Они легко пришли к договоренности по финансовым вопросам. Она могла распоряжаться своими деньгами так, как ей представлялось нужным, а он своими – так, как ему казалось правильным. К сожалению, Альберту недоставало прозорливости в денежных вопросах. Он вложился в несколько деловых и политических предприятий, которые лишь пошатнули финансовое благополучие их семьи. В довершение к этим неприятностям, беременность Вайолет была неудачной, ее дочь родилась до срока и не прожила долго.
К 1880 году супруги большую часть времени жили раздельно, Альберт – в Новом Орлеане, Вайолет – в Вашингтоне. Когда он предложил, чтобы жена приехала к нему, Вайолет огрызнулась: «Ты не можешь меня обеспечить. ‹…› Как ты хочешь заставить меня жить с тобой в Новом Орлеане?» После этого письма они не виделись больше года.
В 1880‐е Альберт работал, чтобы выбраться из долгов, а Вайолет, чтобы заработать, брала у родственника документы на перевод. Она все больше времени посвящала работе в Национальной ассоциации женщин-суфражисток, в Обществе по борьбе с жестоким обращением с животными и в организации «Дочери Американской революции». Оба супруга вели очень насыщенную жизнь в отрыве друг от друга. В 1891 году Вайолет записала в дневнике: «Интересно, есть ли в этом городе еще одна порядочная женщина, которая состоит в столь же необязывающем браке. ‹…› По крайней мере, мы не досаждаем друг другу и не скандалим».
Однако был период, когда Вайолет была на грани того, чтобы спровоцировать скандал. В 1883 году она познакомилась с австрийским графом Вильгельмом Липпе-Вайсенфельдом и несколько лет состояла с ним в самой тесной дружбе. Она была в восторге от этого аристократа и никак не скрывала своих чувств, в том числе и от мужа. Но она держала в тайне то, что дважды в неделю он навещал ее, и в 1886 году признавалась в дневнике: «Если бы люди узнали об этом, мне пришлось бы прекратить». Осенью 1887 года Липпе было приказано возвратиться в Австрию. Хотя в их отношениях не было интимной близости (по крайней мере если верить дневникам Вайолет), на эмоциональном и интеллектуальном уровне они были очень яркими. Вайолет очень тяжело переживала разлуку, а Липпе так никогда и не женился.
Лишенная общества Липпе, Вайолет начала выражать все большее недовольство своим мужем, который был финансово несостоятелен и с середины 1890‐х годов зависел от своей жены. Рассуждая о финансовых неудачах мужа и неудачах брака, она так подводила итоги года 31 декабря в 1897‐м: «Мой брак не был счастливым, но как честная женщина я вынуждена нести эту ношу». Две недели спустя она добавила пару строк: «Берт, по крайней мере, не тащит меня в постель».
Когда Вайолет уже перестала надеяться на что-либо, Альберт, ко всеобщему удивлению, удачно распорядился частью семейного имущества – Мамонтовой пещерой в Кентукки: благодаря его усилиям она стала очень популярной достопримечательностью. Хотя Вайолет продолжала существовать на собственные средства и супруги по-прежнему жили раздельно, им удалось прийти к гармонии и даже вновь проникнуться чувством друг к другу в старости. Альберт нежно писал Вайолет в 1905 году: «Ни одна девушка или женщина, кроме тебя, не заставляла меня думать о том, чтобы сделаться ее спутником жизни. Ты красивее и умнее всех, кого я встречал». Вайолет признавала, что тоже зависит от своего супруга, когда писала ему в 1916 году: «Мне кажется, с течением времени мы все больше нуждаемся друг в друге. Когда ты приедешь?»
В старости Альберт очень сильно сдал и сделался раздражительным. Тем не менее Вайолет взяла на себя многомесячную заботу о муже в Кентукки и продолжила ухаживать за ним в последние годы его жизни в Вашингтоне. После того как в мае 1928 года он умер, она продала Мамонтову пещеру за 446 000 долларов и большую часть этой солидной суммы перевела Вашингтонскому кафедральному собору. Она умерла в январе 1933 года. Брак Альберта и Вайолет был, мягко говоря, неординарным. И все же, по словам биографа Вайолет, во многих смыслах это была «очень характерная для своего времени история». Этот пример показывает, как напряженно сосуществовали два представления о браке: одно – основанное на новой идее женской независимости, другое – на традиционном представлении о роли женщины, по-прежнему бытовавшем в конце XIX века и на сегодняшний день себя уже изжившем.
К 1890‐м годам стало невозможно игнорировать те изменения, которые происходили в роли как одинокой, так и замужней женщины в городском среднем классе. Появление женских колледжей, таких как Смит, Маунт-Холиок, Брин-Мор, Уэллсли и Вассар, возникновение женских клубов и организаций, принятие того, что одинокая женщина и даже в некоторых случаях женщина замужняя может работать, распространение представлений, что брак не кладет конец женскому увлечению литературой, музыкой или спортом (женщины чаще всего занимались теннисом или велосипедной ездой), – все это способствовало тому, что перед женщинами открывались новые свободы и возможности.
