альный участок — легко. Никто и не пикнет, особенно сейчас, когда мы спасаем нацию от генетической эпидемии!
Генерал Джейк Блад хищно усмехнулся и отрывисто скомандовал в коммуникатор:
— Удар РСЗО[16] по квадрату 48–62. Работать на пределе дальнобойности. Авиации: повторный налёт. Пуски ракет с предельной дистанции — в зону предполагаемого действия нестандартной ПВО противника не входить. Аэромобильным частям — охватить весь район по периметру. Джефферсон, назначаетесь командующим операцией. Обо всём докладывать мне немедленно. Особое распоряжение: там должна быть девчонка лет четырнадцати и женщина с оригинальным ожерельем на шее — в виде змеи. Этих взять живыми — любой ценой, не считаясь ни с какими потерями. Как меня поняли?
— Приказ принят и понят, — ответили несколько слитых воедино голосов: команды одновременно передавались всем исполнителям.
— Тогда приступайте, — Блад откинулся на спинку кресла. — Теперь нам остаётся только ждать.
— А ты не боишься получить вместо живых пленниц одни лишь обугленные останки? — поинтересовалась Стэрди. — После массированного удара там не останется в живых даже лягушки.
— Нет, не боюсь. «Призраки» достаточно умны — они не будут сидеть и ждать, пока мы их прихлопнем. Нет, они сейчас уже уносят оттуда ноги — со всей поспешностью. Так что теперь всё зависит от того, сумеет ли Джефферсон не дать им уйти.
Эта ночь запомнилась Мэй одним сплошным кроваво-дымным пятном.
Ньюмены бежали через лес. Они скользили между деревьев быстрыми призрачными тенями, словно ожившие персонажи древних легенд и преданий, и когда позади — там, где остался опустевший лагерь, — раздался чугунный топот, и на полнеба разлилось оранжевое зарево, люди-индиго были уже далеко.
Мэй ещё не умела толком лететь скользящей походкой — боевым шагом «ночных призраков», — и ей пришлось нелегко. Но Змея держалась рядом с девочкой и подпитывала её своей энергией, поэтому Мэй не отставала.
Дважды над ними проносились самолёты, и ньюмены слышали стрёкот вертолётных винтов, но лес оставался тёмен и тих. Мэй ощущала вуаль невидимости, накинутую воинами на маленький отряд, — тоненькую, почти не дающую энергетической засветки, — и понимала, почему «призраки» не обращают внимания на воздушные машины: им надо было как можно дольше оставаться незамеченными. Чувствовала Мэй и нараставшее напряжение Серпенты — предводительницу ньюменов что-то тревожило, и сильно тревожило, — но девочке было не до анализа чужих мыслей: сумасшедший бег по ночному лесу отнимал у неё все силы.
Они достигли опушки леса далеко за полночь, когда чернильная темнота затопила всё вокруг, а кусты и деревья слились в одну сплошную чёрную массу. За кромкой леса пролегла широкая автострада, и она была ярко освещена: десятки мощных прожекторов превратили там ночь в день. Серпента выругалась сквозь зубы, и было отчего.
На шоссе стояли танки, развернувшие стволы орудий в сторону леса. Из распахнутого чрева тяжёлого вертолёта горохом сыпались солдаты в броне, разворачиваясь в длинную цепь; второй такой же вертолёт опускался, сверкая остеклением кабины. И жирными узлами в танковой шеренге выделялись коробчатообразные силуэты транспортёров-излучателей.
Повинуясь беззвучному приказу Серпенты, ньюмены замерли. Мэй колотило, в животе рос леденящий комок страха, но Змея выглядела спокойной и невозмутимой — сорвавшееся с её губ короткое проклятье было единственной эмоциональной реакцией предводительницы «призраков» на впечатляющую картину боевой мощи, развёрнутой против людей-индиго.
Серпента размышляла недолго. Второй вертолёт ещё не коснулся покрытия шоссе, и цепь солдат ещё не миновала белую полосу на обочине автострады, когда ньюмены нанесли удар.
Они разделились. С Мэй и Серпентой остались только двое воинов, в том числе и тот, который вырвался из кровавой каши в предместье, — девочка запомнила его лицо. Остальные оттянулись на фланги, сжались в тугую пружину, и…
В небо ударил фонтан огня. На шоссе образовалась пышущая жаром яма, из которой хлестал вверх султан пламени. Мельком Мэй заметила выражение лица Серпенты; губы Змеи шевелились, хотя работало не слово — работала мысль, превращённая в убийственное оружие. Яма ширилась, асфальт размягчался и плавился, трясиной всасывая в себя широкие гусеницы боевых машин. Серпента запустила распад материи, используя совокупную силу, накопленную всем её отрядом. А цепь бронированных солдат, бегущих от беснующегося на автостраде гудящего пламени, подёрнула частая сетка пульсирующих голубых молний.
Запахло горелым мясом — ветер дул от дороги к лесу. Два танка завязли на шоссе по самые башни, из их верхних люков поспешно выбирались люди в комбинезонах. Один из транспортёров завалился набок, уткнувшись эмиттером излучателя в раскисающий асфальт, остальные неуклюже пятились, пытаясь выбраться с обернувшейся ловушкой магистрали. Солдаты залегли, огрызаясь короткими очередями; грохнули первые орудийные выстрелы. Танки расползались потревоженными жуками, и выпущенные снаряды бессистемно падали в лесу, с корнем выворачивая деревья и рубя осколками листву.
