о совета профсоюзов (ВЦСПС) принял постановления, согласно которым санкционировалось создание огородов и подсобных хозяйств при предприятиях, а также разрешалось заводить индивидуальные огороды[207]. В течение войны огородническое движение расширялось, в том числе с помощью активной пропаганды в газетах и специализированных журналах. Очевидно, что Советское государство, оказавшееся в ситуации долгой войны и тяжелых поражений первых ее лет, узаконивало стихийно создаваемую на местах систему самообеспечения, по формам взаимоотношения между акторами далекую от командно-административной. В этом общем «тренде» находились и истребительные батальоны.
Можно заключить, что в течение всей войны самозаготовки играли важную роль в снабжении изучаемых частей, а стабильно работающей системы их централизованного продовольственного снабжения с ведомственных складов так и не было создано.
Вплоть до апреля 1942 года не был решен вопрос с финансированием истребительных батальонов, переводящихся на казарменное положение, а также принимающих участие в «оперативных мероприятиях» остальных частей. При этом необходимо отметить, что все батальоны прифронтовых областей (Московская, Ленинградская, Ростовская и т. д.) при приближении фронта переводились на казарменное положение, то есть их бойцы теряли заработную плату по месту работы. Эту проблему пытались решать на местном уровне. Например, 22 июля 1941 года Ленинградский обком ВКП(б) отправил в ГКО обращение, в котором среди прочего просил перевести все батальоны города на казарменное положение с сохранением заработной платы по месту работы[208]. Просьба была удовлетворена, и истребительные части города и области в полном составе были переведены на довольствие НКВД[209].
Однако на уровне всей страны проблему с выплатой заработной платы бойцам и командирам истребительных частей решили только в апреле следующего года, когда вышло постановление ГКО об обеспечении всего личного состава частей по нормам РККА и милиции. Бойцы и командиры, достигшие призывного возраста, но остающиеся в штате батальонов, получали денежное довольствие согласно нормам, действующим для соответствующих должностей в Красной армии. Лицам, освобожденным от призыва на воинскую службу, выплачивалась зарплата, равная окладу сотрудника милиции[210]. Таким образом, проблему с финансированием удалось решить, притом что на местном уровне она была гораздо заметнее, попытки повлиять на ситуацию предпринимались чаще, а решения носили более оперативный характер.
Также сложной была ситуация с обмундированием, выделяемым исключительно Управлением военного снабжения (УВС) НКВД[211]. Фактически все оно являлось формой летнего образца, при этом на зимнюю форму одежды истребительные батальоны долго не переходили, что особенно явно видно на примере истребительных формирований Ленинградского региона – в условиях холодной зимы некоторые бойцы оказались без теплой одежды и вынуждены были сами бороться с холодом, что, в свою очередь, влекло санкции со стороны командования из-за нарушений формы одежды[212]. Конечно же, на подобные трудности оказала серьезное влияние блокада города[213].
При этом даже военнослужащие, несущие службу на казарменном положении, часто решали вопросы с ремонтом выдаваемой формы своими силами ввиду ее крайне низкого качества. Солдаты и офицеры тех батальонов, которые не были переведены на казарменное положение, прибывали в расположение своих подразделений в гражданской или положенной по штату военной одежде (последнее относится к командному составу)[214].
Все это привело к определенному реформированию системы истребительных батальонов. В начале 1944 года, следуя давно наметившимся на местах тенденциям, руководство Центрального штаба приказало во всех без исключения истребительных батальонах иметь специальные оперативные группы численностью от 25 до 50 человек, члены которых были освобождены от работы на предприятиях и в сельском хозяйстве и, соответственно, переведены на казарменное положение[215].
Как показывают документы, подобные группы создавались в отдельных местностях уже с 1941 года по инициативе местного руководства НКВД[216]. Оно, очевидно, видело разницу в обеспечении батальонов, находящихся на казарменном положении, и частей, личный состав которых совмещает службу с работой. Часто появление таких оперативных групп влекло за собой перевод всего состава того или иного батальона на казарменное положение, что, в свою очередь, значительно повышало качество его снабжения. Также в 1944 году при каждом истребительном батальоне официально была введена должность начальника штаба, правда, в некоторых случаях она имелась лишь в штатном расписании, а в большом количестве частей присутствовала начиная с 1941 года[217].
