В письмах Эбигейл выражала свою симпатию к Джону, но не преступала границ приличия, поставленных для молодой девушки, и в то же время не опускалась до самоуничижения – очевидно, что они общались открыто и были любящими друзьями. В их письмах со временем только лучше читается взаимное уважение и симпатия. Через несколько недель после свадьбы Джон в соответствии с представлениями своей эпохи выражает Эбигейл свою надежду на то, что она сделает его лучше: «Благодаря тебе моя жизнь и манеры станут более изысканными и утонченными, я избавлюсь от своей замкнутости и всего дурного, что есть в моей натуре, обрету добрый нрав и смогу сочетать глубокую проницательность с безупречной доброжелательностью» (30 сентября 1764 года).
Возможно, современному читателю такие высказывания покажутся безнадежно устаревшими. Ожидаем ли мы сегодня, что супруги благотворно повлияют друг на друга? Представление о том, что муж и жена должны улучшать друг друга, кажется, плохо стыкуется с теми целями, которые декларируют современные члены общества. Многие ли сегодня вступают в брак и выбирают супруга из расчета стать добрее и мудрее? Счастливее, богаче, успешнее – да! Но усовершенствовать свои человеческие качества?..
Надежды Эбигейл и Джона оправдались: они прожили вместе больше пятидесяти лет. Джон стал отцом-основателем нового государства, служил Франции и Англии, был вице-президентом при Джордже Вашингтоне и стал вторым президентом США. А Эбигейл, конечно, была больше всего известна как его жена. Но в одиночку она смогла преодолеть множество испытаний, сама руководила хозяйством в Брейнтри и растила детей, в то время как Джон был в отлучке – четыре года он провел за океаном, а затем на многие месяцы отлучался в Филадельфию и Вашингтон.
Эбигейл и Джон, безусловно, были выдающимися людьми, и их имена вписаны в историю. Они стали примером долгой любви, болезненных расставаний и твердого упорства. Ближе к концу своей жизни Эбигейл заявляла, что разлука с мужем в годы Революции была одним из самых тяжелых испытаний. Революция на долгие годы разлучила ее с тем, кого она называла «моим защитником, другом юных дней, моим соратником и другом, которого я выбрала»[228]. Когда в 1818 году она умерла, Джон (которому предстояло прожить еще восемь лет) вспоминал ее как «спутницу всей моей жизни, ту, кто была мне женой сорок пять лет, любовницей – еще дольше»[229]. В то время своей «любовницей» мужчина мог называть благочестивую молодую женщину, за которой ухаживал или на которой был женат.
Эбигейл и Джон были воплощением всего лучшего, что было в браке XVIII века. Хотя по обе стороны Атлантики по-прежнему преобладали патриархальные взгляды, уже получал распространение новый взгляд на брак, основанный на взаимных чувствах супругов. Эту идею завезли из Англии титулованные колонисты, и в США она упала на плодородную почву[230]. Идея заключалась в том, что брак может быть заключен на основании взаимной любви супругов. Между ними устанавливались отношения дружбы, привязанности, уважения, они разделяли ценности и интересы друг друга. Подразумевалось, что молодые супруги, придерживавшиеся новых представлений о сожительстве, кардинально отличаются от поколения своих родителей и что на смену «вертикальным» отношениям между родителями и детьми придут «горизонтальные» отношения между мужем и женой. В Нидерландах XVII века и в Англии, во Франции, в Северной Европе и Америке XVIII века отражением новой модели идеальных супружеских отношений стали двойные портреты супругов.
Американская революция и идея супругов-друзей
Вероятно, Революция подстегнула распространение в Америке идеи брака, основанного на дружбе. Хотя гендерная иерархия не ушла в прошлое, считалось, что муж и жена должны придерживаться общих политических взглядов и демонстрировать общие гражданские добродетели. Так, Эбигейл Адамс считала себя не менее патриотичной, чем ее муж, хотя именно он был публичной персоной, а она сидела дома. Ее вынужденное домашнее заточение, пока муж был в разъездах, считалось необходимой жертвой во имя всеобщего блага.
До конца 1760‐х годов американские поселенцы считали, что женщине негоже участвовать в разговорах о политике. Но по мере того, как росло недовольство страной-покровительницей, женщины все активнее начинали интересоваться такого рода вопросами. Об этом подъеме политической сознательности среди женщин поэтесса из Филадельфии Ханна Гриффитс рассказывала в письме генералу Энтони Уэйну от 13 июля 1777 года: «Были времена, когда мои познания и интересы в политике ограничивались вопросом того, как верно держать скипетр, но теперь ситуация изменилась, и я полагаю, что всякая женщина с радостью узнала бы больше о нуждах своей страны»[231]. В 1776 году Сэмюэл Адамс в письме к жене, Бетси, делился с нею последними военными и политическими новостями, признавая, что «мне непривычно говорить с тобой о войне и политике». Четырьмя годами позднее он писал уже более уверенно: «Я не вижу причин запрещать мужчине делиться своими политическими взглядами с женой, если он того хочет»[232].
