– Не пугайся, Олвин, я не дух. Я из плоти и крови, пришла поздравить тебя со свадьбой, – после чего перевела взгляд на отца невесты: – Здравствуй, Кун, – а затем и на невесту: – Тебе долгих лет жизни, Куния.
Кун недобро сузил глаза. Куния сделала глоток из кубка.
– Молчите? – улыбнулась Бригитта. – И правильно делаете. Как нехорошо, Олвин, играть свадьбу при живой жене.
– Где ты была все эти годы? – Он никак не мог прийти в себя.
– Где была, там меня уже нет, – ответила гостья, не сводя глаз с невесты и ее отца. – Главное, что сейчас я здесь. Не так ли, Кун? Долго подбирался к Олвину? Можешь не отвечать. Я знаю – долго. С тех самых пор, как нашептывал за чаркой вина моему мужу грязные наветы, как твердил ему, что ребенка Бригитта родила не от мужа…
– Ложь! – воскликнул Кун.
– Конечно, ложь, – согласилась она. – Олбри растет и с каждым днем все больше и больше походит на отца. Не так ли, Олвин?
Наконец Бригитта посмотрела на своего мужа. Горько-насмешливо.
– Каково это, Олвин, день за днем наблюдать за тем, что твой сын ходит так же, как ты, качает головой, как ты, волосы у него такие же вьющиеся, как у тебя, глаза такие же темные, как у тебя… каково это – знать, что предал позору свою жену… напрасно?
– Бригитта…
– Тяжело?
– Невыносимо.
Женщина кивнула головой.
– А ты знаешь, кто подстроил свидание, после которого я бежала? Кун. Он давно положил глаз на замок и земли, прикидываясь твоим другом, был всегда рядом во время охоты и пиров. В тот вечер в нашу спальню завели неизвестного мне рыцаря. Комната была странно освещена свечами – мы никогда не зажигали столько много свечей – словно специально это было сделано, дабы два силуэта четко виделись в окне. Пока я выгоняла непрошеного гостя, он сделал попытку обнять. Всего лишь миг – но этого оказалось достаточно, правда? Особенно если ты стоял в тот вечер у окна. Тебя провели, как слепого щенка, Олвин. А потом, когда ты пришел и не дал мне сказать и слова, когда ударил, когда я бежала с Олбри на рассвете, чтобы спрятать малыша у Пия, знаешь, кто нагнал меня в лесу? Кун и его люди. Знаешь, что было потом? Хорошо, что сына успела отдать.
– Это все ложь! – кричал Кун.
Но его никто не слушал. Олвин глаз не мог оторвать от своей жены. А она говорила и говорила. Спокойно, словно перечисляла цветы, что расцветают в саду по весне.
– А потом, Олвин, меня скрутили и увезли далеко. Поглумились. Над твоей женой, Олвин. И бросили в море. Там я и умерла бы, распоров спину о корягу. Но, как видишь, все же жива.
– Ложь!
– Хорошо, что сумел не обратить гнев на Олбри. Хорошо, что глаза и сердце увидели правду. Мальчик – твой. И жена твоя всегда была верна. Хоть все эти годы и верил в обратное.
– Ложь, – хрипел Кун.
– Ложь? – спросила Бригитта.
– Олбри, может, и сын Олвина, но ты – грязная шлюха.
– У тебя есть доказательства, Кун?
– У тебя их тоже нет.
– Госпожа! Госпожа, простите меня! – расталкивая стоявших гостей, в центр зала выбежала Эдит и упала на колени перед Бригиттой. – Это я… я во всем виновата. Это я провела того рыцаря в ваши покои! Мне обещали деньги, много денег! А я так вас ненавидела, – зарыдала женщина, – господин ни на кого не смотрел, кроме вас, ходил словно заговоренный. И я подумала, что если вы исчезнете… я совершила большой грех.
Дальше она говорить не могла. На коленях подползла к Бригитте и обняла ее ноги.
– Кто… – пересохшим горлом спросил Олвин. – Кто дал тебе денег?
– Он. – Эдит указала пальцем на Куна.
– И ты поверишь этой девке? – Кун поднялся из-за стола, непроизвольно берясь за кинжал, что висел у него на поясе.
– Но ведь это правда, – проговорила Бригитта. – Боюсь, Эдит сейчас слишком напугана, чтобы лгать. Твоя дочь собралась хозяйничать здесь, а Эдит слишком много знает. Она не глупая, она понимает, что ее дни сочтены. Она не будет лгать, потому что очень хочет жить. Правда, Эдит?
Служанка часто закивала головой.
– Не будет никакой хозяйки, – подал голос Олвин, – если ты жива, то сегодняшний брак недействителен. Я не могу взять на свое ложе твою дочь, Кун.
– Ты отказываешься от Кунии? – Рука Куна сжала рукоять кинжала.
– Да. Моя жена – Бригитта.
– Твоя жена – шлюха, которая подкупила глупую служанку, а ты позоришь мою дочь.
– Твою дочь трудно опозорить, – проговорила Бригитта. – Ибо она давно не девственница. Не поэтому ли ты отослал ее прошлым летом к морю, Кун, где в одной из лачуг Куния разродилась мертвым дитем.
Невеста побледнела. В зале послышался гул голосов. Он нарастал.
– Сегодняшний брак в любом случае недействителен, – подал голос Пий, – а те обвинения, которые прозвучали здесь, серьезны. Злодейства не могут остаться безнаказанными.
– Ни у кого из вас нет доказательств, – выплюнул Кун. – Но моя честь…
– У тебя давно ее нет, – оборвала его Бригитта. – Зато есть старый суд, который покажет, кто прав, кто виноват, и накажет злодея.
