– Милая Роза, вот уж не поверю! Ты ее видела? Она такая нелепая! Что за манеры! У нее походка, как у генерала Статтфорда.
И дорогая Клара заходила по балкону огромными шагами, размахивая руками.
– Эмили сказала, что она совершенно ничего не умеет! Представляешь, она даже верхом ездит в мужском седле и, что самое ужасное, в мужском костюме!
– Какой кошмар! Ну, где же мистер Грэм и лорд Пеннингтон? Так хочется пить!
Роза, брюнетка в салатовом платье, обхватила себя руками.
– Бр-р! Здесь так холодно! Давай вернемся и поищем их. Наверно, мы разминулись.
– А ты заметила, какое на ней платье? Такой цвет даже моя мама не может…
Окончание фразы я не расслышала, поскольку милая Роза подхватила дорогую Клару под руку и утащила прочь с балкона.
Мое лицо пылало, и я возблагодарила темноту за то, что она это скрывала. Я задыхалась, мне катастрофически не хватало воздуха.
Видимо, молчание затянулось, и мистера Стэнли это обеспокоило.
– Вы же не собираетесь плакать, верно? – спросил он очень неуверенно.
– Плакать? Я?!
От бешенства и унижения у меня перехватило дыхание, и слова выходили с каким-то змеиным шипением.
– Вот и славно. А то я чуть было не подумал, что Вас могут расстроить эти глупые гусыни.
Он все еще держал меня за талию и, похоже, не собирался отпускать.
– Я ничуть не расстроена. К тому же все, что они говорили, – чистая правда. Я действительно нелепая, неуклюжая. Хожу, топая, как слон, и размахиваю руками…
– Жанна, не будьте дурой!
Поздно, я уже завелась.
– … Езжу в мужском седле и в мужском костюме. Не умею ничего, что умеют приличные барышни, даже танцевать. Что касается моего платья…
Он не дал мне договорить. Просто взял и поцеловал.
Неудачный момент для первого поцелуя.
Абсолютно бесчувственный субъект.
Леди Дартмут и леди Олдерли, похоже, не прекращали свои сплетни ни на секунду. Тетя София все говорила и говорила, но, увидев меня, оборвала себя на полуслове.
– Боже мой, милая! С тобой все в порядке? Ты вся горишь!
– Тетушка, у меня разболелась голова. Здесь так душно. Я думала, что на свежем воздухе мне станет лучше, но стало еще хуже.
Леди Дартмут переполошилась и объявила, что мы немедленно возвращаемся домой. Она усадила меня на свое место, наказала Мелинде присмотреть за мной, а сама отправилась на поиски Бетси.
– Дорогая моя, Вам уже лучше?
Герцогиня собственноручно обмахивала меня веером. Мне оставалось только жалко улыбаться ей.
Глава 10
Всю ночь я прометалась в своей постели, не сомкнув глаз. Меня бросало то в жар, то в холод. То перед глазами вставало его лицо – вот оно приближается ко мне, сейчас он меня поцелует, сердце обрывается и летит в пропасть – то в ушах звенело «Нелепая… Нелепая!», и кровь стучала в висках.
Совершенно измучившись, я встала ни свет, ни заря. Лучшее лекарство от любой депрессии – верховая прогулка. Это я с детства усвоила.
Наскоро одевшись и спрятав волосы под шляпу, я потихоньку, чтобы никого не будить, прокралась на конюшню. Полная Луна осталась в Миддлтоне. Я оседлала Эмира и направилась в Марилебон-парк.
Эмир, белоснежный арабский жеребец, грыз удила и рвался в бой. Обычно на нем ездил Джеффри. Но сейчас Джеффри был в Оксфорде, поэтому с разрешения сэра Генри на Эмире ездила я. Сэр Генри предупредил меня насчет капризного норова жеребца, но я с ним прекрасно ладила. Он был невысокий, изящный, горячий и понимал меня с полуслова.
Выехав на широкую аллею, я пустила его вскачь. Словно вырвавшись на волю после долгого заключения, Эмир полетел стрелой.
Утро было морозным. Замерзшие за ночь лужицы разлетались из-под копыт звонкими льдинками. Город еще спал, и вокруг не было ни души. Мы носились по пустынным дорожкам и аллеям без боязни кого-либо сшибить.
Наконец, отведя душу, я перевела жеребца на рысь, а потом на неспешный шаг. Эмир шумно отдувался, и мне стало стыдно. Его бока тяжело подымались и опадали, он храпел и грыз удила. Я наклонилась вперед, погладила его по шее и попросила у него прощения. Я говорила ему, какой он замечательный, умный, быстрый. Эмир тряс головой, то ли соглашаясь, то ли негодуя.
Мы неторопливо возвращались домой. На улицах начали появляться люди. То там, то тут мелькали одинокие прохожие, в основном лавочники и водоносы.
Позади нас послышался какой-то шум. Эмир насторожился, и я обернулась. На бешеной скорости нас догоняла карета. Четверка вороных неслась как сумасшедшая. Перепуганный возница вопил благим матом и безуспешно пытался остановить лошадей.
Наконец, они с совершенно диким видом пронеслись мимо нас. Я пришпорила Эмира. Он догнал вороных и помчался рядом. Мне оставалось только протянуть руку и схватить ближайшую ко мне лошадь под уздцы. Что я и сделала.
Через некоторое время вороные начали сбавлять ход, а потом и вовсе остановились.
Бедняга на козлах сидел ни жив, ни мертв и только смотрел на меня, выпучив глаза и открыв рот. Я отпустила вороного и спрыгнула на землю.
