лицо становилось все более и более придурковатым. Но уже на второй минуте моего прочувствованного монолога он взял себя в руки, утер слюни и начал просчитывать, а шо он з этого могет поиметь. Молодец мужик! Уважаю!
— И де ото чудо техники сейчас?
— И усе Вам расскажи.
— Та ты усе брешешь!
Я прищурила левый глаз и спокойно посмотрела на дворецкого.
— Йося! Вы говорите злых слов, Йося! Я шла сюдой и думала за карету и гешефт. Теперь я стою тута и думаю за Вас, а Ви мне не верите! Скажите, Йося, Ви думаете шо так должно быть? Или Вам капельку кажется, шо я таки сбилася з курсу? И мене пойти тудою и предложить карету и откат кому-то другому?
— Ой, шо Ви такое кажете? — засуетился дворецкий. — Шо же Ви молчали за откат?
— А шо мне надо было кричать за него на дворцовой площади? То-то был бы шухер! Почище недавнишнего!
— Я слушал Ваших последних слов и задумался! — сказал он серьезно. — Таки шо Ви хочете за оту карету и шо я з этого буду иметь?
— Я хочу Вас заверить, шо будете Ви иметь много и кожный раз деньги! — сказала я прочувствованно. За карету я хочу пять тысяч золотых. А за сколько Ви ее впарите прынцам меня не колышет! И хочу Вас заверить со страшной силой, шо Ви сможете продать ее вдвое дороже!
— И откуда таки на меня свалилась эта цаца? — вздохнул дворецкий. — ПЯТЬ!!! Тысяч!! Ни одна карета столько не стоит! Максимум пятьсот и то я еще подумаю!
— Замолчите Ваш рот! Ви так торгуетесь, как будто эти деньги Ваши честно уворованные! Та когда Ви эту карету увидите, то сами мне принесете у два раза больше, только бы я ее не перепродала через другие руки! Я как раз таки недавно слышала за Беню-банкира! — сказала я злясь.
— Беня не банкир, он шлимазл! И никогда нормальную цену не даст! — рявкнул Иосиф Моисеевич. — Ладно, но знайте, Ви мне делаете больно, но я вам дам восемьсот и ни копейкой больше! И я ишо оту карету не видел, може ее и нет, или она и золотого не стоит!
Пришлось везти его к Аленке и снимать полог невидимости с кареты. Когда дворецкий ее увидел, то так и застыл на месте, пуская слюни и протягивая ручонки к мечте любителя быстрой езды средневековья! Но торговаться, менее ожесточенно, он не стал.
Короче, торговались мы за карету с ним еще часа полтора, сойдясь на двух с половиной тысячах золотых. И он, и я были невероятно довольны. Я не рассчитывала продать ее больше чем за тысячу, а Иосиф Моисеевич представлял размеры будущей прибыли. Он ее таки толкнет за десять тысяч. Когда мы уже ударили по рукам, решили, что он завтра с утра заедет к нам на хутор за своим приобретением и привезет деньги. А на этот день даст Аленке выходной. Про мою задумку с каретным салоном я решила ему сразу не рассказывать. Пусть сперва первую продаст, подержит в руках большой навар, а потом уже можно будет и дальше общаться. И вот тогда условия диктовать буду уже я!
— Ух, хорошо! — вздохнула я облегченно и с наслаждением потянулась, очнувшись в собственном теле. — Люди, вы такие неповоротливые, ни крыльев, ни маневренности. Восприятие какое-то ограниченное, да и половину запахов не чувствуете, при этом считая себя венцом творения.
— Ну и ладно, — проворчала Аленка, разминая затекшую спину. — Только ты это, больше так не делай. Знаешь как страшно, когда не могешь ничо сделать! Ни рукой пошевелить, ни почухаться когда свербит. А свербело то сильно! Особливо когда ты с Моисеичем как-то странно лопотала, уроде слова знакомые, а не совсем понятно.
— Ой, Алена! Мы же с тобой два дня этикетом занимались, и что все впустую? Какое свербело при посторонних? Забудь! Ни чухаться, ни в носу ковыряться, ни в зубах, пытаясь достать куски вчерашнего ужина! Нельзя!
— А как же тогда? — спросила она расстроено.
— Терпеть! Ладно, еще научишься, главное, что завтра с утра у нас будет довольно приличная цифра по меркам этого мира и мы сможем начинать притворять в жизнь мой план.
— Какой? — удивилась она.
— Обеспечить тебя приданным и открыть здесь маааленькое такое дельце по продаже карет. Ладно, рано еще об этом, давай спать ложиться, завтра день будет очень тяжелым.
В это же время во дворце.
Принцы сидели в библиотеке возле камина и задумчиво потягивали коньяк.
— Риккардо, ты сам на себя не похож в последнее время, — сказал Алан, сделав глоток из бокала.
— Андрюш, да прекрати ты меня так называть! — рявкнул близнец. — То, что наш батюшка перед иностранными державами решил выпендриться, еще не значит, что между собой мы должны общаться этими собачьими кличками!
— Да ладно тебе, Ромка, — махнул рукой брат. — Раньше ты к этому спокойнее относился. А в последние время, как с цепи сорвался. Что неужели эта сбежавшая девица так в душу запала? Кстати, нашли ее уже?
— Нет, — Роман сидел в кресле нахохлившись, и с тоской глядя в огонь.
