домов, лишь кое-где прореженная пятнами вызывающей роскоши белых вилл, окружённых пышной зеленью. В глазах бедно одетых людей, похожих на обитателей Трущобы, читалась усталость и злость, перемешанная с надеждой, и глядя на них, Хайк понимал, почему Север боится Юга — боится не зря. «Неужели среди этих людей мы сможем найти союзников?» — думал Хайк, но не задавал Алану никаких вопросов. Он знал — придёт время, и Старик сам всё расскажет.
С документами проблем не было — об этом позаботился Алан. Электронный контроль здесь был куда менее изощрённым, а кое-где достаточно было показать угрюмому толстому полицейскому чистый лист бумаги (понятное дело, не просто показать, а ещё и кое-что при этом сделать), чтобы беспрепятственно следовать дальше.
И только один раз случилась осечка.
В Никарагуа они решили сократить путь, проехав напрямик через джунгли. Машину — старый раздолбанный «лендровер», который можно было назвать машиной только с большой натяжкой, — они взяли напрокат, причём вместе с проводником-водителем, который должен был и отогнать машину обратно. Проводник почему-то не выказал особого восторга, когда хозяин машины коротко объяснил ему задачу, однако ни Хайк, ни даже Алан не обратили внимания на его недовольство. Мало ли чем этот малый мог быть недоволен? Ну, хотя бы тем, что ему надо делать что-то, чего он совсем не хочет делать!
Узкая дорога, больше похожая на лесную тропинку, петляла среди густых тропических зарослей. Было тепло, но не жарко — деревья давали тень, — и Хайк расслабился, изредка посматривая по сторонам, а Старик даже задремал. Хайка тоже клонило в сон — пейзаж не радовал разнообразием, — однако его что-то беспокоило, не давая заснуть. И скоро он понял, что именно — страх. Чужой страх.
От водителя, беспокойно вглядывавшегося в плотную зелень джунглей, ощутимо веяло страхом. «Чего он боится? — подумал мальчик. — Того, что на него из-за кустов прыгнет ягуар или прямо на голову свалится голодная анаконда? Ерунда какая-то…». Тем не менее он тоже стал пристальней следить за тянувшейся по обеим сторонам дороги плотной зелёной стеной, невольно проникаясь беспокойством проводника.
Выстрел грохнул неожиданно — Хайку сначала показалось, что в джунглях хрустнула сломанная ветка. Но когда водитель бессильно уронил голову на руль, и мальчик увидел аккуратное отверстие в ветровом стекле, обрамлённое ореолом мелких трещин, он понял, что это за ветка.
Джип съехал на обочину и уткнулся в переплетение древесных стволов, колючих лиан и широких глянцевых листьев, а из чащи выскочили четверо в пятнистом камуфляже. В руках у них были древние АКМ, недвусмысленно направленные на «лендровер», а о том, что шутить они не собираются, свидетельствовала кровь, капавшая из простреленной головы проводника.
Хайку не было страшно — наоборот, он испытывал злую радость. Эти парни не знают, с кем они связались — они будут очень сильно удивлены, когда узнают. И удивление будет их последним чувством в этой жизни.
В груди мальчика вспух горячий ком, обернувшийся острым жжением в кончиках пальцев. Он шевельнулся и тут же ощутил железную хватку руки Алана на своём запястье.
— Dinero! — хрипло каркнул кряжистый человек в чёрном берете, заросший бородой до самых глаз. — Rapidamente![7]
Трое других демонстративно передёрнули затворы и угрожающе подняли автоматы. Они стояли рядом с заглохшей машиной, и Хайк почувствовал застарелую вонь их давно не мытых тел. «Почему Алан держит меня за руку? С каким удовольствием я сейчас…».
— Вам не нужны деньги, — услышал он невероятно спокойный голос Старика. — Вам нужно молиться о спасении ваших заблудших душ.
В лице бородача что-то неуловимо изменилось.
— Amigo… — пробормотал он. — Disculpeme…[8]
Откуда-то сверху на дорогу с шумом рухнул ещё один пятнистый и остался лежать неподвижно, неловко поджав под себя вывернутую правую руку. Глаза людей с автоматами остекленели; воронёные стволы дрогнули, опускаясь к земле. Хайк повернул голову к Алану.
Глаза Старика пылали тёмным огнём. Черты его лица показались мальчику какими-то размытыми, словно голову и всё тело Алана окутывала раскалённая завеса, дрожащая, как воздух над разогретым асфальтом. Старик приподнялся на сидении и коснулся пальцами левой руки — правой он по-прежнему сжимал запястье Хайка — поникшей головы водителя.
— Мёртв, — произнёс он с сожалением и вздохнул. — Эх, люди, люди — почему вам так нравится всё время убивать друг друга? Неужели не надоело?
Четверо в камуфляже стояли неподвижно с отрешёнными лицами, и Хайк не мог понять, слышат они эти слова или нет.
— Вы похороните этого человека, и всю жизнь, — голос Старика звучал размеренно и чётко, будто неживой, — будете помнить о том, что вы сделали. Всю свою жизнь!
— Почему ты их не убил, Алан?
— А почему я должен был их убивать? — ответил Старик вопросом на вопрос, не отводя глаз от дороги — теперь ему пришлось самому вести машину.
— Они напали на нас! И они сами убийцы!
