синклер.

— Мадемуазель Паскаль, — мягко сказал Ролан, опустившись на колени около дивана. — Я сочувствую той боли, которую причинила вам эта ночь.

Морин посмотрела на могучего окситанца, который заботливо склонился над ней. Позднее, когда у нее будет возможность подробно вспомнить это время, она подумает о том, каким замечательным человеком он оказался. Самое драгоценное сокровище его народа украдено, а его прежде всего волнует ее боль. Ролан преподал ей великий урок истинной духовности. Тогда она поняла, почему этих людей называют «les bonnes homes». Добрые люди.

— А, я вижу, отец Хили выбрал себе господина, — спокойно сказал Синклер. — Я подозревал, что он так и сделает. Мне жаль, Морин.

Морин смутилась.

— Вы ждали, что это случится?

Синклер кивнул.

— Да, моя дорогая. Я полагаю, сейчас все должно выйти наружу. Мы знали, что ваш кузен на кого-то работает. Мы только не были полностью уверены, на кого именно.

Морин недоверчиво посмотрела на него:

— Что вы говорите? Что Питер меня предал? Что он все время планировал предать меня?

— Я не знаю, какими мотивами руководствуется отец Хили. Но я знаю, что такие мотивы у него есть. Я подозреваю, что до конца завтрашнего дня мы узнаем правду.

— Может быть, кто-нибудь будет любезен сказать мне, что происходит? — Это была Тамми, которая, как сейчас поняла Морин, тоже была не в курсе дела. Ролан спокойно сел рядом с ней, когда она обвиняюще взглянула на него. — Есть многое, что вы держали в секрете от меня, как я вижу, — резко сказала она гиганту.

Ролан пожал своими огромными плечами.

— Это для твоей же собственной безопасности, Тамара. У нас у всех есть свои секреты, как ты знаешь. Они необходимы. Но сейчас, я думаю, для нас пришло время открыть их друг другу. Я верю, что мадемуазель Паскаль будет только легче, когда она узнает все. Она доказала, что более чем заслуживает этого.

Морин готова была закричать от потрясения и смущения. Должно быть, смятение отразилось на ее лице, потому что Ролан потянулся вперед и взял ее за руку.

— Пойдемте, мадемуазель. У меня есть что вам показать. — Потом он повернулся к Синклеру и Тамми и сделал то, что она никогда не видела раньше — он стал отдавать им приказы. — Беранже, прикажи слугам принести кофе, а потом присоединяйся к нам в комнате Великого Магистра. Тамара, пойдем с нами.


Они прошли по лабиринту коридоров и вошли в то крыло замка, где Морин никогда не была.

— Я должен попросить у вас немного терпения, мадемуазель Паскаль, — бросил Ролан через плечо. — Я должен кое-что объяснить прежде, чем смогу ответить на самые важные для вас вопросы.

— Хорошо, — сказала Морин, чувствуя себя не в своей тарелке, пока следовала за Роланом и Тамми, и не зная, в действительности, что еще сказать. Она подумала о том дне в южной Калифорнии, когда она встретилась с Тамми у пристани. Тогда она была такой наивной; казалось, с тех пор прошел целый век. Тамми сравнила ее с Алисой в Стране Чудес. Каким верным казалось сейчас это сравнение! Морин казалось, будто она шагнула сквозь зеркало. Все, что она думала о своей жизни, резко перевернулось.

Перед ними оказалась огромная двустворчатая дверь, которую Ролан отпер ключом, который носил на шее. Когда они шагнули в комнату, раздался пронзительный звонок, и Ролан набрал код, чтобы отключить сигнализацию. Включился свет, и перед ними открылся огромный, богато украшенный зал, великолепный зал для собраний, достойный французских монархов. В своей изысканности он напоминал тронные залы Версаля и Фонтенбло. Два украшенных резьбой и позолотой кресла стояли на возвышении в центре зала, на каждом были скульптурные украшения в виде синих яблок.

— Это сердце нашей организации, — объяснил Ролан. — Общество Синих Яблок. Каждый, кто является его членом, происходит из царской династии, особенно прослеживаемой от Сары-Фамарь. Мы — потомки катаров, и мы стараемся сохранить их традиции живыми и настолько чистыми, насколько это возможно.

Он привел их туда, где над креслами, подобными тронам, висел портрет Марии Магдалины. Он был похож на картину работы Жоржа де ла Тура, которую Морин видела в Лос-Анджелесе, с одним очень важным отличием.

— Вы помните ту ночь, когда Беранже сказал вам, что одна из самых значительных картин де ла Тура исчезла и недоступна широкой публике? Это потому что она здесь, — сказал он. — Де ла Тур был членом нашего общества, и он оставил эту картину нам. Она называется «Кающаяся Магдалина с распятием».

Морин посмотрела на портрет с благоговением и восхищением. Как и все работы французского художника, это был шедевр игры света и тени. Но на этой картине Мария Магдалина сидела в другой позе, чем на всех остальных, которые видела Морин. Эта версия изображала Марию, положившую левую руку на череп Иоанна Крестителя, а в правой руке она держала распятие и устремила свой взгляд на лицо Христа.

— Эту картину слишком опасно выставлять на всеобщее обозрение. Каждый, у кого есть глаза, разглядит намек: Мария кается по поводу Иоанна, первого мужа, и с любовью смотрит на Иисуса, второго мужа.

Он подвел обеих женщин к огромной картине на другой стене. Она изображала двух святых старцев, сидящих на фоне горного пейзажа и, очевидно, погруженных в обсуждение духовных вопросов или какие-то дебаты.

— Тамара может рассказать вам историю этой картины, — сказал Ролан, улыбаясь стоящей рядом с ним Тамми. Морин посмотрела на нее в поисках объяснений.

— Это работа фламандского художника Давида Тенирса-младшего, — сказала Тамми. — Она называется «Святой Антоний Отшельник и Святой Павел в пустыне». Это не тот самый святой Павел, который писал в Новом Завете, а еще один местный святой, который тоже был отшельником. Беранже Соньер, пресловутый священник из Ренн-ле-Шато, купил эту картину для общества. Да, он был одним из нас.

Морин внимательно посмотрела на картину и разглядела теперь уже очень знакомые детали. Она показала на них.

— Я вижу распятие и череп.

— Правильно, — ответила Тамми. — Это Антоний. Он носит на своем рукаве символ, который выглядит как буква «Т», но, на самом деле, это греческий вариант креста, называемый «тау». Святой Франциск Ассизский распространил его среди нашего народа. Антоний поднял глаза от своей книги, которая является олицетворением Книги Любви, и смотрит на распятие. А теперь посмотри на Павла. Он рукой делает жест «Помни Иоанна» и спорит со своим другом, кто является первым мессией, Иоанн или Иисус. Книги и свитки, рассыпанные около их ног, должны показать, как много материала надо рассмотреть в этой дискуссии. Это очень важная картина. Деревня на холме символизирует Ренн-ле-Шато, а на фоне пейзажа — посмотри, кто там?

Морин улыбнулась.

— Пастушка и ее овцы.

— Конечно, Антоний и Павел спорят, но позади них, вдали, виднеется пастушка, чтобы напомнить, что однажды Долгожданная найдет спрятанные Евангелия Марии Магдалины и положит конец всем спорам, открыв правду.

Беранже Синклер тихо вошел в комнату, когда Ролан говорил:

— Я хотел показать вам эти вещи, мадемуазель Паскаль, чтобы вы знали, что мой народ не желает зла последователям Иоанна и никогда не желал. Мы все — братья и сестры, дети Марии Магдалины, и мы хотим, чтобы все могли жить в мире.