— Да не переживай ты так, брат! — Андрей толкнул его в плече. — Найдется она. Ну, подумаешь, девочка решила привлечь внимание к себе таким нетривиальным способом. Привлекла, жди, скоро нарисуется. А если нет, то у нас тут такой цветник! Закачаешься! Каждую ночь новая девица тебе постель греть будет!
— Андрей, вот ты мне скажи, тебе еще роль шута и бабника не надоела? Я понимаю, что в некоторых моментах очень выгодно, чтобы наследника считали гиперактивным половозрелым имбицилом. Но может, хватит? Хотя бы при мне. А то эта твоя маска, которую ты нацепил в последнее время, становиться твоей второй натурой.
— Извини, — лицо Андрея неуловимо преобразилось, с него слетела легкая придурковатость, взгляд из масляного стал нормальным и даже вдумчиво-серьезным. — Так все-таки, что там с той барышней? Никаких следов? Что у Вас там произошло? Ты так и не рассказал.
— Да все было хорошо, до определенного момента, танцевали, смеялись, она еще знаешь, так забавно пародировала крестьянок. Причем это у нее получалось так органично и живо, что я время от времени не мог удержаться от смеха. Она так сильно отличается от наших дам! Не жеманничает, не норовит упасть в обморок при всяком удобном случае. А фигуру ее ты и сам видел! Сказка! Такие формы, да и красный не стесняется носить. Она была похожа на райскую птичку в стаде обычных дворовых кур. А, что говорить, ты и сам все видел! — Рома махнул рукой и чуть откинулся в кресле. — Мы танцевали, гуляли по парку, я ей нашептывал на ушко всякие приятности. А она, знаешь, так мило стеснялась, как будто не верила, что все, что я ей говорю именно о ней, а не о какой то другой девушке. А потом я отлучился на минуту за напитками, возвращаюсь и вижу, как она со всей силы несется к воротам парка. Я так и не понял, что произошло. Только вот догнать ее так и не удалось. Сбежала. Я вот только это нашел на аллейке.
Роман достал из за пазухи хрустальную туфельку странной формы, напоминающую лапоть на каблуке.
— Занятная вещица, — Андрей взял туфлю в руки и повертел ее со всех сторон. Туфля гнулась во все стороны, попирая все законы мироздания, и наплевав на то, что была сделана их хрусталя, минерала, отличающегося повышенной твердостью. — А вещичка то магическая. Мастера бы найти, может тогда и на твою зазнобу бы вышли.
— Хм, — Роман заметно повеселел. — А это мысль. Завтра этим и займусь.
Глава 7
Утро следующего дня началось замечательно. Я на заре подняла Аленку и с особым садистским удовольствием погнала ее на пробежку. Приобретенную недавно форму нельзя запускать, а то опять заплывает жиром, и все наши достижения пойдут коту под хвост. Итак, из-за бала она себя немного запустила. Пора-пора брать себя в руки, ну или мне ее в руки, а то что-то девочка расслабилась.
— Ну, чего ты еле плетешься, ты так медленно не бегала, когда я тебя первый день на тренировку выгнала, — нудила я у нее над ухом. — А кто так отжимается? Кто так приседает? Ты похожа на цаплю-переростка с такими движениями.
Я вовсю критиковала любое Аленкино действие, стараясь понять, глубину ее стрессоустойчивости и насколько она страшна в гневе. Ведь дворец, это такой гадюшник, где при любых обстоятельствах нужно сохранять невозмутимое выражение лица и отвечать не менее язвительно, чем оппонент.
Короче, доводила я беднягу до ручки около часа, на протяжении всей тренировки, издеваясь над нею, как могла. А вот итог меня потряс, Алена аккуратно ссадила меня с плеча на ближайший цветок, развернулась и, не говоря ни слова побежала домой. Обиделась, причем очень сильно, и как я ей потом в течение часа не объясняла для чего я это делала, она так на меня дуться и не прекратила.
— Аленка, — я аккуратно погладила ее по плечу. — Ну не злись, но тебя во дворце еще хуже обхаивать будут. — Ты должна научиться держать удар. Родная, у нас же с тобой договор, я обязана действовать в твоих интересах. Маленькая, ну пойми, не все методы обучения приятные, — на маленькой она сломалась, устроив знатный слезоразлив в отдельно взятой хате.
— Фиииаааалка, — всхлипнула она. — За шо?
И столько в этом крике души было незаслуженной обиды, что даже меня проняло.
— Ладно, Аленка, я клятвенно обещаю, что больше никогда не применю к тебе ничего подобного, — я подняла магией платок на уровень ее глазок и вытерла слезы, а потом, обмотав им покрасневший нос, сказала, — шморгай!
Ну, она и шморгнула, меня сдуло со стола и хорошенько так приложило о пол. Я, кряхтя, как старая баба взлетела и опять уселась рядом с ней. На меня смотрели два огромных непролитых голубых озера глаз, красный нос выглядывал из платка, а на лице было написано удивление.
— Ты чего? — спросила она гнусаво.
— Ничего, — я потерла ушибленный бок и уставилась на нее, обдумывая план дальнейших действий. — Мне опять придется занять твое тело, сейчас приедет Иосиф Моисеевич, деньги привезет. Ему еще карету отдать нужно будет.
— Шо, опять? — она готова была разреветься.
— Эй, мать! У тебя ПМС? — удивилась я.
— Чаво? Ты чаво ругаисси? — когда в последнее время Алена начинала нервничать, у нее опять пробивался деревенский говор, вот как сейчас.