В Швейцарии и Страсбурге («вольном городе» под контролем Австрии) женщины следовали примеру немок и выходили замуж за протестантских реформаторов, которые прежде были священниками. Они разделяли религиозные убеждения своих мужей, столь же рьяно радели за дело, а также делили с ними все горести и опасности, которыми чревата была поддержка Реформации. Подобно Катарине фон Бора, они обеспечивали поддержку и заботу своим мужьям-богословам, ведшим борьбу с прежней догмой, и укрывали у себя беженцев-протестантов. Порой и им самим приходилось сниматься с места, если противники протестантизма усиливали свое влияние.
Вибрандис Розенблатт (1504–1564) побывала замужем за тремя протестантскими реформаторами в Базеле и Страсбурге и каждому мужчине подарила детей, а до того она была женой гуманиста из Базеля Людвига Келлера, который умер в первые месяцы брака, в 1526 году. Родив дочь от Келлера, Вибрандис вступила во второй брак со священником, ученым теологом и профессором Эколампадием в базельской Мартинскирхе. Ей было двадцать четыре, а ему – сорок пять, что позволяло некоторым современникам, в том числе Эразму, язвить по поводу их разницы в возрасте. Эколампадий, по всей видимости, был доволен своим выбором. В 1529 году он написал своему сподвижнику Вольфгангу Фабрициусу Капито: «Моя жена – то, о чем я всегда мечтал, и я не мог бы желать большего. Не строптивица, не болтушка и не вертихвостка, но хорошая хозяйка»[117]. Мы не знаем, как относилась к мужу Вибрандис, но за три года брака она родила ему сына и двух дочерей, развлекала протестантских священников и их семьи, переписывалась с женами других реформаторов, делила с мужем радость от побед в религиозных сражениях в Базеле и скорбела, когда в 1531 году он умер.
Вибрандис овдовела в тот же месяц, что и Вольфганг Капито, которому Эколампадий двумя годами ранее так восторженно описывал свой брак. Прошло меньше года, и Капито, вдохновленный похвалами своего покойного друга, посватался к Вибрандис, а она ответила согласием. С детьми от двух предыдущих замужеств она приехала в Страсбург, где Капито был известным пастором и профессором. Вновь Вибрандис стала женой, матерью и домохозяйкой с бесчисленными обязанностями. Своему третьему мужу она подарила пятерых детей. Брак с Капито продлился десять лет. Все девять ее детей дожили до великой чумы 1541 года, которая унесла троих из них – как и самого Капито.
Еще одной жертвой эпидемии стала Элизабет Бутцер, жена реформатора Натаниэля Бутцера. Понимая, что умрет, и зная о потере Вибрандис, она вызвала ту к своему одру. Вибрандис пришла ночью – так велик был страх, что кто-нибудь увидит ее, недавно сделавшуюся вдовой, разгуливающей по улицам. Элизабет попросила ее выйти замуж за Бутцера, когда она умрет. Эта просьба одной обреченной на смерть женщины к другой многое говорит нам о людях той эпохи: женщина, беспокоящаяся за будущее своего мужа, и вдова, о благочестии и трудолюбии которой шла слава. Вибрандис и Бутцер сочетались браком на следующий год.
Бутцер одновременно скорбел о своей умершей жене и вместе с тем проникался чувством к новой. В письме к другу он выражает оба чувства: «Лучше моей новой жены не представить, она очень нежна и заботлива… Если бы только я мог отплатить ей тем же. Но увы, скорблю по той, кого потерял!»[118] Новое семейство состояло из матери Вибрандис и ее пятерых выживших детей. Вскоре к ним добавились еще двое (один, правда, умер в младенчестве) и удочеренная кузина. В общей сложности Вибрандис родила одиннадцать детей от четырех мужей.
Дом Бутцеров в Страсбурге, как и дом Лютера в Виттенберге, был пристанищем для беглых протестантов, среди которых был итальянец Вермильи, который так вспоминал свое пребывание в этом доме в 1542 году: «Я прибыл в дом Бутцера и счастливо провел там 17 дней. Это огромный постоялый двор, принимающий религиозных беженцев»[119]. Он не упоминает о Вибрандис, женщине, которой они были обязаны теплым приемом. Действительно, целый год Вибрандис в одиночестве хозяйствовала в страсбургском доме, пока ее муж помогал архиепископу Кельнскому. И несколько раз, пока ее муж отлучался по делам, она держала оборону, заботилась о больной матери, больных детях и справлялась с непрекращающимся потоком беженцев.
В 1548 году Натаниэль Бутцер отправился в Англию по приглашению архиепископа Томаса Кранмера. Он должен был работать над переводом Библии и преподавать в Кембридже. Тем временем в Страсбурге до Вибрандис доносились неприятные слухи о том, что «лучше бы ей приехать к Бутцеру, а иначе как бы он не женился на другой. Герцогиня Саффолкская, например, недавно овдовела и положила на него глаз»[120].
