Наконец, рука об руку со своим дядюшкой, кардиналом Перигорским, и тетушкой Агнессой, появилась Иоанна. Весь облик ее был так скромен и в то же самое время горделив, лик так печален и ясен, а взгляд исполнен такой искренности и доверия, что, даже не успев еще заговорить, она покорила сердца всех присутствующих. Иоанне в ту пору было двадцать, и она находилась в самом расцвете своей величественной красоты, вот только бледность отняла краски у ее атласной, прозрачной кожи, а запавшие щеки наводили на мысль об искупительных страданиях. Среди зрителей, жадно пожиравших ее взглядом, выделялся молодой брюнет с огнем во взоре и резкими чертами лица. Он еще появится в нашем повествовании, и, дабы не отвлекать внимания читателей, скажем только, что звали этого юношу Хайме Арагонский, был он наследным принцем Майорки и охотно отдал бы жизнь за дозволение смахнуть хотя бы одну слезинку, дрожащую на ресницах королевы. Иоанна заговорила взволнованным голосом, время от времени замолкая, чтобы утереть слезы с влажных и блестящих глаз или исторгнуть вздох, который переворачивал душу. Королева рассказала с такой живой болью о смерти супруга, описала с такой ужасающей правдивостью растерянность и страх, повергшие ее в ошеломление, стоило ей узнать об этом страшном событии, поднесла руки к своему челу с таким жгучим отчаянием, как если бы хотела вырвать оттуда остатки безумия, что аудитория содрогнулась от ужаса и сострадания. Даже если в этот миг она и лукавила, смятение ее было истинным и внушало трепет. Ангел, обезображенный преступлениями, она лгала, как сам Сатана, и так же, как Сатане, ей уготована была бесконечная пытка гордыней и угрызениями совести! И вот, когда к концу своей речи королева расплакалась и попросила помощи и защиты от узурпатора своих земель, вопль всеобщего одобрения заглушил ее последние слова, многие схватились за эфес своей шпаги, и венгерские послы удалились из залы, понурившись от смущения и стыда.
В тот же вечер, к величайшему удовлетворению всех ее подданных, был обнародован приговор, объявлявший Иоанну Неаполитанскую невиновной и непричастной к заговору и убийству супруга. С одной оговоркой: поскольку ни под каким предлогом невозможно было извинить поведение королевы после убийства и то, что она нисколько не спешила найти и покарать виновных, Клименту VI пришлось признать, что в этом деле замешана магия и что прегрешения, в коих обвиняют Иоанну, – не что иное, как вынужденные последствия колдовских чар, на нее наведенных, от которых она никак не могла защититься[10]. Также его святейшество узаконил брак королевы с Людовиком Тарентским, одарил его Золотой розой[11] и удостоил титула короля Иерусалима и Сицилии.
Нелишним будет упомянуть, что за день до вынесения оправдательного приговора королева Иоанна уступила Папе Авиньон за восемьдесят тысяч флоринов.
В то время, пока королева защищала себя перед двором Климента VI, страшная эпидемия чумы, оставшаяся в истории под именем черной смерти, о которой Боккаччо оставил нам столь красноречивые свидетельства, свирепствовала в Неаполитанском королевстве и в других землях Италии. По подсчетам хроникера Маттео Виллани, Флоренция потеряла три пятых своего населения, Болонья – две трети. Почти столь же разительными были потери других стран Европы. Неаполитанцы устали от зверств и алчности венгров и только и ждали случая восстать против чужеземных угнетателей и призвать назад свою законную государыню, которую, несмотря на все ее провинности, никогда не переставали любить – таково было влияние красоты и молодости на этот эмоциональный народ. И вот, стоило заразе посеять смятение в рядах войск и беспокойство в городе, как в адрес тирана и его палачей полетели проклятия. Людовик Венгерский под страхом божественного гнева и мести населения, опасаясь эпидемии и мятежа, покинул Неаполь среди ночи, оставив наместником своего военачальника Коррадо Лупо, а сам в Барлетте сел на корабль и уплыл из королевства, как это сделал несколько месяцев тому назад Людовик Тарентский.
Эти известия достигли Авиньона вскоре после того, как Папа передал королеве буллу об отпущении всех ее прегрешений. Тут же было решено отвоевать королевство у наместника Людовика Венгерского. Никколо Аччайоли отбыл в Неаполь, прихватив с собою чудодейственную буллу, которая должна была оправдать королеву в глазах подданных, развеять все сомнения и пробудить в них энтузиазм. Первым делом советник направился в замок Мельци, где распоряжался его сын Лоренцо. То была единственная крепость, так и не сдавшаяся врагу. Отец и сын обнялись с чувством заслуженной гордости, которую испытывают, глядя друг на друга, кровные родичи, только что героически исполнившие свой долг. Комендант крепости Мельци сообщил доверенному советнику Людовика Тарентского, что беспардонность, с какой захватчики оскорбляют королеву, в конце концов всем надоела и заговор в пользу Иоанны и ее супруга созрел в стенах Неаполитанского университета, чтобы распространиться по всему королевству, и что в армии захватчиков начались беспорядки. Неутомимый мессир Аччайоли из Апулии отправился в Неаполь и, проезжая по городам и весям, всюду громко объявлял, что королева оправдана, что теперь они с Людовиком Тарентским супруги и что Папа обещает снисхождение всем, кто окажет своей законной государыне хороший прием. Удостоверившись, что народ встречает эти известия приветственными кликами: «Да здравствует Иоанна!» и «Смерть венграм!», он вернулся к своим господам и рассказал о настроениях неаполитанцев.
