– Умоляю, простите меня! Но что Вы здесь делаете? И в таком виде?!
Под плащом у маркиза оказалась матросская роба.
– Девочка моя, я не могу сейчас с тобой разговаривать. Прости, но тебе опасно находиться рядом со мной.
Он снова сжал мою руку, оглянулся по сторонам и нырнул в толпу. А я осталась стоять столбом.
Вот так встреча! Я не видела крестного с тех самых пор, как он и маркиз де Ла Файетт приезжали к нам. Он похудел, осунулся, но не утратил ни царственной осанки, ни надменного вида. Ему и так-то трудно затеряться в толпе, а тут еще я со своими воплями. У меня даже слезы выступили от злости на свою глупость.
Ну конечно же, он скрывается! Господи, неужели я ему навредила?
Ужасно расстроенная, я развернулась и побрела к своим. Они уже потеряли меня. Катрин металась, заламывая руки, а Гастон, приставив ладонь козырьком ко лбу, высматривал меня в толпе.
Мой убитый вид вызвал у них самые худшие опасения.
– Жанна, где ты пропадала? Что случилось? Тебя обидели? Ограбили?!
– Господи, да кому я нужна! Успокойтесь. Ничего не случилось. Просто я заблудилась. Все, едем домой. Я устала.
Мы забрались в повозку и направились домой.
День был безвозвратно испорчен. Я до вечера промучилась, пытаясь убедить себя, что никому не навредила, и что с крестным все будет хорошо.
Наступила ночь. Отец заснул с книгой в своем кресле. Я с хрустом потянулась и отставила корзинку со штопкой. Пора спать. Надо позвать Альфонса и перенести отца в спальню.
И в этот момент дверь распахнулась, и в гостиную вошел Жером. Я никогда не видела его таким взволнованным.
Папа сразу проснулся и выпрямился в своем кресле. У меня тоже сон как рукой сняло.
– Хорошо, что вы еще не спите!
– Боже, Жером, у тебя такое лицо! Что-то случилось?
– Мальчик мой, с тобой все в порядке? Ты не ранен?
Я вскочила со своего места и подбежала к нему.
– Не тратьте время на расспросы. Дорога каждая минута!
– Да объясни же, наконец, в чем дело!
Жером повернулся ко мне и взял мои руки в свои.
– Жанна, завтра за тобой придут! Тебя арестуют, понимаешь?
Я стояла, пытаясь осмыслить услышанное.
На шум прибежала Катрин. Увидев, кто приехал, она помчалась за Матильдой. И вскоре все обитатели замка собрались в гостиной.
Все кричали, перебивая друг друга. И тут, перекрывая всеобщий гам, раздался голос Жерома:
– Тихо!
И стало тихо. Я машинально отметила про себя, что полгода службы не прошли впустую – тон у него был самый что ни на есть командирский.
– Рассказываю по порядку. Слушать и не перебивать. Вопросы потом. Ясно?
Он обвел всех суровым взглядом. Все молчали.
– Завтра Робер выходит в море. И сегодня его родственники организовали по этому случаю небольшое застолье. Он пригласил меня, и я пришел сразу, как освободился. К моему приходу большая часть гостей уже основательно набралась. Все говорили одновременно, и никто никого не слушал. Я подсел к краю стола. Рядом со мной сидел какой-то человек. Я так и не понял, кто он такой. Похоже, писарь, а может, и секретарь у окружного прокурора. Он уже окончательно напился и разговаривал сам с собой, сперва тихо, затем все громче, – тут Жером потер лоб, и я обратила внимание, как трясется его рука. – Поначалу я к нему не прислушивался. Он что-то плел про тяжкий труд и нищенскую оплату. Я насторожился, лишь когда он упомянул маркиза де Ла Руэри. Но когда он назвал твое имя, я его чуть не прибил.
Жером сглотнул подступивший комок. Я стояла, не дыша.
– Из его слов я понял, что раскрыт контрреволюционный заговор, в котором замешан маркиз. А, может, маркиз возглавляет этот заговор, я не понял. Так вот, на днях был подписан приказ об аресте маркиза и его сообщников, и теперь их разыскивают. А сегодня эта канцелярская крыса получила новые указания и собственноручно написала еще один приказ. О твоем аресте, Жанна! Я не представляю, что могло произойти!
– Зато я представляю, – у меня подкашивались ноги, пришлось опуститься в кресло. – Я сегодня встретилась с крестным. В порту.
– Господи, зачем ты это сделала?
Жером почти кричал. Я тоже повысила голос.
– Я случайно! Мы столкнулись в толпе. Мы даже не поговорили толком!
– Что он сказал?
– Да ничего не сказал! Сказал, что мне опасно находиться с ним рядом, и тут же исчез.
– Все ясно. За ним наверняка следили. А, увидев, как ты с ним говоришь, решили, что ты его сообщница.
– Что за вздор! Ну, какой из меня заговорщик!
– Да я знаю, что никакой! И Пишо это знает. Но это не помешает ему отправить тебя на эшафот!
– Пишо? При чем здесь Пишо?
– Вы что, ничего не знаете? Гражданин Пишо теперь служит делу революции. Он окружной прокурор.
Я почувствовала, как чья-то липкая и холодная рука сжала мое сердце. Да, это удобный повод поквитаться со мной за прошлые унижения.
Господи, что же мне теперь делать?