— Послушай, Хайк, — Алан на миг оторвал взгляд от колеи и посмотрел на мальчика, — кто дал тебе право примерять на себя одежды высшего судьи? Убить человека — это не жука растоптать каблуком! Тогда, на свалке, ты расправился с трущобниками, движимый страхом и гневом, а сейчас — сейчас тебе просто хотелось убить! Убить тех, кто даже не сможет тебе сопротивляться — ты ведь был уверен в этом! Твоя внутренняя змея поднимает голову, Хайк, и это опасно — опасно для тебя самого. Ощущение силы и непобедимости пьянит — от этого очень легко потерять голову.
— Но ведь ты всё-таки убил одного из них — того, кто упал на дорогу!
— Он не умер — просто потерял сознание. Кажется, сломал плечо, падая с дерева. Будет жить, даже если останется калекой — это разумная плата за то, что он отнял чужую жизнь.
Какое-то время они ехали молча, а потом Алан снова заговорил, искоса посматривая на мальчика.
— Убийцы… В здешних джунглях все воюют против всех. Тут полно всяких людей с оружием — наркоторговцы, охотники за рабами, обычные бандиты. Есть и партизаны, сражающиеся непонятно за что — лишь бы стрелять. Не надо было нам ехать через лес — мы оплатили наш выигрыш времени чужой жизнью. Это моя вина… — Он замолчал, сердито хмуря брови.
— А что ты с ними сделал? — осторожно спросил Хайк. — Я почувствовал, как ты…
— Я заставил их вспомнить, что они люди, а не придатки к спусковому крючку.
— И теперь они станут другими? — не отставал Волчонок. — Тогда, может, надо идти в джунгли и переделывать их всех?
— Как у тебя всё просто! — Алан горько усмехнулся. — Раз — и убил, раз — и переделал! Телепатическое воздействие кратковременно — хорошо, если они похоронят этого беднягу, а не бросят его у дороги на поживу муравьям. А играть в миссионера, несущего людям свет добра… Это нереально, Хайк. В конце концов меня бы попросту прикончили, и всё осталось бы по-старому. Люди меняются очень медленно — путь вверх тернист. И начинать нужно с самого себя — только так. Этот мир жесток, но если мы, особенные, будем подчиняться его правилам, он таким и останется — навсегда. А может быть, станет ещё хуже…
…К Панамскому каналу они вышли у шлюза Мирафлорес. Хайк с жадным детским любопытством разглядывал огромный контейнеровоз, возвышавшийся над стенками шлюза, и маленькие швартовные локомотивы, передвигавшиеся по рельсам — по двум обычным и одному зубчатому. Однако Алана куда больше заинтересовала парусная яхта, выглядевшая по сравнению с громадным океанским теплоходом изящной игрушкой, и пока Хайк считал контейнеры на палубе судна, Старик перебросился несколькими словами с хозяином яхты.
— Эй! — окликнул он Хайка, оторвав мальчика от созерцания стальной громады. — Пошли. У нас новый транспорт — дальше мы с тобой поплывём. Ты ведь раньше не плавал? Тебе понравится.
Алану не пришлось даже прилагать особых усилий, чтобы попасть на борт яхты — в зоне канала путешественники-одиночки охотно брали на борт попутчиков: так веселее, да и лишняя бесплатная пара рабочих рук не бывает лишней на крошечной скорлупке среди океанских волн. Владелец яхты, седой англичанин из Плимута, шёл к Бермудам, однако согласился (на сей раз не без вмешательства Алана) доставить их к устью Магдалены.
Путешествие Хайку понравилось — Старик не ошибся. Карибское море было идеально спокойным, а тропический зной на воде не был таким нестерпимым. Даже не верилось, что можно расслабиться, не ожидая ежеминутно появления откуда ни возьмись полицейских, солдат или лесных бандитов. Вокруг яхты сновали дельфины, подплывали вплотную, словно пытаясь понять, что это такое.
— Интересные они здесь, — заметил оказавшийся в меру разговорчивым англичанин, — я хожу по морям тридцать лет, но таких дельфинов не встречал нигде. Мне порой даже кажется, что они хотят мне что-то сказать, да только вот не умеют.
Хайк и сам ощутил что-то непонятное. В сознании мальчика-индиго зазвучали вдруг неясные голоса, произносившие слова и целые фразы на каком-то неведомом ему языке. И Алан тоже что-то почувствовал.
— И верно, — задумчиво произнёс он, провожая взглядом литое дельфинье тело, взметнувшееся высоко вверх над водой. — Странно, очень странно…
…Они сошли на берег в Барранкилье, где пересели на катамаран на воздушной подушке, направлявшийся вверх по течению Магдалены.
— Осталось уже недолго, — сказал Старик, когда они с Хайком устроились в мягких креслах пассажирского салона катамарана. — Скоро мы будем на месте.
Катамаран нёсся по реке, оставляя за собой длинный шлейф мельчайших водяных брызг. В салоне было тихо — звукоизоляция на судах туристического класса превосходная, — по берегам тянулись уже изрядно надоевшие Хайку джунгли, удобное кресло убаюкивало, и мальчик незаметно уснул.
Проснулся он от лёгкого толчка в плечо и, открыв глаза, увидел сквозь панорамное остекление салона бетонный причал, множество машин и вдалеке высокие белые здания большого города. А на противоположном берегу реки таинственно синели горы.