Иоанна, набрав в долг денег, где только могла, вооружила галеры и с мужем, сестрой и двумя верными советниками, Аччайоли и Спинелли, 10 сентября 1348 года отплыла из Марселя. Неаполитанский порт оставался в руках захватчиков, поэтому король с королевой высадились в Санта-Мария-дель-Кармине, у реки Себето, под бешеные рукоплескания тысяч горожан и, в сопровождении всей неаполитанской знати, направились ко дворцу мессира Аюторио, располагавшемуся возле площади Порта-Капуана, поскольку венгры укрепились во всех замках столицы. Однако Никколо Аччайоли во главе приверженцев королевы так искусно организовал осаду этих замков, что одна половина вражеского войска была вынуждена сдаться, а вторая, спасаясь бегством, рассеялась по землям королевства. Мы не последуем за Людовиком Тарентским в его тягостном походе через Апулию, Калабрию и Абруццо, где он обнаружил множество крепостей с венгерским гарнизоном. Благодаря беспримерной доблести и терпению он отвоевал почти все важные твердыни, когда обстоятельства внезапно переменились и воинская удача во второй раз от него отвернулась. Немецкий военачальник по фамилии Вернер, дезертировавший из венгерской армии, чтобы продаться королеве, предательским образом снова переметнулся на сторону венгров. Он позволил наместнику Неаполя Коррадо Лупо застать себя врасплох в Корнето, а потом в открытую присоединился к нему, увлекая за собой многочисленный отряд авантюристов, сражавшихся под его началом. Это неожиданное вероломство вынудило Людовика Тарентского вернуться в столицу, и в скором времени король Венгрии, узнав, что войска снова сплотились вокруг его знамени и ожидают его возвращения, чтобы двинуться на Неаполь, высадился с большими силами кавалерии в порту Манфредонии и, захватив Трани, Канозу и Салерно, осадил Аверсу.
Для Иоанны и ее мужа это стало полнейшей неожиданностью. Венгерская армия насчитывала десять тысяч конников и более семи тысяч пехотинцев, а в Аверсе осталось всего пять сотен солдат под командованием Джакомо Пиньятелли. Невзирая на столь устрашающий перевес противника, неаполитанский генерал стойко отразил атаку, и венгерский король, сражавшийся в первых рядах, был ранен стрелой в ногу. Удостоверившись, что приступом Аверсу не возьмешь, Людовик решил взять ее голодом. На протяжении трех месяцев осажденные демонстрировали чудеса героизма, но далее сопротивляться было невозможно, и все ожидали, что гарнизон Аверсы с минуты на минуту сдастся, если, конечно, они не решат сгинуть все до последнего. Рено де Бо[12], который должен был явиться из Марселя с эскадрой из десяти галер, чтобы защищать порт столицы и принять на борт королеву в случае, если венгерская армия все-таки захватит Неаполь, задерживался в пути из-за встречных ветров. Казалось, все обстоятельства складывались в пользу противника. Людовик Тарентский, которому претила мысль, что кровь его бравых солдат прольется в столь неравной и отчаянной битве, решился на поступок рыцарственный и благородный – предложил венгерскому королю решить спор в личной схватке. Приводим аутентичный текст письма, адресованного супругом Иоанны к брату Андрея, и его ответ.
«Сиятельный король венгерский, явившийся, дабы завоевать наше королевство, мы, Господним благословением король Иерусалима и Сицилии, вызываем вас на поединок. Нам известно, что гибель копейщиков ваших и остальных язычников, коих вы привели с собой, заботит вас не более, нежели это были бы псы; но мы страшимся несчастий для наших солдат и рыцарей и желаем сразиться с вами один на один, дабы кончить эту войну и вернуть мир нашему королевству. Тот из нас, кто переживет другого, станет королем. И, чтобы поединку этому ничто не воспрепятствовало, предлагаем провести его либо в Париже, в присутствии короля французов, либо в Перудже, либо в Авиньоне, или в Неаполе. Выберите один из четырех этих городов и сообщите нам».
Выслушав своих советников, король Венгрии ответил так:
«Великий король, мы прочли и ознакомились с вашим посланием, которое вы передали нам с подателями сего, и ваше приглашение на поединок нам в высшей степени понравилось; однако мы не одобряем ни одно из указанных вами мест, поскольку находим их подозрительными, и по множеству причин. Король Франции – сводный брат вашей матушки, и, хотя мы с ним тоже связаны кровными узами, нам он не столь близкий родственник. Город Авиньон, который номинально принадлежит суверенному понтифику, – столица Прованса, и по-прежнему подчиняется вам. Не более мы доверяем и городу Перудже, поскольку он вам предан. Что касается Неаполя, не считаем нужным писать, что мы его отвергаем, поскольку, как вам прекрасно известно, он восстал против нас и вы сейчас им правите. Но если вы желаете сразиться с нами, это будет в присутствии германского короля, верховного владыки, или короля английского, нашего общего друга, или патриарха Аквилы, доброго католика. Но если вас не устроит ни одно из мест, которые мы, со своей стороны, предлагаем, во избежание любых предлогов и задержек, мы с нашей армией скоро будем рядом с вами. И тогда вы выйдете к нам, и мы сможем завершить поединок в присутствии наших воинств».