Личный состав батальонов в 1943–1944 годах более чем на 60 % составляла допризывная молодежь 1926–1927 годов рождения. При этом процентное соотношение данной категории в общей структуре личного состава заметно увеличилось по сравнению с серединой 1942 года, когда молодые люди 16–17 лет составляли только около 17 % от общей численности батальонов. В 1941 году наблюдалась примерно такая же картина – в первые месяцы войны вновь формируемые части старались комплектовать рабочими, имеющими бронь, а методика передачи личного состава в РККА и НКВД еще не была отработана, кроме того, задачи по подготовке военнослужащих для иных структур перед истребительными батальонами изначально не ставились[218].
В конце 1941 года граждане моложе 18 лет составляли 15,5 % от всего личного состава частей[219]. Большинство рядовых бойцов были рабочими предприятий, а также ограниченно годными к воинской службе, то есть инвалидами и пожилыми людьми. Однако и лиц призывного возраста, не освобожденных от призыва в подразделениях в течение всей войны, служило достаточно много – в течение 1942–1944 годов их доля доходила до 50 % от общей численности батальонов по стране, что заставляло руководство областных и Центрального штабов активизировать процесс передачи части военнослужащих в РККА или НКВД[220]. Вместе с тем необходимо принимать во внимание тот факт, что часть бойцов не подлежали призыву – это были заводские рабочие, имеющие так называемую бронь[221], люди старше 45–50 лет, а также ограничено годные к воинской службе. Граждан последних двух категорий к концу 1942 года в подразделениях имелось порядка 50 тысяч, а в целом за названный год их доля в батальонах доходила до 23–25 %[222].
В дальнейшем число подобных бойцов снизилось до 15 % в 1943 и 10 % в 1944 годах, а подразделения стали в большей степени комплектоваться допризывной молодежью. Отмечу, что в отчетах региональных штабов за весь период войны достаточно регулярно встречаются жалобы на ухудшение качества рядового состава – по мнению руководителей управленческих структур на местах, комплектование батальонов молодыми людьми вкупе с их постоянной передачей в ряды РККА и НКВД препятствовало выполнению задач[223]. Наиболее качественными кадрами считались рабочие, а также партийный и комсомольский актив, однако за исключением 1941 – первой половины 1942 года эти категории в структуре личного состава изучаемых подразделений стабильно составляли меньшинство[224].
Особо сложная ситуация складывалась в батальонах, воссоздаваемых в освобождаемых РККА районах. Из-за отсутствия ресурсов на только что занятых территориях при наличии указаний о максимально оперативном формировании истребительных подразделений последние по численности личного состава зачастую представляли собой в лучшем случае взводы. Так, в Украинской ССР и восточных районах Белорусской ССР в первые месяцы после освобождения численность истребительных батальонов, по данным Центрального штаба, составляла в среднем от 15 до 40 человек. В Демянском, Лычковском и Залучском районах Ленинградской области «в течение полугода невозможно было набрать даже такого количества людей»[225], так как «в населенных пунктах не осталось населения в связи с угоном в Германию»[226]. Также в отчетах фиксировалось нежелание населения западных областей СССР вступать в воссоздаваемые истребительные батальоны. Например, нарком внутренних дел Белорусской ССР С.С. Бельченко[227] в августе 1944 года упоминал о том, что население западных районов республики, освобождаемых Красной армией, «неодобрительно настроено к советской власти»[228]. Указывалось, что жители ряда населенных пунктов отказывались вступать в батальоны, отмечалось обилие коллаборационистов и активность местного подполья, тесно связанного с населением освобожденных территорий.
В Западной Украине ситуация была похожей и даже более сложной: в отчетах наркома внутренних дел республики В.С. Рясного[229] отмечаются факты частого перехода военнослужащих батальонов в УПА, описываются ситуации отсутствия данных частей в целых районах, в частности в Львовской области