о наблюдения каждому из оставшихся пятерых членов «ДЕСЯТКИ». Так как не располагали сведениями и не знали ответа на вопрос: «Кто будет на этот раз?» Вот и страховались.
«ГАЗ-24» синего цвета встал возле чугунной ограды спортивной площадки, около двух припаркованных случайных машин.
В 11.10 примчалась усиленная охрана Тихомирова. На трёх тачках. Трое в дом, двое у подъезда, четверо рассосались по двору и прилегающим площадкам. Проверка. «Многовато вас, ребята!» – подумал Никита, отпрянув от окна вглубь комнаты. Мусор под ногами предательски хрустел, ворочался в сумке кот, да тикали на руке часы «Ориент». Новые! Старые часы подарил племяннику Тани.
Топорков раскрыл сумку, и из неё стрелой выскочил кот, пригнувшись и озираясь. Деваться отсюда ему было некуда. Он нужен здесь! Очень нужен! На, поешь колбаски.
Парень достал ПП «Ингрэм», сложил, прикрутил устройство ведения бесшумного огня, попросту «глушитель», и взвесил в руке. Прелесть! Девятимиллиметровый, не тяжёлый, достаточно короткий и скорострельный. Тридцать два патрона и обойма в сумке. С такой штукой воевать можно!
Извлёк «УБН-40», микрорадиопередатчик с жёлтой кнопочкой, баночку с токсичным порошком. Посыпал у двери, пол в центре комнаты, у окна. Немного на чешки. Убрал в сумку, уже опустошённую. Подвигал челюстями. Грим держится. Пошевелил пальцами рук, ног. Сжался, расслабился, напрягся, вдохнув в лёгкие побольше воздуха, опять расслабился. Прислушался. Филин должен быть здесь. Ну что ж, Черныш, ликвидируем и того, и другого, потом третьего, а затем и четвёртого. А потом ещё четверых. А что? Запросто! Ну-ка, что там творится?
Охранники Тихомирова прочесали местность, закоулки, подъезды, согласовывая свои действия по радиотелефонам. Сгоняли туда-обратно на пассажирском лифте, проверили грузовой, лестницу. Выгнали двух бичей, почти вежливо попросили молодую парочку удалиться в другое место.
Обшарили всё вокруг, от крыши до подвала, от улицы до улицы.
Подкатили к «тойоте» и «волге». Познакомились. Отвалили. Но под наблюдением оставили. Они их, а те – этих. С зарегистрированными через Подпола пистолетами за поясами, с радиотелефонами в одной руке и полевыми биноклями в другой заняли места, зорко процеживая суровыми взглядами ближние и дальние окна и крыши.
Никита ждал. Десять, пятнадцать, двадцать минут. Прошло полчаса. Приехали.
Так. Две минуты до лифта есть. Но Филина не слышно. Странно! Хотя чего странного?! Профи. Может, резко рвануть к двери, выскочить и расстрелять? Нет, подстрахуется.
Ну, давай, Черныш, жду!
Никита замер, уставившись на кота, не только умявшего пищу, но и помывшегося и обошедшего с проверкой все углы помещения. Теперь он сидел и смотрел в сторону входа, навострив ушки. Тихо. Для человеческого уха, но не для животного. Крысы? Да нет, их здесь травили подряд два раза. Стоп. Осторожно.
Парень снял с предохранителя «Ингрэм». Кот полуобернулся на щелчок, уши повернулись к Топоркову. Нет, это не звуки с улицы! Там слишком тихо. Пять секунд, десять, тринадцать, наверное. Никита неотрывно смотрел на животное, направив ствол на фанерную дверь. Время выходит. ещё секунд сорок и надо приступать к Тихомирову. Момент…
…Замочная скважина изменилась. Человек бы сейчас этого не увидел. Кот почувствовал, услышал…
Уши-локаторы крутнулись на невидимый звук, шорох. Мордашка уставилась. Спина резко прогнулась, шерсть вздыбилась.
Никита нажал спусковой. Глухая, почти монотонная очередь прошила дверь местах в пятнадцати на уровне ног и тела. Кот забился в угол, угодив в лужу смолы. Никита бросился ко входу в комнату, раскрыл простроченную дверь настежь. Филин корчился в страшной агонии, тело выгибалось от боли, но без стона и злобы. Только удивление и жуткое расстройство. И боль.
Топорков нагнулся, схватил эфэсбэшника за шиворот, оттащил на два метра по коридору рывками, откинул ногой небольшую спортивную сумку Филина, кинулся обратно и прильнул к окну.
Видимо, на входе в подъезд произошла какая-то заминка – Тихомирова в поле зрения не наблюдалось, а у дверей кружились вороньём телохранители и размахивали руками. Босс споткнулся между косяками и лестницей. Грохнулся, да так, что занятые работой внешней безопасности охранники не успели среагировать и поддержать падающего шефа! Брякнулся качок. Рухнул спортсмен. Шмякнулся плечом о ступеньку шуменский Шварценеггер. Подняли. Отряхнули. Поправили. Извинились, дрожа коленками. Злой босс направился дальше. Но боялся. Не столько чувствовал боль, сколько страх. И он прекрасно знал, что никакие телохранители ему не помогут! Если, конечно, что-то случится! Быстрее бы до квартиры добраться!
Никита этого ничего не видел. Он пристально всматривался в очертания лифтов, лестницы и площадки первого этажа. И совершенно отключился от остального: мяуканья кота, тихих стонов Филина, шумящих и чересчур подвижных тополей, внимательных взглядов двух охранников с биноклями, прочёсывающих всю округу через линзы.
Шелохнулась в ладони маленькая серая коробочка, палец лёг на жёлтую кнопочку. Дыхание замедлилось.