Мэй не знала о приказе генерала Блада и не могла понять, почему противник сразу не ударил по опушке леса всей огневой мощью — одних только танков на шоссе было дюжины две. Но размышлять об этом ей было некогда — Серпента дёрнула её за руку, бросив краткое, как ожог: «Бежим!».
Они бежали с такой скоростью, что под их ногами ломались, не успевая согнуться, гибкие стебли травы — «призраки» трансформировались в свою боевую ипостась. Свистели пули; Мэй почувствовала удар, и ещё один, и поняла, что Серпента прикрыла её силовым полем, оберегая от шального попадания. И ещё девочка поняла — правда, полное понимание пришло уже позже, — что Змея трезво оценила ситуацию и знала: принимать затяжной бой нельзя, людей-индиго в конце концов задавят числом, и поэтому надо прорываться — любой ценой, даже ценой гибели девяти ньюменов из десяти.
Позади них один за другим вырастали чёрные столбы разрывов — танкисты опомнились и вели теперь беглый огонь по лесу, перепахивая опушку. Ньюмены отвечали, как могли, отвлекая внимание от рвущейся к шоссе маленькой группки. Звонко лопнул и развернулся гротескным цветком ствол танковой пушки; по сизой броне скатился огненным клубком охваченный пламенем человек. Прямо перед Мэй появилась безликая фигура солдата, но его движения показались девочке тягуче-медленными, словно он шевелился в вязком киселе. Мэй видела, как ползёт в её сторону автоматное дуло, и ударила первой, не дожидаясь, пока это дуло плюнет в неё свинцом.
С подвески зависшего над дорогой вертолёта протянулись дымные полосы пущенных ракет, но Серпента вовремя заметила эту новую угрозу. Лопасти винта загнулись вверх почти под прямым углом, и вертолёт с хриплым клёкотом рухнул под гусеницы танков, выбиравшихся из огненного болота, в которое превратилось шоссе. Мэй снова ощутила боль — по её силовой скорлупе прошёлся целый веер осколков. Боль была куда более резкой, чем минутой раньше, и девочка сообразила — защита слабеет: силы людей-индиго имеют свой предел, и этот предел уже близок.
Опушку леса уже сплошь затянуло бурым дымом, сквозь который вспышками ярости пробивались языки пламени, — казалось, там не осталось ничего живого. Однако Серпента, Мэй и двое ньюменов добежали до автострады и перемахнули через неё одним отчаянным рывком, почти не касаясь ногами покрытия.
Их заметили — все машины были напичканы средствами приборного наблюдения, — но всеуничтожающего огневого шквала не последовало. Вместо этого мобильные излучатели, сохранившие боеспособность, — добрая половина «глушилок» была уже выведена из строя — перефокусировали свои поля на другую сторону шоссе.
…Мэй почувствовала равнодушие и усталость. «Зачем всё это?» — подумала девочка, и мысли её были ленивыми и монотонными. Тело обмякло, и даже рёв бушевавшего на дороге огня казался теперь каким-то никчёмным шумом. Ей захотелось лечь и забыться, не слышать и не видеть ничего, и ни о чём не думать…
Из накатывающегося серого безмолвия её вырвала оглушительная пощёчина. Она увидела совершенно бешеные глаза Серпенты, и ощутила сильный рывок — Змея без лишних слов перекинула Мэй через плечо. И ещё она, чуть повернув голову, увидела, как тот самый ньюмен со шрамом на лбу — Мэй так и не узнала его имя — появился возле самого корпуса транспортёра, в мёртвой зоне, и одним неуловимым движением взлетел вверх по борту машины. Как ему удалось открыть верхний люк, девочка не поняла, но человек-индиго сделал это и втянулся в тёмную дыру. Затем внутри транспортёра глухо ухнуло, и из всех щелей плеснуло жёлтое пламя…
Пелена серого бессилия отступила. Мэй и Серпента кубарем скатились вниз по откосу — противоположная сторона автострады была крутой. Они снова перешли на скользящий бег — до спасительных зарослей густого кустарника было уже недалеко. И оглянувшись назад в последний раз, Мэй увидела в ярком свете прожекторов второго воина, шедшего с ними. Он стоял на дороге во весь рост, не прячась и не пригибаясь. С рук ньюмена летели голубые молнии, и суетившиеся среди дыма солдаты падали один за другим. А потом вместо чёткого силуэта человека-индиго в мертвенно-белом прожекторном луче развернулся огненный зонтик снарядного разрыва…
Больше Мэй уже ничего не видела. Серпента снова дёрнула её за руку, и они нырнули в заросли, скользя между невысоких взгорков. У Змеи осталось достаточно сил для «шапки-невидимки» и для бега.
— Итак, вы их упустили.
— Так точно, мой генерал.
— Это хорошо, что вы умеете признавать свои ошибки, но их лучше не совершать. Вы уверены, что женщины и девочки нет среди убитых?
— Не уверен, мой генерал. На поле боя найдены тела двенадцати погибших индиго, и ещё несколько тел были разорваны на куски. По фрагментам затруднительно произвести точную идентификацию. Одну девушку мы окружили в лесу. Выполняя ваш приказ, её старались взять живой. Это стоило нам двадцати восьми солдат и двух сожжённых танков, но последним усилием она убила себя. Эта индиго не похожа ни на женщину со змеёй, ни на девочку — ей лет восемнадцать-девятнадцать. По оперативной видеосъёмке можно сделать вывод, что в ходе боя нескольким «призракам» удалось прорв