Она бросилась к сваленной грудой одежде и вернулась с коротким ножом. Затем опять погрузилась в темную воду.
Я все сняла с себя, задержала дыхание и нырнула следом. Мои руки рылись в темноте, словно крабы. Пригоршни песка. Под дощатый пол не заглядывала луна. Скользкая веревка царапала руки. Я крепко ухватилась за нее и, прикасаясь ногой к сети, поползла вперед. Когда становилось нечем дышать, я всплывала на поверхность. Нога запуталась в веревках, я пыталась освободить ее. Внезапно меня схватили крепкие руки и вытащили из сети.
— Вылезай из воды и наблюдай сверху, — потребовала Виолетта, подталкивая меня к ступеням. Когда же я попробовала вновь войти в воду, она предостерегла меня: — Если она умрет, вина ляжет на тебя. Я не могу одновременно заботиться о вас обеих. Ты принесешь больше пользы на помосте. Поспеши.
Вся дрожа, я поднялась наверх. Съежившись, села у края водоема и стала наблюдать, не появится ли Мэри на поверхности воды. Виолетта надолго скрылась из глаз, и я уже начала беспокоиться, не затянуло ли ее в сеть. Раскачивалась взад и вперед абсолютно голая в свете лампы. Просто не знала, что же делать. Зубы стучали, а я энергично молилась. Наконец появилась Виолетта.
— Она умерла. Нет смысла поднимать ее тело.
Я бросилась к воде:
— Она, наверное, еще жива.
Служанка преградила мне путь:
— Я ее видела. Слишком поздно. Она запуталась в сети, и мне не удалось освободить ее.
— Да хранит нас Аллах! — крикнула я, пытаясь оттолкнуть служанку.
Я уже видела мертвых, однако теперь мне предстояло встретиться с гибелью очень близкого человека. Виолетта обняла меня за талию, прижала к доскам и отпустила, когда я полностью обессилела от борьбы.
— Что же делать?
Я опустилась на колени у края заводи. Слезы застилали мне свет лампы. Виолетта оставалась в темноте, однако я ощущала на себе ее пристальный взгляд.
— Надо постараться, чтобы тело унесло течением, — сказала она как ни в чем не бывало, будто хотела избавиться от остатков еды на кухне. — Никто не узнает, где она умерла и при каких обстоятельствах. Утром Мэри уже будет резвиться вместе с дельфинами в Мраморном море. Осталось только отнести ее подальше, где течение сильнее.
Резвиться… Я не знала, ужасаться ли мне ветрености служанки или искать утешения в образе златовласой Мэри, восседающей на дельфине, подобно греческой богине.
— Необходимо вызвать полицию, — пробормотала я. — Дядя Исмаил знает, что нужно делать в подобных случаях.
— И что мы скажем? Три женщины проводили ночь в морской хамам, и одна из них погибла? Как мы объясним ее смерть? Во всем обвинят тебя.
Я посмотрела на Виолетту снизу вверх:
— Почему? Произошел несчастный случай.
— Обвиняют всегда слабейшего. Треснувший сосуд раскалывается в первую очередь. — Свет лампы искажал черты ее лица.
Я продолжала раскачиваться, не отрывая взгляда от черной воды.
Виолетта вновь нырнула. Через некоторое время она положила на помост туфли, а затем юбку, рубашку, нижнее белье. Я присела на корточки возле жалкой кучки.
— Тело в одежде не утонет, — объяснила она, вылезая из воды. — Не удалось снять драгоценности. Попробую еще раз.
Золотой плетеный браслет из Бедестана, где мы впервые повстречались. Серебряный кулон, который я, по-детски жадничая, сняла с шеи Ханны Симмонс и годы спустя подарила Мэри, обожавшей османские драгоценности. Ожерелье утонувшей женщины носила другая, которую постигла схожая участь.
Ужаснувшись, я удержала Виолетту:
— Не надо.
Она стала спокойно и терпеливо объяснять, будто ребенку:
— Перед баней есть площадка. Если я нырну оттуда, то смогу вытащить ее. Неподалеку отсюда проходит сильное течение. Оставайся пока здесь. — И она исчезла в темном коридоре. Залаяла собака, потом все стихло.
Я сидела на мокром шелковом одеяле, почерневшем от морской воды, и смотрела на одежду подруги, с которой собиралась связать дальнейшую жизнь. Вещи лежали передо мной, словно останки неведомого морского существа. Я поднесла к ним лампу. Черный глаз водоема недобро смотрел на меня. В тишине раздался всплеск. Тонкая линия двигалась по воде.
Глава пятьдесят третьяХАОС НА КОВРЕ ЖИЗНИ
Они осторожно передвигаются по богато обставленным комнатам, прислушиваясь, не отзовется ли кто на их крики.
Берни смотрит по сторонам — на китайские вазы вышиной в человеческий рост, на шкафчики с фарфоровой посудой, позолоченные ширмы, статуи, стенные украшения, гардины.
— Человек, собиравший такое добро, просто бредил Китаем. Это же все китайский антиквариат, причем абсолютно необычный.
— Асма-султан?
— Похоже на то.
Берни останавливается у полки, на которой лежат ряды свитков. Он разворачивает один из них и подносит к лампе. Потом зовет Камиля.
— Взгляни на рукопись. Кто-то здесь читает по-китайски.
— Асма-султан — ваш человек во дворце? — недоверчиво спрашивает Камиль.