Главным символом женской эмансипации был велосипед. В журналах и на плакатах можно было часто встретить рекламу велосипедов, а бренды соревновались друг с другом за звание велосипеда, «наиболее приспособленного для женщин». Компания Victoria Bicycles рекламировала «откидное седло» для «тех, кто испытывает трудности при посадке», а Duplex Saddle Co., играя на женских предубеждениях по части анатомии, объявляла, что, по сообщению Бостонского общества родовспоможения от апреля 1895 года, «женщине ни в коем случае не следует ездить с обычным велосипедным седлом!» – она должна купить специальное «безопасное седло», оборудованное подушкой, так что передняя лука «даже не касается тела». Журнал Ladies’ Home Journal давал своим читательницам, уже умевшим или еще не попробовавшим кататься на велосипеде, советы, как скроить своей дочери специальный костюм для езды.
Ladies’ Home Journal и Good Housekeeping возникли в середине 1880‐х и держали своих читательниц в курсе последних мод и веяний. Если в 1884 году автор первого еще утверждал, что «счастливее всех те женщины, которые ведут обычную семейную жизнь», то десятилетием позднее он соглашался со стремлением замужних женщин жить все менее обычной жизнью. Традиционные советы по домоводству и наведению домашнего уюта начали перемежаться материалами с такими названиями: «Какая работа подходит женщине», «Мужчины как любовники» и «Женщина и скрипка» (1896).
Это не значит, что консервативный по сути своей Ladies’ Home Journal перестал превозносить жену, мать и домохозяйку. Он просто вынужден был отражать меняющиеся нравы, зачастую с сожалением. Так, в нескольких статьях с горечью отмечали постоянные разговоры «о женщине, которая не выходит замуж», скандальную открытость обсуждений разводов и остервенелую активность женщин вне дома. В своей колонке «Консервативная женщина» публицистка Рут Эшмор воскрешала викторианский идеал жены и матери:
Она лучший товарищ своему мужу и сыновьям. Она, не заботясь об этом специально, создает вокруг себя одухотворенную атмосферу, которая приносит отдых усталым членам семьи, и особенно уставшим мужчинам. ‹…› Самая достойная задача для женщины – сделать так, чтобы в сердце мужчины всегда теплилась духовность, которая помогала бы ему поддерживать свое существование и противостоять суетности мира (февраль 1896 года).
В сходной манере колумнистка миссис Лайман Эббот, отвечая на письма своих читателей, придерживалась мнения о том, что брак – это священное обязательство, данное на всю жизнь, а развод – это «зараза», которая из высших слоев общества распространилась на людей со средним достатком (март 1896 года). Даже рассуждая о вопросах, не относящихся к сфере домашнего быта, миссис Эббот находила возможность упомянуть о женских обязанностях. Например, в одном из номеров журнала она поместила письмо, касающееся налоговой реформы, сочинительница которого заявляла, что хотя и «не может назвать себя новой женщиной», но считает, что женщины должны интересоваться подобными вещами, потому что «на общественное мнение лучше повлияют серьезные, умные женщины, любимые своими мужьями и почитаемые как матери, жены, сестры, возлюбленные или знакомые, нежели женщины, идущие на избирательные участки». Такой образ женщины соответствовал консервативным представлениям миссис Эббот.
Редакция Ladies’ Home Journal прикладывала серьезные усилия к тому, чтобы сдержать прогрессивные изменения в отношении женщин. Журнал порицал «ошибочное стремление молодых девушек заниматься бизнесом и торговлей» и восхвалял любое стремление «относиться к ведению хозяйства как к науке» и «вывести домоводство на более высокий уровень» (февраль 1896 года). На его страницах одобряли тех, кто решил переехать за город, особенно «если это молодая пара, которая переезжает в пригород и строит простой и опрятный дом в самом начале своей семейной жизни. ‹…› Чем больше наши девушки дышат чистым воздухом, этим божьим даром, который в городах был отравлен мужчинами, тем лучшие выходят из них женщины: тем меньше мы увидим озабоченных матерей» (декабрь 1898 года). Как мы знаем теперь, жизнь в пригороде не стала спасением для американских матерей и жен.
И все же в этих журнальных текстах конца XIX века можно найти что-то созвучное нашим современным тревогам, и это не позволяет вовсе списать их со счетов как сборище ретроградных мыслей. Возьмем, к примеру, статью «Спешка новой женщины», опубликованную в январе 1899 года. Текст начинается с заявления о том, что «чувство спешки возобладало над американской женщиной» и это вредит семейной жизни. «Для многих наших жен и матерей внешние интересы вытеснили домашние обязанности ‹…› Женские клубы и организации в этом отношении причиняют только вред». Автор статьи напоминает своим замужним читательницам, что работа по дому оставляет очень мало свободного времени, и завершает покровительственным предписанием:
Самое время нашим женщинам начать вести более спокойную жизнь и отдалиться от того, что сегодня называют «прогрессом», это отнимает их время и занимает их мысли, не позволяя подумать о здоровье и душевном спокойствии. В наших домах должно быть больше покоя, и наши жены не должны вовлекаться в лихорадочную гонку и очаровываться ложными амбициями и глупыми идеями о том, чего ждет от них мир.