– Жанна, – отец произнес это тихо и совершенно спокойно. – Ты должна уехать. И немедленно.
– Уехать? Папа, о чем ты говоришь? Куда уехать?
– Жером, когда «Креол» выходит в море?
– Да, крестный, я тоже об этом подумал и договорился с Робером. Он отплывает завтра в полдень и заберет с собой Жанну. Ночью к двум часам он пришлет за ней шлюпку.
– И куда же я с ним поплыву? В Индийский океан?
– Нет, на остров Джерси. Он доставит тебя и Катрин на Джерси. А потом вы поедете в Англию к тете Софии.
Катрин даже не пискнула. А я так просто потеряла дар речи. В ушах у меня звенело. Все вокруг шумели, что-то обсуждали, Матильда рыдала. Вот так в одну минуту за меня сделали выбор. Я почувствовала, что буквально закипаю, и закричала:
– Я никуда не поеду! Слышите? Не по-е-ду!!!
Мгновенно установилась полная тишина, прерываемая только всхлипываниями Матильды.
– Я ни в чем не виновата! А уехать – значит признать свою вину. Даже если меня и арестуют, то сразу освободят, поскольку у них нет никаких доказательств.
– Девочка моя, не будь такой наивной! Кому в наше время нужны доказательства? – отец говорил со мной, как с маленьким ребенком, ласково и терпеливо.
Привычный мир рушился. Мои глупые надежды на то, что буря обойдет нас стороной, что мы переждем ее, перетерпим, пошли прахом. И что самое ужасное, в глубине души я знала, что у меня нет другого выхода, кроме как бежать. Если меня арестуют, то живой я уже не выберусь. Революция беспощадно расправлялась не только с врагами, но и с подозреваемыми. А стараниями нового окружного прокурора я очень быстро из подозреваемой превращусь в обвиняемую.
– Но я не могу тебя оставить! Ты должен поехать со мной! Я тебя не брошу!
– Жанна, ты не должна обо мне беспокоиться. Даже Пишо не придет в голову обвинить беспомощного калеку в контрреволюционных происках. Со мной все будет в порядке. Не трать время на споры. Тебе нужно собираться.
– Но папа…
– Жанна, не вынуждай меня применить силу!
Я не верила своим ушам.
– Что?! Что ты хочешь сказать?
– Только то, что, если ты не прекратишь упрямиться, на корабль тебя доставят связанной.
Я расхохоталась, не веря, что он говорит это всерьез. Но смех мой быстро оборвался, как только я взглянула ему в глаза, а потом перевела взгляд на Жерома и Гастона, стоявших рядом. У всех троих было совершенно одинаковое выражение лица. И я поняла, что чувствует кролик перед удавом.
Времени на сборы почти не оставалось. По счастью, собирать было особо нечего. Так, немного одежды, пара книг, мамины украшения. Укладывая вещи в дорожный кофр, я не верила в реальность происходящего.
Этого просто не может быть! Это не может происходить со мной! Господи, куда я еду? Зачем? Надолго ли?
Мне страшно хотелось кричать, топать ногами, что-нибудь сломать или разбить. Но внешне я оставалась спокойной и сосредоточенной. Я не могла себе позволить даже заплакать. Не сейчас. Не здесь. Еще будет время. Я понимала, что не мне одной тяжело, и не хотела делать предстоящее расставание еще более мучительным.
Наконец, вещи были уложены. Матильда, не доверяя корабельной кухне, собрала нам перекусить в дорогу. Думаю, хватило бы до Индийского океана.
Наступила страшная минута. Я опустилась на колени перед отцом, и он прижал меня к себе. Я не могла говорить.
– Девочка моя любимая, запомни и постоянно повторяй про себя – это ненадолго! Просто надо немножко потерпеть. Очень скоро все переменится. И мы снова будем вместе. Я обещаю тебе!
Я не заплакала. Даже улыбнулась, целуя его на прощанье.
Я не плакала, когда мы прощались с Матильдой и Альфонсом. И пока шла к берегу. И потом, когда обнимала Гастона и Жерома.
Самое ужасное, что я вообще не могла плакать. Сердце рыдало и обливалось кровью, а глаза оставались сухими. Внутри меня как будто что-то умерло. Я постоянно думала об отце, о доме. И еще о крестном. Я убеждала себя, что его не могут арестовать. Он не дастся. Он такой умный, осторожный. Такой опытный солдат. Его не найдут. Он останется на свободе.
Все происходило как во сне. Я механически двигалась, отвечала на вопросы и даже что-то спрашивала сама, но так, как будто это не я, а кто-то другой. Я словно впала в спячку.
Ночь выдалась ветреная и темная. Приближалось новолуние. Под прикрытием темноты и в полной тишине мы поднялись на борт «Креола» и просидели в каюте до самого отплытия.
Ровно в полдень «Креол», никем не задерживаемый, вышел в море.
А утром следующего дня меня принял лорд Уолдгрейв, губернатор острова Джерси.
Он был дальним родственником лорда Дартмута, мужа моей тети Софии. Когда-то давно они почти одновременно начинали дипломатическую карьеру и вместе приехали в Париж в далеком 1763 году для заключения мира, завершившего Семилетнюю войну. И даже за тетей Софией, порхавшей тогда при дворе, они ухаживали оба. Но тетя предпочла лорда Дартмута и уехала с ним в Лондон. А лорд Уолдгрейв уехал на остров Джерси.