У исследования Йоссельсон маленькая выборка, и ее интерпретация полученных результатов может быть предвзятой, поскольку, подобно многим социальным активистам, к числу которых отношусь и я, она считает, что трудиться на оплачиваемой позиции – не столько вынужденная, сколько полезная обязанность. И все же существует и иная точка зрения, которой придерживаются женщины, решившие стать домохозяйками. Выпускница Стэнфорда 1981 года, которая предпочла сидеть дома с детьми, в опросе 1991–1992 годов писала: «[Работа по дому] не престижное, но важное занятие. Мать ставит заботу о детях выше удовлетворения собственных амбиций, и этот важный шаг должен быть оценен обществом». Другая участница исследования, также домохозяйка, была менее велеречива: «Я сочла, что работать и растить детей одновременно слишком тяжело, и поэтому бросила работу»[563]. Большая часть домохозяек были довольны своим выбором, хотя иногда им не хватало интеллектуальной активности и общества взрослых людей, которые подразумевает работа вне дома.
Авторы этого исследования, Мира Стробер и Агнес Чан, не заметили значительной разницы между доходом супругов, чьи жены сидели дома либо работали. Однако значительной была разница в происхождении жен. Женщины из семей с высоким достатком «с большей вероятностью, чем их однокурсники, становились домохозяйками» – вероятно потому, что им была привычна модель зажиточной семьи, во главе которой стоял успешный глава семейства, и потому, что они всегда могли вернуться под родительское крыло в случае развода[564].
Только треть стэнфордских выпускниц 1981 года с детьми были в полном смысле слова домохозяйками, к тому же из их числа большинство планировало выйти на работу, как только дети подрастут. Большинство опрошенных совмещало карьеру с браком и материнством. Многие жены говорили о том, что пожертвовали своими интересами ради карьеры мужа. Например: «Маленькая компания в Чикаго, на которую я работала, предложила мне головокружительное повышение, но мне пришлось отказаться, чтобы переехать с мужем»; «Меня переводили в Бостон. Мне пришлось отказаться, чтобы остаться с мужем в Вашингтоне»; «Я ушла с работы, чтобы мы могли переехать в Нью-Йорк, где мой муж пошел в бизнес-школу. Потом мне вновь пришлось уволиться, чтобы мы могли вернуться в Калифорнию»[565]. Хотя такая гибкость необходима, чтобы сохранить брак, обычно своими интересами поступается жена, и это приводит к тому, что она получает более низкую зарплату и находится на более низкой карьерной ступени, чем ее спутник.
Стэнфордские выпускники сталкивались с теми же проблемами, что и семьи с двумя работающими супругами по всей стране и во всех слоях общества: как управляться с работой, домом и детьми в обществе, которое до сих пор исходит из установки на то, что в семье есть кормилец и есть сидящая с детьми мать (вспомните про доставку почты, ремонт утвари и визиты к педиатру, которые назначаются на рабочие часы)? О влиянии стресса в парах с двумя работающими супругами спорят тысячи журналистов, психологов и моралистов. Этой проблеме была посвящена колонка в San Francisco Chronicle (2000), суммировавшая жалобы 150 читателей на то, что работа отравляет их семейную жизнь. Крепкие, стабильные супружеские отношения не выдерживали груза нереалистичных требований, которые менеджеры предъявляли работникам и которые работники предъявляли самим себе. Авторы писем советовали обращаться к семейным терапевтам, священнику и выбираться в семейные поездки. Некоторым парам пошло на пользу то, что они проговаривали свои приоритеты или осознавали, что брак для них важнее. В мире чрезмерной занятости браку может пойти на пользу, если супруги будут вместе составлять свое расписание.
Работодатели – как крупные, так и маленькие предприятия, научные институции или правительственные агентства – только недавно начали идти навстречу семьям, где работают оба супруга. Дробление одной ставки между двумя людьми и гибкий график по-прежнему предлагаются редко, а при работе на полставки, даже если это оказывается возможным, работник, как правило, маргинализуется. Отпуск по уходу за ребенком обычно короткий и неоплачиваемый – даже несмотря на акт, принятый в 1993 году, согласно которому компании, в которых больше пятидесяти сотрудников, обязаны предоставлять до двенадцати недель отпуска в год по семейным и медицинским причинам. К таковым относятся забота о новорожденных, дела, связанные с усыновлением или опекунством, а также забота о близких родственниках (супруге, детях или родителях) с серьезными заболеваниями.