Один здоровяк в короткой «коже» бросился по лестнице наверх, другой туда отправился на пассажирском лифте, а Тихомиров, что-то обдумывая, вдруг вызвал грузовой, и тот понёс его и ещё одного верзилу в драповом зелёном пиджаке на нужный этаж. Страховался кролик.
И только тогда Истребитель нажал кнопку.
И сразу после этого лопнул клапан баллончика, закреплённого за решёткой переговорного устройства с лифтёром, сорвало его, и внутрь устремился мощной струёй смертельный газ.
Десять секунд Тихомиров и охранник бились в судорогах, метались, как птицы в клетке, корчились. Рвало носоглотку, лёгкие выворачивало наизнанку. Сопли и пот вперемешку с блевотиной обляпали обоих с головы до ног. Затихли.
Лифт раскрылся, выпуская страшное облако на лестничную площадку. Один громила успел понять всё и шарахнулся в сторону. Другой, наоборот, к умирающему шефу.
И влип. Вдохнул и скопытился. Но много позже, в больнице.
Никита выпустил кота, который не заставил себя долго ждать и метнулся прочь. Затем сунул радиопередатчик в карман, «УБН-40» в другой, рванулся к сумке, включил ликвидатор и поспешил к Филину. Высушенные губы с кровавой пеной в уголках рта заклеил липкой лентой, руки в запястьях также, мини-автомат, гранату и прочий оружейный хлам сунул в свой заплечный рюкзачок, где уже лежал «Ингрэм», «стечкин» и вспомогательные принадлежности. Подобрал сумку, снял с Филина то, что успел увидеть и нащупать.
Карпов почти не подавал признаков жизни, но лёгкий итальянский защитный жилет весом 1800 граммов сделал много: часть самых опасных пуль впилось в него. Насквозь. Но потеряли свою силу. Застряли, под кожей, как дробь в шкуре волка. Беглый осмотр в пять секунд показал раны плеча, ключицы, обеих рук, ноги и височной части головы.
– Так, ладно! – буркнул Никита и схватил Филина за ворот. – Будем уходить, служивый!
Он быстро и грубо потащил раненого по коридору, усыпанному кое-где битым стеклом и мусором извести, бумаги, гвоздей и штукатурки. Потом по лестнице, по крутым ступенькам, через пороги и темноту, грозящую железными штырями.
Когда Никита выволок тело эфэсбэшника на свежий воздух, то позволил себе пятнадцать секунд отдохнуть и обдумать следующие действия своего плана.
На город опустилась ночная свежесть. И вместе с нею сумерки. Здесь, во дворе «Главагроснаба», на бывшей автостоянке, стояла мертвенная тишина и висела на многие десятки метров вокруг тьма. «Выколи глаз». Пахло то ли черёмухой, то ли магнолиями, хотя откуда им тут взяться. На той стороне учреждения стали слышны голоса, а мелькание фонариков и автомобильных фар отражалось на близстоящих тополях.
– Сейчас здесь будет заваруха! – вслух молвил Топорков, схватил Филина и потащил в условленное с Лысым место.
Велосипед стоял возле батареи отопления, среди колясок и коробок с мусором. Подъезд освещался.
Мысли иголками пронзили мозг. Что делать? «Велик» сейчас мало подходил для такси! Проклятый Филин – надо бы тебе сдохнуть сразу! Но нет, ты нужен сейчас именно такой!
Топорков выкатил «урал» на крыльцо, подтащил тело раненого и попытался взвалить его на беседку.
Около дома Тихомирова истошно кричали, пиликала сигналка противоугонки чьей-то тачки, гудели клаксонами «жигули».
С третьего раза взмокший от усердия и спешки парень посадил Филина на велосипед, встал рядом, побежал, разгоняя его по тёмной неровной тропинке, асфальтированной лет десять назад пьяным водителем катка. Раз – и ловко запрыгнул на багажник, примыкающий к беседке сзади. Надо согласиться, ехать более чем неудобно. Спереди грудь и лицо подпирала спина вялого Филина, осевшего на руль «урала», задница Никиты елозила по острым железякам, руки еле-еле дотягивались до рукояток руля. Ноги, проваливаясь и попадая в колёса, с трудом крутили педали. Конечности же Филина вовсе мешались и бились о каркас велосипеда.
Но они ехали! Удалялись от злополучного и опасного района.
Маршрут Топорков выбрал тоже заранее, как и всё, что придумал для ликвидации Тихомирова. Тёмным заковыристым переулком, отделяющим какие-то сараи и гаражи от «хрущёвок» трущобного квартала, парень рулил минуты три, и попал на бетонную дорожку, спускающуюся с горы к речке Вонючке. Так ласково называли горожане приток Туры, ну а последнюю знают многие в Сибири.
Вниз мчались, как на крыльях. Крики, гудки и рёв сигналок остались давно позади. Теперь стояла мрачная и неприветливая чёрная тишина. Темнота – залог успеха! Так часто любил повторять Никита Топорков. Так думал он и сейчас.
Так как в гору колесить он уже не мог, то пришлось бросить велосипед в кустах. Недалеко обозначился пункт ГАИ. Там сейчас тормозили весь автотранспорт, следующий мимо них. Шухер сейчас поднимается невообразимый! Теперь куда? Ведь его вывозить надо поскорее! Мешок дерьма!
Никита со злостью пнул лежащего около ног Филина. Тот замычал. Где-то парень слышал, что в таких ситуациях нельзя давать пострадавшему терять сознание. В других источниках переворачивали это мнение и советовали вырубить потерпевшего на время. Никита снова саданул стопой Филина в бок. Сдался ты мне, мудила! Больно?!