Конечно, Да Гама слышал про генерала Шахджи. Он знал, что это коварный, хитрый и яростный солдат, который когда-то был среди восставших, но заключил мирный договор, а потом стал главнокомандующим армиями Биджапура. Да Гама не ожидал, что человек с подобным прошлым будет таким циничным и одновременно таким дружелюбным, таким хорошим стратегом и одновременно хорошим тактиком. Было ясно, почему Шахджи сделали командующим, несмотря на то что он индус.
Когда они подъехали к первому форту, Да Гама попросил разрешения спать под открытым небом вместе с Шахджи и его людьми. Генерал вначале удивился, потом согласился.
— Настоящие солдаты ненавидят крышу над головой, — сказал ему Да Гама.
Лицо Шахджи сохранило бесстрастное выражение, но по его глазам было ясно: он считает, что нашел друга.
На следующее утро Да Гама уловил запах выпекающегося хлеба. Он принюхался, определил, откуда этот запах исходит, и пошел туда от спящих солдат. В нескольких ярдах за главной казармой находилась приземистая кирпичная кухня. При приближении Да Гамы дюжина серых ворон поднялась с земли, махая крыльями, и села на большое манговое дерево. Рыжая собачонка зарычала на подошедшего, но замолчала, когда Да Гама зарычал в ответ.
Он нырнул в низкую кухонную дверь и увидел нескольких женщин, работающих у небольшого очага. Они чистили лук и жарили овощи. В окно залетали ласточки и садились на низкие стропила. Одна из женщин подняла голову и бросила Да Гаме плоскую лепешку из тех, которые пекла. Он схватил ее на лету.
— Хочешь найти настоящего солдата — ищи кухню, — из темного угла ему улыбнулся Шахджи. — Масло здесь.
Да Гама уселся рядом с ним и вытянул вперед грязные сапоги. Он знал, что невежливо вытягивать ноги, но его это не волновало. Он был счастлив и не знал, когда в следующий раз будет испытывать то же чувство.
Боевым кинжалом Шахджи отрезал кусок масла с глиняной тарелки и намазал им лепешку Да Гамы.
— Не говори мне, что не любишь эту простую еду, — сказал Шахджи. — Я вижу, что любишь.
— Люблю, — рассмеялся Да Гама. — Какие у вас планы, генерал?
Шахджи оглядел его.
— Мы возвращаемся в Биджапур. Наша инспекторская проверка закончена, — Шахджи сделал паузу. — Ты начинаешь беспокоиться, Деога. Ты начинаешь сомневаться, правильно ли поступил, оставив молодого фаранга главным в Бельгауме.
Да Гама пожал плечами, потом осторожно кивнул, подтверждая, что это так.
— Видишь, тебя несложно понять. Я сам думаю, мудро ли ты поступил.
Да Гама мгновение смотрел на Шахджи.
— Почему вы это говорите, господин? Он ведь в некотором роде герой, не так ли? Именно он отправился за помощью. Именно он нашел вас и ваших людей. Если бы он не нашел вас, мы все сейчас были бы мертвы.
Шахджи приподнял брови.
— Возьми еще масла, — предложил он. — Этот твой парень, как я думаю, спешил не за помощью. Я думаю, что он просто бежал. Мы услышали выстрелы и уже направлялись к месту, чтобы разобраться. Одному из моих людей даже пришлось догонять парня, чтобы привести к нам.
Шахджи помолчал минутку, чтобы Да Гама переварил услышанное.
— Возможно, тебе следовало оставить евнуха за старшего.
Да Гама изумленно смотрел на него. Шахджи кивнул с серьезным видом и продолжил.
— Я сильно удивился, увидев этого евнуха с вами. Раньше он был очень уважаемым лицом при дворе султана. Он считался правой рукой хасваджары. Ты знаешь, что означает это слово?
— Знаю, — сказал Да Гама. — Вы уверены, что это тот же евнух?
Шахджи кивнул.
— У него при дворе возникли какие-то проблемы. Хиджры… кто их понимает? Вероятно, Виспер его простил, иначе он до сих пор находился бы в ссылке. Может, он имеет доступ и к вдове султана, и она прислушивается к его словам.
Шахджи рассмеялся и похлопал Да Гаму по плечу:
— Послушай, Деога, откуда мне знать? Я — простой солдат, как и ты. Может, этот парень Джеральдо все сделает правильно.
— Кто может сказать? И что я могу сейчас сделать? — ответил Да Гама, качая головой. — То, что сделано, сделано. Джеральдо — член семьи. Если бы я оставил за старшего кого-то другого, мои хозяева не поняли бы этого, — Да Гама отщипнул кусок хлеба и жевал его, словно тот был совершенно безвкусным. — Если бы Патан не пострадал, то все было бы проще.
— Да, — согласился Шахджи. — Принц Патан — хороший человек. И весьма богатый, если верить сплетням, но он предпочитает быть солдатом, а не аристократом. Однако задумываешься: зачем богатому человеку быть солдатом? — Шахджи встал, потянулся и громко зевнул; женщины у очага уставились на него и расхохотались. — Сегодня, Деога, ты попадешь в Биджапур! Пошли, разбудим остальных.
— Вы, фаранги, сюда не заезжаете, да? Во внутренние районы Индостана? — заметил Шахджи уже в пути. — Вы по большей части держитесь морских портов, словно пловцы, которые боятся отплывать слишком далеко от берега.