– Суд! – раздался голос поддержки за одним из столов. К нему присоединился второй, потом третий, и через некоторое время уже весь зал требовал суда.
– Готов рискнуть? – поинтересовалась Бригитта.
Кун долго смотрел на женщину. Думал. Он мог бы убить Олвина или Бригитту, но его тут же схватят. Суд – это удача. Два кубка, в одном из которых яд. Кто выпьет вино с ядом – тот и виновен. Кун не хотел умирать, но из-за стола уже вышли приглашенные лорды, они начали образовывать круг, чтобы участники суда не могли сбежать. Кун не верил в древний ритуал, он просто знал, что отступать некуда, а шанс остаться живым был равен половине.
Суды проводились старейшинами, поэтому вино по кубкам разливал Пий. Из двух сосудов – одного отравленного, другого – чистого. Сосуды были маленькими – как раз на бокал. Никто не знал, в какой чаше вино безопасное, а в какой смертельное.
Бригитта и Кун стояли друг напротив друга и смотрели глаза в глаза.
– Начинайте, – сказал Пий.
– Бригитта, я прошу, откажись, – заговорил Олвин, пытаясь дотронуться до жены. – Я тебе верю, я не могу тебя потерять во второй раз. Я защищу твою честь, вызвав…
– Поздно, Олвин, – покачала головой женщина. – Слишком поздно. От моей чести давно ничего не осталось. Выбирай кубок, Кун.
Он выбрал. Сделал глоток. И упал замертво.
Яд был в двух бокалах. Чтобы наверняка. Настала очередь Бригитты. Она подняла свой кубок и выпила вино до самой последней капли. Затем обвела взглядом собравшихся и наконец остановила глаза на Олвине:
– Мне пора. Береги нашего сына.
Отворот – надежное противоядие. На рассвете ей станет плохо, но ради смерти врага и жизни своего ребенка можно стерпеть и не такое.
– Ты не можешь уйти. – В голосе мужа появились повелительные нотки.
Бригитта усмехнулась:
– Неужели?
9
Олбри спрятался от всех в комнате наверху. Он слишком устал. И слишком боялся завтрашнего дня. Он не хотел, чтобы та злая красавица стала его новой мамой. Забившись под одеяло с головой, Олбри сжал в руке утреннюю ракушку, крепко-крепко зажмурил глаза… и уснул.
10
– Ты не можешь так просто уйти! – кричал Олвин, пытаясь догнать Бригитту. Она пересекала внутренний двор замка и почти достигла ворот. – Ты моя жена! Твое место здесь.
Бригитта остановилась и обернулась. Луна освещала лица обоих.
– Я не вернусь.
– Но почему… у нас сын… и ты моя жена…
– Ты меня предал, Олвин. Ты так легко поверил не мне, а тому, кто сладко шептал в уши. Думаешь, я прощу?
– Прости…
– И ты возьмешь в свою постель женщину, над которой надругались воины, прежде чем бросить ее в море?
Олвин покачнулся, словно его ударили.
– Ты хороший хозяин замка и хороший отец. Береги Олбри, найдется много людей, которым захочется завладеть землями и убрать со своего пути нашего сына. Думаешь, Олбри дожил бы до совершеннолетия при Кунии?
– Ему нужна мать, ему нужна… ты…
– Нужна, – согласилась Бригитта. – И я у него есть. Я вернусь, Олвин, и вернусь не раз. Тогда, когда снова буду ему нужна.
– А я… – Он попытался дотронуться до руки, но Бригитта вовремя убрала ладонь.
– А ты, Олвин, не наказывай Эдит. Она уже заплатила сполна. И еще… у кузнеца есть хорошенькая дочка, которая давно на тебя заглядывается. Возьми ее в свою постель. И она родит тебе здоровых детей.
– Незаконнорожденных.
Бригитта промолчала.
11
Кунию заперли в комнате, куда позже привели трех знахарок, чтобы осмотреть тело невесты. Куния оказалась не девицей. На рассвете ее увезли в горные пещеры, где женщины, забывшие свою честь, становятся отшельницами. Сбежать оттуда невозможно. Высокие скалы и строгий надзор над грешницами делали их жизнь уединенной на долгие годы.
После завтрака Олбри прибежал к Старому Пию рассказать, что талисман-ракушка самым волшебным образом спасла его от мачехи, и теперь в замке все по-прежнему, только Эдит куда-то отправили. Но это и к лучшему, больше она не будет пугать разными страшилками.
Пий взлохматил мальчику волосы и улыбнулся.
Олвин уехал на охоту. Без свиты. Ему нужно было побыть одному. Он не спал всю ночь. Вина перед Бригиттой слишком велика. Олвин знал, что за совершённую ошибку придется расплачиваться каждый день. До самой смерти.
12
Бригитта вплетала маленькие ракушки в свои косы, стоя на берегу моря. Когда-то море ее спасло, обернув в сети Рыбака. Оставило на память большой шрам, который долго болел. Словно наказание за что-то. Но все же спасло.
А Рыбак ее выходил. Им двоим Бригитта и останется верна – морю и Рыбаку.
Он давно уже должен был вернуться. Солнце заходило за линию горизонта. Но дом стоял пустой. Зола в очаге не хранила тепло.
Шелла-Бригитта пошла вдоль берега – к камням. Там, на самом большом валуне, она увидела знакомую фигуру. Женщина поднялась на камни и села рядом. Рыбак не обернулся. Она положила голову на его плечо. Они молча провожали солнце, глядя, как последние дневные лучи играют в ряби морских вод. А потом Рыбак крепко сжал руку своей женщины и повел ее в дом.