В годы Революции жены следили за развитием событий не менее бдительно, чем мужчины. Они читали газеты и брошюры, были в курсе военных маневров и обсуждали политику как в своем кругу, так и вместе с мужчинами. Историк Мэри Бет Нортон охарактеризовала такой рост интереса к политике со стороны женщин как «знаменательную перемену»[233].
Известно об активном участии жительниц Бостона в революционных событиях[234]. Хотя они не могли непосредственно участвовать в заседаниях правительства – занимать должности или голосовать на городских собраниях, – они находили способы участвовать в политической жизни. В годы, предшествовавшие революционным событиям 1776 года, они были не просто наблюдательницами, но участницами восстаний и бойкотов, активно вставали на ту или иную сторону в таких исторических событиях, как Бостонская бойня, Бостонское чаепитие и осада Бостона.
Благодаря участию женщин удался торговый бойкот товаров из Великобритании. Уже в 1767 году инициативная группа женщин отказалась от покупки лент и других импортных изделий из ткани. Чтобы держать бойкот, они должны были сами производить ткань, что особенно тяжело давалось горожанкам, привыкшим покупать зарубежный текстиль. Женщины выражали патриотизм, собираясь вечерами вокруг прялок или жертвуя деньги от продажи шерсти на благотворительность.
В 1770 году таким коллективным действием стал бойкот чая. В феврале того же года газета Boston Evening Post сообщала, что «более 300 домохозяек, среди которых дамы, принадлежащие к самому высшему и влиятельному обществу» подписали петицию, призывающую отказаться от покупки чая[235]. Как главные распорядительницы хозяйства, американские жены начали экономическую блокаду британцев еще за несколько лет до исторического Бостонского чаепития (акции протеста, состоявшейся в декабре 1773 года, когда мужчины забрались на британские корабли и сбросили в воду ящики с чаем).
В самом начале протестов, получивших название «Бостонское чаепитие», когда британские власти закрыли порт и ввели в Бостоне военное положение, женщины вместе с мужчинами сражались бок о бок. В толпе, мешавшей британским солдатам искать нелегальное оружие и проводить другие карательные операции, были и домохозяйки. А когда в апреле 1775 года войска противника подошли к Лексингтону и Бостон оказался в блокаде, жены-патриотки вместе с семьями покинули город, оставив в нем лоялистов.
Женщин, вынужденно покинувших осажденный Бостон весной 1775 года, поддерживали их соратницы по всему Массачусетсу. Беженцам, оказавшимся в Брейнтри, помогала Эбигейл Адамс, а ее подруга, поэтесса и писательница Мерси Отис Уоррен, из своего дома в Плимуте рассылала письма, стихи и пьесы с обращенными к женщинам призывами участвовать в патриотической деятельности.
Бостон стал городом, где пробудилось женское политическое самосознание, и вскоре женщины по всей стране последовали примеру его жительниц. Например, жительницы Коннектикута повели борьбу с торговцами, которые ради завышения цен создавали искусственный дефицит товара. Так, в Ист-Хартфорде два десятка женщин потребовали, чтобы их впустили в дом торговца, и обнаружили там потайные запасы сахара; взвесив его на собственных весах, они взяли столько, сколько было им нужно, и заплатили ту цену, которую считали справедливой и которая была куда ниже четырех долларов за фунт, требуемых женой торговца.
А вот как поступили женщины Филадельфии. В 1780 году они основали женское общество по содействию военным успехам. В брошюре организации, написанной Эстер Дебердт Рид, патриоток призывали отказаться от нарядной одежды и изысканных украшений и пожертвовать деньги на благо Революции. Известное как «подношение от дам», это приглашение имело мгновенный успех. В течение трех дней нашлись тридцать три женщины из Филадельфии, которые предложили женам губернаторов собрать пожертвования и выслать их Марте Вашингтон с тем, чтобы она впоследствии направила их войскам. Хотя ключевую роль отдавали женам чиновников, участвовать в акции от своего лица могли все женщины.
Устроительницы акции в Филадельфии разделили город на десять районов и в каждом назначили пару ответственных агитаторок. Среди самых известных женщин, принявших деятельное участие в акции, были Салли Маккин, жена пенсильванского председателя верховного суда, Джулия Стоктон Раш, жена Бенджамина Раша, и миссис Роберт Моррис (и Раш, и Моррис поставили свою подпись под Декларацией независимости). Эти женщины не считали ниже своего достоинства принимать помощь от сочувствующих любого социального статуса, даже