Наконец Вибрандис приехала в Англию со всей семьей. Но Бутцер, истощенный трудами, умер в феврале 1551 года. Теперь на плечи Вибрандис легла обязанность возвратить всю семью в Страсбург. Из уцелевших писем на немецком и латыни можно судить о ее способности самостоятельно улаживать финансовые вопросы. Она написала архиепискому Кранмеру, и тот прислал ей сто марок.
После возвращения в Страсбург Вибрандис с детьми перебралась обратно в Базель. Здесь она умерла во время чумы 1564 года и была похоронена рядом со своим вторым мужем, Эколампадием.
Немецкоязычные протестантские жены из Базеля, Страсбурга и Виттенберга внесли серьезный вклад в Реформацию: они обеспечивали достойный быт своим мужьям. Благодаря им возникла новая модель семейных отношений, в которой жена, хотя и прислуживала своему мужу, в воспитании детей и налаживании христианского быта считалась его компаньоном. Благодаря переводу Библии на немецкий, сделанному Лютером, они могли читать Писание и заложили основу традиции семейного обсуждения священных текстов, которая просуществует веками. Слово Hausfrau не передает всего разнообразия обязанностей вне дома, таких как написание писем или семейные и деловые поездки, которые позволяли женам стать полноправными участницами более масштабных религиозных и социальных реформ.
Брак в тюдоровской и стюартовской Англии
В Германии и Швейцарии Реформация быстро завоевывала позиции. Ко второй половине XVI века право священнослужителей жениться и несвященный характер брака стали частью протестантской доктрины. Не так обстояло дело в Англии, где оба процесса заняли больше времени. Генрих VIII изначально критиковал Лютера. Это потом его желание развестись с первой женой, Екатериной Арагонской, приведет к разрыву с папством и к созданию англиканской церкви. Пока же он призывает сжигать книгу Лютера и пишет свою собственную, в которой защищает таинство брака (Assertio Septum Sacramentorum, «Защита семи таинств»). Консервативные религиозные взгляды Генриха резко контрастировали с его будущими поступками. В то время как он под разными предлогами, всеми правдами и неправдами жаждал сложить с себя брачные обязательства по отношению к одной жене и взять новую, он и его сторонники охраняли незыблемость религиозного права в отношении брака и противостояли изменениям, идущим из протестантских Германии и Швейцарии.
Тем не менее в конце концов вслед за континентальными протестантскими странами в 1536 году в Англии исключили брак из числа таинств[121]. Парадоксальным образом, как только брак был десакрализован, англиканская церковь начала предпринимать активные усилия, чтобы подчеркнуть его значимость и статусность. Англиканские проповедники напоминали верующим, что «брак угоден Господу Нашему», и разглагольствовали о прелестях супружеской жизни. В новом молитвеннике от 1552 года содержалась брачная служба, аналогичная той, которую мы описывали в предыдущей главе; она отличалась от средневековой брачной церемонии лишь несколькими важными особенностями. Как и раньше, в ней говорилось о том, что основной целью брака является продолжение рода и спасение от блуда; однако больше значения отдавалось «взаимному сожительству, помощи и комфорту». В отличие от средневекового подхода, в котором супружеская жизнь стояла в иерархии добродетельности ниже девства и вдовства, новый подход ставил брак ступенью выше. Со временем брак станет «этической нормой», а также количественной нормой у христиан[122]. Более того, уменьшение числа монастырей в Великобритании, Северной Европе и Швейцарии означало, что одной альтернативой для незамужних женщин стало меньше.
Неизменным оставался подход, при котором муж властвовал над своей женой. Жена давала ту же клятву, что и муж: быть вместе в радости и печали, болезни и здравии, в богатстве и бедности, любить и оберегать, но к ней добавлялось еще обещание повиноваться. Эта часть клятвы, которая перешла в британский вариант из средневековой службы на латыни, вызывала бесконечные споры, поскольку противоречила новому представлению о взаимности чувств и духовном равенстве.
Книги по этикету, в которых содержались советы по поводу брака, несли смешанный посыл. С одной стороны, в них поддерживалась идея Богом данной мужчине власти над женщиной, которая была высказана в Ветхом Завете; с другой стороны, в них содержались рассуждения о важности взаимности в браке, источником которых был апостол Павел (особенно ярко это выражено в Послании к Колоссянам 3:18–10 и Послании к Ефесянам 5:21–33)[123]. Этого вопроса касались пуританские священники в своих воскресных проповедях, которые затем часто распространялись в народе в форме публикаций.
Уильям Гуж, влиятельный пуританский богослов, старательно пытался примирить новую идею взаимности с традиционными патриархальными ценностями. Он делал это под влиянием состоятельных прихожанок, возмущенных некоторыми идеями, которые он вкладывал в свои проповеди, – например, тем, что жена не должна распоряжаться семейными средствами без ведома мужа. Этим дамам также не нравились некоторые нормы столового этикета, предписывавшие выражать почтение мужу, когда он вставал из‐за стола или уходил, и общее представление о том, что жена должна быть скромной и податливой даже в том случае, если муж несправедливо ее упрекал