— Скорее всего так оно и есть. — Берни удивленно качает головой: — Только зачем ей понадобилось свергать Абдул-Хамида? Ведь ее муж — великий визирь.
— Может быть, она несчастлива в браке.
— Ну, в таком случае половина всех женщин в мире имеют повод для мести, однако они же не плетут заговоры и не сотрудничают с иностранными разведками ради свержения работодателей своих мужей. Кроме того, она рискует собственным благосостоянием.
— Не совсем так. Будучи дочерью султана, она владеет огромным богатством.
— Но ее отца сместили, а потом довели до самоубийства. Полагаю, она могла затаить злобу на его недругов.
Они переходят из одной комнаты в другую, время от времени окликая Сибил по имени.
Камиль выходит из спальной, одной среди многих, расположенных вдоль коридора.
— Огромный дом, но, кажется, совершенно пустой. Возможно, он принадлежал матери Асмы-султан. Ей пришлось переехать в Старый дворец после смерти мужа.
— Так, может, мать жаждет мести. Она затаила злобу на тех, кто прогнал ее из дворца после смещения мужа. Вот тебе и объяснение, как китайское стихотворение оказалось в кулоне. Ее мать еще жива?
— Не знаю.
Берни идет с лампой по комнате и вновь зовет Сибил.
— Необходимо найти ее. Не убила ли Асма-султан Ханну? Когда тайная полиция что-то пронюхала, она могла устранить любого, кто вывел бы агентов на ее след. Возможно, эта женщина считает, что Сибил располагает опасными для нее сведениями. — Он подносит лампу к лицу судьи. — Ты должен арестовать ее.
— Арестовать придворную даму? — Он не смотрит в глаза Берни. — Нет, мой друг, не имею права, — медленно говорит Камиль, защищая глаза от света рукой.
Судья вспоминает уклончивость Ферат-бея, которую он счел за некомпетентность. Возможно, старый начальник полиции обладал большим мужеством, чем он, Камиль, который в угоду юрисдикции идет против совести. Он опускает руку в карман и нащупывает четки. Однако они не приносят успокоения.
— В любом случае я рискую потерять работу. Мой начальник, Низам-эфенди, с радостью обвинит меня в казни Хамзы без суда и следствия.
— Надо благодарить нашего друга Мишеля. — Берни искоса смотрит на угрюмое лицо товарища. — Ставлю последний доллар на то, что за всеми убийствами стоит тайная полиция, а не Асма-султан. Возможно, агенты хотели выведать у девушек имя человека, с которым они контактировали во дворце. Беда в том, что гувернантки ничего не знали. Интересно, кто же донес на них?
Под его ботинками слышится скрежет стекла.
— Очень странно. — Берни подносит лампу к разбитому предмету, валяющемуся на полу. — Какая-то посторонняя вещица. — Он трогает ее мыском.
— Что там такое?
— Восковые цветы под стеклом — последнее увлечение английских модниц. Похоже, кто-то уронил. Украшение плохо вписывается в дом, заполненный китайским антиквариатом. Ты так не считаешь?
— Сибил могла принести с собой подарок.
Берни кричит:
— Сибил! — Голос эхом отдается в огромном зале.
— Мы уже осмотрели весь дом. Ее здесь нет.
— Поищем теперь во дворе. — Берни открывает стеклянную дверь. Они выходят в патио.
Камиль жестами объясняет, что следует остановиться и прислушаться. Слышен лишь тихий плеск воды.
— А что там такое? — Берни подходит к краю патио и смотрит за балюстраду. — Вода проходит под домом.
— Обитатели виллы садятся в лодки прямо здесь. — Камиль всматривается в темноту. — Внизу находится что-то вроде причала.
Раздаются шаги, друзья резко поворачиваются на звук и хватаются за оружие.
Из дома выходит посольский кучер Сами с лампой в руках.
— Рад встрече, Сами, — приветствует его Берни. — Хорошо, что ты нашел нас. Другие идут за тобой?
— Да, эфенди. Они скоро будут здесь. Я приехал раньше.
Они идут по патио, освещая помещение лампами.
— Смотри, что там. — Камиль подносит лампу к столику, уставленному яствами. — Все свежее. — Он засовывает руку в ботинок и достает длинное тонкое лезвие. — Черт возьми! Клянусь, гостьей здесь была Сибил. Но куда же она пропала? — Он кричит: — Сибил!
— Помогите! Вытащите меня отсюда! — слышится слабый и искаженный голос девушки. Потом всплеск воды, и снова наступает тишина.
Камиль кричит:
— Сибил, не молчи! Где ты находишься? — Он смотрит на Берни. — Голос доносился оттуда. — Судья показывает на угол патио. — Будь осторожен.
Берни зовет Сибил, однако ответа не слышит. Он вынимает револьвер.
Мужчины медленно продвигаются по плиточному полу к стене в конце дворика. Когда они приближаются, Камиль шепчет:
— Смотрите, это не стена, а резной щит. За ним что-то есть.
Он поднимает лампу и смотрит за щит.
— Да хранит нас Аллах. В полу — дыра. Хорошо, что у нас с собой лампы.
— Она внизу, — говорит Берни и падает на землю. — Какая тут глубина? Боже, если она упала туда…
Камиль и Сами также бросаются на пол, вглядываясь в черный квадрат под ними. Лампы высвечивают мерцающую воду, среди которой находится что-то вроде островка. Он пуст.