— Да, генерал. Я очень мало путешествовал по Деканскому плоскогорью. Многое я увидел впервые, — согласился Да Гама.
Воображаемая карта Индостана, запечатлевшаяся у него сознании, состояла из побережья и нескольких горных перевалов, которые вели к ближайшим торговым городам, островам в море его незнания. Он не представлял, насколько на самом деле обширна страна, не бывал за зелеными горами, вроде тех, что окружают Бельгаум, где достаточно влаги, не знал, что за ними тянется бесконечная сухая и покрытая трещинами равнина. Время от времени встречались зеленые поля и леса, где можно было найти тень, но по большей части попадалась усыпанная камнями земля, более однообразная и унылая, чем любой океан.
Лошади теперь устало качали головами и тяжело дышали. Дорога, петляя, шла вверх под безжалостным солнцем, все время вверх. Вчера, при свете последних солнечных лучей, они впервые увидели на горизонте плато, на котором стоял город Биджапур. Теперь их дразнила его далекая тень, отказываясь приближаться, независимо от того, как долго они ехали.
Да Гаме не хватало приятного, мягкого морского ветра, который дует на побережье. Здесь воздух пах, словно раскаленный металл. Язык во рту пересох, ветер был такой сухой, что Да Гама даже не вспотел, несмотря на жару. Он пил из бронзовой канистры, но вода стала теплой и невкусной, и жажда не утолялась.
Во время последнего дня пути Шахджи ехал рядом с Да Гамой, задавал короткие, осторожные вопросы, на которые Да Гама добродушно отвечал. Он получал удовольствие от общения с генералом. Он заметил, что Шахджи, похоже, с ним чувствовал себя лучше, чем со своими подчиненными. Вначале Да Гама подумал, что это обычное желание офицера отделиться от солдат. Затем он понял, что Шахджи в Биджапуре — бывший враг, который очень умело сдался и стал командующим. Да Гама догадался, что Шахджи, как и он сам, чувствовал себя здесь чужим, и искал общения с другим чужаком. Кроме того, из всей группы только они с Шахджи не были мусульманами. Он подумал: что Шахджи делал во время молитв до того, как появился Да Гама, с которым он вел беседы?
Однако, несмотря на растущую близость, Шахджи не позволял себе говорить совершенно свободно. Он высказывал свое мнение о политике двора и скандалах, о причудах придворных и коварстве евнухов, но обходил стороной военные темы.
Тем не менее у Да Гамы сложилось определенное представление о фортах на северо-западе и о том, как эти форты обеспечивают власть Биджапура над западными торговыми путями. Он соединил вместе все, что узнал. Шахджи раньше командовал восставшими, и ему удавалось контролировать достаточную часть территории, чтобы поставить Биджапур на колени. Но он выбрал почетный союз вместо постоянной войны.
Теперь Шахджи был богат, обладал властью, но для биджапурцев он навсегда останется чужаком и всегда будет под подозрением. Да Гама понял, что доверять он может лишь немногим. Возможно, это объясняло, почему Шахджи решил подружиться с Да Гамой.
Казалось, генерала особенно заинтересовали подробности нападения разбойников на караван из Гоа, и он несколько раз расспрашивал об этом Да Гаму. Вначале Да Гама сожалел, что не очень хорошо знает хинди, поскольку предположил, что Шахджи неправильно его понял, но потом обнаружил, что Шахджи хочет получить от него максимально подробное описание.
Вопросы Шахджи крутились вокруг Слиппера. Как он оказался в караване? Да Гама объяснил, что Слиппер прибыл в Ориссу примерно в то время, когда он сам забирал профессиональную танцовщицу. Слиппера отправили сопровождать ее во время пути в Биджапур. Да, сказал Шахджи, но как он изначально узнал про эту профессиональную танцовщицу? Его послал Карлос Дасана или кто-то из Биджапура? Кто организовал его появление в Ориссе, и так быстро? К сожалению, Да Гама не мог дать ответы, которые бы удовлетворили Шахджи.
— Но какая разница, генерал? — спросил Да Гама. — Он всего лишь евнух.
Шахджи долго смотрел на Да Гаму, и только потом ответил:
— Объясни, почему ты так сказал.
— Ну, я предполагаю, что он в некотором роде служанка для женщины или что-то типа того, не так ли? Разве евнухи не обслуживают женщин так, как конюхи ухаживают за лошадьми? — Да Гама внезапно почувствовал себя дураком.
— Ты так считаешь? — Шахджи заговорил шепотом, но глаза у него горели. — Евнухи — это болезнь. Они словно ленточные черви присасываются к высокопоставленным и богатым людям. Они — паразиты! Как клещи, они пьют чужую кровь. У них нет детей, которых нужно обеспечивать, нет наследников, над которыми надо трястись. Это, по их словам, делает их объективными и менее склонными к воровству. Но это лишь одно из их бесконечных лживых заявлений. Вскоре они начинают управлять гаремом, потом слугами, потом всем хозяйством, даже семейным делом. В каждом большом доме есть свой хасваджара, и вскоре никто пошевелиться не может без его одобрения. Они совращают женщин мерзкими уловками, а мужчин — алкоголем, опиумом и всякими непристойностями. У них живой ум, хорошо подвешенные языки, а уши всегда все слышат. Кто еще знает самые интимные детали жизни их господ? Кто еще слушает с таким вниманием? У евнухов нет религии, нет страны, нет семьи, нет друзей. Словно крысы, которые строят город в канализационной трубе, они создали свое собственное общество, только их общество, б