— Ниче, мелкий, скоро привыкнешь, — ободряюще хлопнул меня по плечу высокий брюнет. Я даже имени его не запомнила, но от хлопка чуть не упала.
— Аккуратней, — недовольно рыкнула я, но он лишь закатил глаза и вздохнул.
— Ужин, — на склад вошла немолодая женщина с каталкой. Она протянула каждому из нас по одному по дешевому подносу. Надо же, именно мой оказался с дыркой.
Я была ужасно голодна и готова была съесть слона, но даже в таком состоянии удивилась, какой бурдой здесь кормят. На одной большой тарелке была странного вида каша, рядом с ней — что-то типа салата, заправленного майонезом, кусок черного хлеба и кружка воды. Не густо… Но это лучше, чем ничего.
Осторожно отправив в рот ложку с кашей, я с удивлением поняла, что это овсянка. Невкусная, кислая, местами переваренная. Но овсянка. Салат был немного вкуснее, правда, я так и не поняла, из чего он сделан. Когда я в рекордные сроки опустошила свою тарелку, мужчины лишь насмешливо улыбались и шутили. Они подружились между собой, но я старалась помалкивать, и поэтому осталась в стороне от их компании.
И после короткого перерыва снова работа… Спустя три часа мы все вместе отнесли иномирное пианино в зал и потащились в свой барак. От всех нас ужасно воняло потом, но если я шагала из последних сил, уверенная, что сегодня почти сорвала себе спину, ребята выглядели просто уставшими и даже иногда шутили. Они прикольные, веселые, но такими они были только между собой. Я отмечала их пошлые взгляды на молоденьких служанок и не уставала благодарить судьбу за то, что попала сюда в образе мальчика.
Судя по тишине, царившей на территории замка, сейчас глубокая ночь. Я почти вползла в свои апартаменты, упала на матрас и мгновенно отрубилась.
Я видела во сне свой родной мир, коридоры университета и маму, когда почувствовала, что меня самым наглым образом будят. Открыв глаза, первое, что я увидела — это белая кошачья морда, и наши носы почти соприкасаются.
— Вставай, — прозвучал в голове мужской голос.
— Что?! — шепотом возмутилась я, когда осознала, что на дворе глубокая ночь, а мой сосед храпит на весь барак. — Ты в своем уме?!
— Баня сейчас свободна, — пояснил кот. — Ты мыться будешь, женщина? Воняешь ты знатно, скажу я тебе, — и смешок.
Я немного успокоилась, когда поняла, что он по делу, а не просто так решил развлечься. Я взяла рюкзак и тихонечко вышла из домика. На улице было очень темно, видимо, вот-вот начнет рассветать. Я и кот пробрались к бане, но мой страж (или как там его) остался в предбаннике.
В общем-то, интерьер здесь практически не отличался от привычной мне бани, которая стояла у бабушки в деревне. Хотя, было одно существенное отличие — вода грелась сама. Да, именно так. Здесь стоял большой чан с уже теплой водой, и мне оставалось только зачерпнуть её специальным ковшом. Тут же рядом был местный аналог жидкого мыла.
Я начала раздеваться. Свой костюм я сняла без труда, а когда потянула молнию корсета, который утягивал грудь, поразилась, насколько сильно была сжата моя грудная клетка. Я сделала глубокий вдох и ощутила боль. Похоже, мои ребра были настолько сдавлены, что сейчас буквально раскрылись. В верхней части груди остались фиолетовые следы. Господи, и сколько мне так ходить?
Я стянула с головы парик и снова ощутила облегчение — волосы получили свободу и рассыпались по спине.
Я поливала себя водой и думала о том, как сильно хочу оказаться дома. Нет, этот мир не для меня. Почему я должна променивать жизнь в цивилизации на этот пусть и магический, но отсталый мир? Барс что-то говорил о предназначении, что ж, вот у него и выясню, что это значит. Ведь, раз есть вход, будет и выход! Проблема ещё и в том, что моя косметика не вечна, и рано или поздно придется вновь стать девушкой. Впервые я пожалела о своей привлекательности. За все время нахождения здесь я ни разу не встретила девушку-блондинку, и боюсь, что мои волосы могут привлечь мужчин.
Я помылась и чувствовала себя чистой и свежей. Полотенце здесь присутствовало, но стоило мне немного потереть им волосы, как они вмиг стали сухими! Как такое возможно?! Я пропустила между пальцев абсолютно сухую светлую прядь, состоящую из маленьких завитков. Магия, не иначе!
Я скрепя сердце вновь затянула себя в этот ужасный корсет и натянула парик. Не знаю, каким чудом мне удалось удержать слезы и не разреветься. Когда я вышла в предбанник, кота там не было. Сбежал, гад. Ничего, я у него все выпытаю. Осторожно пробравшись к бараку, я вновь улеглась на матрас. Сосед уже не храпел, и вскоре я вновь заснула.
Со следующего дня начался сущий кошмар. Мы вставали едва ли не на рассвете, а засыпали намного позже всех остальных обитателей замка. У нас сложилась своя компания, в которой мы часто шутили, смеялись и старались всю работу выполнять на веселе. Так или иначе, я держалась особняком из-за своей молчаливости, и в основном парни общались между собой. Я никогда раньше не присутствовала в чисто мужской компании, да ещё и инкогнито, поэтому для меня стало полной неожиданностью то, что у них через слово звучит мат. Поначалу уши вяли, а потом я…привыкла. Сама не материлась, конечно, но начала ловить себя на том, что мысленный диалог редко проходит без бранных слов.