Из кареты послышались звуки. Затем кто-то постучал по крыше, и мелодичный голос задушевно произнес:
– Джонс, черт бы тебя побрал, оторви свою чертову задницу и помоги мне, наконец, выбраться из этой чертовой колымаги!
Взгляд Джонса обрел осмысленность. Бедняга закрыл рот, слез со своего сиденья и открыл дверцу кареты.
На свет показалась длинная трость черного дерева, затем нога в роскошном сапоге. Опираясь на руку Джонса, чертыхаясь и проклиная все на свете, из кареты выбрался самый красивый мужчина, какого я только видела.
Невысокого роста, изящно сложенный, он, тем не менее, совсем не походил на хрупкого и изнеженного светского льва. А в том, что это светский лев, сомнений не было. Об этом говорила и дорогая одежда (неброская, какой и должна быть истинная роскошь), и горделивая осанка, которую он, правда, сохранял с трудом.
Джентльмен тяжело опирался на трость, перенеся весь вес на правую ногу. Левую, не гнувшуюся в колене, он отставил в сторону.
Мужчина огляделся по сторонам, сделал правильный вывод и широко мне улыбнулся.
Невероятно! У него на щеках были ямочки!
– Мой юный друг, – сказал он чарующим голосом, – неужели это Вам я обязан своим чудесным спасением? Не представляю, как мне Вас благодарить! В другое время я сам бы справился с ситуацией, но в настоящий момент я беспомощней младенца. Если бы не Вы – мы с Джонсом, вероятно, уже были бы мертвы! Впрочем, Джонс своей смерти сегодня все равно не избежит, – ласково закончил незнакомец.
– Это все белка виновата, – уныло сказал Джонс и погрузился в беспросветную тоску.
Мой собеседник не обратил на него никакого внимания и продолжил, обращаясь ко мне:
– Позвольте представиться – Гарольд Хитфилд к Вашим услугам. Но друзья могут называть меня Гарри.
Он крепко пожал мою руку и продолжал что-то говорить, но я его не слушала, а только смотрела на него во все глаза.
Ну и ну! Значит, это и есть тот самый Гарри Хитфилд! Что ж, теперь я понимаю половину девушек Лондона!
Русые волосы, темные глаза, правильные черты лица. Однако сказать, что он был красивым, – значит, ничего не сказать. Было в мистере Хитфилде что-то особенное, что-то такое, что притягивало к нему взгляд, как магнитом, и не отпускало. Я пока не понимала, что именно, и просто смотрела на него. Может, дело было в выражении его лица, открытом и ласковом, а может, в необыкновенной улыбке и этих ямочках…
– Позвольте же узнать Ваше имя, – сказал мистер Хитфилд, и я очнулась.
В это время какой-то всадник подъехал к нам неспешной рысью, и знакомый голос громко произнес:
– Доброе утро, мадемуазель д’Аранкур! Ба, Гарри! Откуда ты взялся? Я ждал тебя через неделю!
И мистер Стэнли собственной персоной спрыгнул со своего Капитана и встал рядом со мной.
– Привет, Джек! – заулыбался мистер Хитфилд, обозначив ямочки на щеках, и у меня снова дрогнуло сердце. – Как видишь, обстоятельства изменились, – и он указал на свою негнущуюся ногу.
После этого мистер Хитфилд начал озираться в поисках мадемуазель и, не обнаружив таковую поблизости, уставился на меня.
– Чтоб я сдох! – изрек мистер Хитфилд и покраснел.
– Что тут происходит? – скучным голосом осведомился мистер Стэнли.
– Джек, ты не представляешь! Этот… Эта юная… леди только что спасла мне жизнь!
– Вот как? Ну почему же, очень хорошо представляю, – невозмутимо отозвался мистер Стэнли.
– Боже мой, мадемуазель, я вдвойне счастлив познакомиться с Вами! Пожалуйста, скажите же, кто Вы!
– Жанна д’Аранкур. Я племянница леди Дартмут.
Мне было и смешно, и неловко перед ним за свой вид. Но мистера Хитфилда, похоже, ничто не смущало. Он с жаром схватил мою руку и поцеловал.
Мистер Стэнли переступил с ноги на ногу.
– Гарри, ты чертовски плохо выглядишь. Тебе нужен доктор, мягкая постель и не меньше десяти часов хорошего сна. Отправляйся домой. Я заеду к тебе вечером.
Мистер Хитфилд внимательно посмотрел на своего друга, потом перевел взгляд на меня. Что-то неуловимое мелькнуло в его глазах, но я не успела понять, что именно.
– Ну что ж, – сказал мистер Хитфилд, – без докторов мы как-то научились обходиться, а вот крепкий сон мне и правда не помешает. Так что я прощаюсь с Вами, мадемуазель д’Аранкур, но только на сегодня. Вы позволите мне засвидетельствовать Вам свое почтение завтра?
– Буду рада видеть Вас, мистер Хитфилд, – выдохнула я.
– Гарри! Зовите меня Гарри, моя дорогая спасительница! – улыбнулся мне мистер Хитфилд (опять сверкнули ямочки на щеках) и снова поцеловал мне руку. Мистер Стэнли совсем поскучнел. – Позвольте мне откланяться. Мне действительно нужно отдохнуть. К тому же я должен прибить Джонса.
Если Джонс полагал, что о нем забыли, то он жестоко ошибся.
Мистер Хитфилд с помощью будущего покойника забрался в карету, помахал нам в окошко рукой и уехал.