В этом отношении американцы намного отстали от европейцев. К примеру, в Швеции молодой матери или отцу полагается 11‐месячный оплачиваемый отпуск по уходу за новорожденным, а в Дании молодые супруги могут взять до полутора лет отпуска, из которого двенадцать месяцев будут оплачиваемыми. В Англии такой отпуск составляет лишь тринадцать недель, хотя жена премьер-министра Шери Блэр, известный адвокат по вопросам трудоустройства и мать четверых детей, поставила вопрос о декретном отпуске ребром, когда пыталась заставить своего мужа (безуспешно) взять отпуск по уходу за младенцем. В большинстве европейских стран существуют ясли, льготные центры, куда можно отдать детей на день. Ни в США, ни в Японии, двух ведущих индустриальных странах, нет ни достойной системы оплачиваемого отпуска, ни легкодоступных детских садов[566]. Зачастую американские матери, чтобы получить двенадцать недель отпуска по уходу за новорожденным, добавляют к положенному им родительскому отпуску обычный отпуск и полагающиеся им дни отпуска по болезни. А когда они возвращаются на работу, то, как правило, тратят солидные суммы на то, чтобы оплатить детский сад.
Одно из недавних улучшений – развитие программ продленного дня для детей, которым нужен присмотр с 3 до 6 часов вечера. Такие программы спонсируются бизнесом, фондами и федеральным правительством и предлагают школьникам различные курсы, от музыки и математики до готовки и конструирования. С учетом того, что 78 % матерей с детьми школьного возраста работают, это поистине нужная инициатива.
Американским женам и матерям, у большинства из которых есть и работа по дому, и работа по найму, приходится постоянно импровизировать и выкручиваться, чтобы обеспечить заботу и образование детям, удобное проживание, сытную еду, достойную одежду, развлечения на неделе и отпуск летом. Неудивительно, что многие из них недовольны своими условиями и что некоторые, получив такую экономическую возможность, возвращаются к роли домохозяек.
И все-таки, как пишет Стефани Кунц в книге «Путь, которым мы действительно идем», многие жены и матери продолжают работать по найму далеко не только по финансовым соображениям. Большинство испытывает удовлетворение от своего труда. Они отвечают интервьюерам, что работа делает их более уважаемыми членами общества, позволяет повышать самооценку и заводить друзей и не сводится к стрессу от того, что им приходится искать, кому присмотреть за ребенком, или спорить с мужем по поводу домашних обязательств. Чтобы поддержать свои выводы, Кунц ссылается на исследование компании Harris (1995), согласно которому менее трети работающих женщин согласились бы стать домохозяйками, если бы им позволяла это их финансовая ситуация[567].
Замужним женщинам нравится работать по нескольким причинам. Прежде всего, они не хотят впадать в экономическую зависимость от своих мужей. Они усвоили урок первых феминисток – Шарлотты Перкинс Гилман и Симоны де Бовуар, – которые писали, что женщины всегда будут оставаться на вторых позициях, пока зависят от поддержки мужчин. Некоторые помнили своих матерей, вынужденных просить денег у мужчин и не имевших права голоса в вопросах распределения семейного бюджета. Многие чувствовали, что собственный заработок ставит их на равные позиции с мужьями; так, например, объясняла это одна женщина, которая работала наравне с мужем: «Я состою в этих отношениях, потому что я так хочу, а не потому, что обо мне кто-то заботится ‹…› Мне не нужно говорить: „Что ж, ты приносишь деньги, на которые я покупаю себе еду“. Нет, я тоже приношу эти деньги»[568].
Большинство женщин интуитивно понимали силу переговорной позиции, о которой писали гендерные теоретики Стробер и Чан. Коротко говоря, «чем больше ресурсов, особенно экономических, приносит в брак супруг, тем безусловнее его право диктовать условия»[569]. Распределение сил в переговорах влияет на решение любых вопросов, возникающих в браке: от того, чьими карьерными интересами следует поступиться, до того, как распределять домашние обязанности. Такой циничный взгляд на отношения через призму экономических факторов ни в коем случае не является исключительно особенностью академических исследований. Даже в женских журналах ведется более предметный разговор о том, на что имеет право женщина, если она тоже зарабатывает. Клинический психолог Джудит Силлс пишет в своей статье для консервативнейшего журнала Family Circle (номер от 7 марта 2000 года), поборника домашних ценностей: «Расклад сил в браке меняется, когда один из супругов либо перестает, либо начинает зарабатывать деньги. ‹…› Силой автоматически наделяется тот, кто зарабатывает».
Некоторые супруги ведут отдельные счета. Когда добрая половина браков заканчивается разводом, оба супруга понимают, что на всякий случай должны быть аккуратны в финансовых вопросах. Даже женщины, уверенные в своем браке и желающие сделать перерыв в работе, чтобы растить детей, боятся потерять и зарплату, и право голоса, потому что, если разведутся, окажутся в тяжелом финансовом положении