Нас кормили три раза в день, но в основном дешевой и калорийной едой. Мясо давали два раза в неделю, но оно представляло из себя просто разваренные ошметки, наполовину состоящие из жира.
Я надеялась, что параллельно с работой буду искать пути побега из этого мира, но у меня не оставалось времени даже на то, чтобы обругать Барса, которого я видела лишь издалека. Этот гад всегда держался поблизости, но серьезного разговора избегал. Мы были так сильно загружены, что я с трудом выкраивала минутку, чтобы обновить грим, который уверенно держался четыре дня. Вот тогда я хвалила себя за то, что в свое время не пожалела денег и купила качественную косметику.
Я жаловалась на то, что мне давит корсет? О, теперь эта проблема решена — я так сильно похудела всего за две с половиной недели, что он едва ли не болтается на мне! Мужчины часто подтрунивают над моим хилым телосложением, но почти никто не злословит, и когда мы выполняем что-то особенно тяжелое, мне делают поблажки.
Через два дня я осталась в бараке одна. Я достала свою рюкзак и вытряхнула всю ту гору мелочей, которую ленилась разбирать дома. Как же я хвалила себя за лень в тот момент! В рюкзаке оказались обезболивающие (цитрамон и парацетамол), мой телефон с розовыми наушниками (зарядка 73 %), комплекс витаминов в форме шипучих таблеток, немного денег, женские принадлежности, пара тетрадок, маленькая банка с кока-кола, остатки молочного шоколада, завернутые в фольгу, мой паспорт и студенческий билет, банковская карта со стипендией (в этом мире считай кусок намагниченого пластика), небольшие ножницы, расческа, дешевое зеркальце, ключи от квартиры с большим брелоком в форме символа дома Таргариен из «Игры Престолов», два пакетика сухого кофе, который я любила пить на обед в столовой, стограммовый пакет кошачьего корма, жестяная консервная банка собачьего (!) корма и, собственно, косметика. Я прикасалась к этим вещам из своего родного мира и, не сдержавшись, расплакалась.
Я не сумасшедшая! Мой мир существует, я выросла в нем, и во что бы то ни стало, намерена вернуться обратно. Я прижимала к себе свою нокию, и в груди разливалось приятное тепло. Как же мне осточертело это проклятое рабство! Я не рабыня, я свободная русская девушка, и найду выход из этой ситуации.
Вставив наушники в уши, я включила музыку на телефоне и расслабленно откинулась на матрас. Какое же это счастье — просто слушать музыку родного мира! Я лежала, и моя улыбка могла бы соперничать с оскалом Чеширского кота. Даже не знаю, сколько прошло времени, когда вдруг кто-то не слишком нежно потрепал меня по плечу.
Я резко распахнула глаза и увидела склонившегося надо мной Ханса. Он смотрел на меня со странным прищуром, словно я делала какую-то ерунду. Я тут же выключила музыку, вынула наушники и резко села. Ханс перевел взгляд на кучу непонятных для него предметов, которые он видел впервые в жизни. Я обругала себя последними словами — ну, как я могла так расслабиться?! Совсем голову потеряла!
— Что это? — он заинтересованно потянул руку к моим вещам, но я бросилась ему наперерез и закрыла их собой, как будто это не вещи, а живой человек, на которого покушаются. Ханс с подозрением прищурил глаза, а я начала спешно кидать вещи обратно в рюкзак. Блин, что ему сказать? Как объяснить, что это такое? Он же будет думать обо мне невесть что!
— Ничего, просто мои вещи, — немного дрожащим голосом пролепетала я. — Ничего интересного.
Обернувшись, наткнулась на его изучающий мрачный взгляд. Он как будто подозревал меня в чем-то, но вслух ничего не сказал.
— Нас снова зовут! — крикнул кто-то в коридоре, и я поблагодарила судьбу за то, что это случилось так вовремя.
Ханс нехотя развернулся и пошел на выход, я потрусила за ним.
Начиная с этого дня, я начала часто ловить на себе его задумчивые взгляды. Когда он думал, что я не вижу его, часто всматривался в мое лицо, хмурился, задумчиво щурил глаза. Его отношение ко мне тоже изменилось — если раньше я видела лишь символические дружеские улыбки и дежурные фразы, то теперь он начал допытываться, кто я, откуда, как попала в рабство, кто родители, сколько мне лет. Я уходила от ответов или отвечала общими ничего не значащими фразами. Все усугублялось тем, что я просто не знала многих реалий этого мира и легко могла проколоться. Но Ханс то ли не подавал виду, то ли я действительно отвечала правдоподобно, но он не разу не выразил недоверия моим словам.
Я так сильно устала в один из дней, что не сразу заметила, как Ханс ушел раньше всех и даже пропустил ужин, сославшись на плохое самочувствие. Когда я спустя полчаса пришла в нашу общую каморку, мой сосед сидел на своем матрасе с очень угрюмым видом и перевязанной правой рукой! Я просто не могла поверить своим глазам!