— Вообще-то, — уточнила она, — я говорила про лошадку, но и ты, ладно уж, тоже чудо. Хоть и не такое.
— Всякий человек, — изрек он невозмутимо, — чудо. И других чудес ему не надо.
Феофил помог оседлать лошадку для женщины, на Олега посматривал тревожно, наконец спросил шепотом:
— А что значит, что бабы снова начнут готовить… по-разному?
— То и значит, — ответил Олег.
— Ну что, что?
— Ты понял правильно, — ответил Олег.
Феофил пугливо огляделся по сторонам, спросил еще тише:
— Неужели…
Олег кивнул.
— Ты не дурак, все понял. Только почему боишься говорить вслух?
Феофил прошептал:
— Когда начинаешь думать, что раньше было лучше, голова болит просто жутко. И чем больше думаешь, тем болит сильнее. Иногда просто раскалывается! А как только решишь, что сейчас лучше, сразу перестает.
Олег спросил хмуро:
— Смертные случаи были?
Хозяин сразу потряс головой:
— Нет, боги миловали. Да сейчас уже все приловчились, никто особенно и не страдает.
Олег подошел ко второй лошади, а Барвинок, в ужасе, что начнет помогать ей влезать в седло, унижая тем самым мужским превосходством, что просто отвратительно хуже некуда, поспешно вставила ногу в стремя и с усилием взобралась наверх.
— Я только хотел подтянуть подпругу, — пробормотал Олег. — Ну да ладно, езжай. Только при сильной скачке седло съедет на брюхо. Хотя, думаю, тебе и там будет удобно.
Он вернулся к своему коню, она со злостью потыкала взглядом в широкую спину, мог бы и настоять на своем, она бы милостиво согласилась, в этом случае нет такого уж унижения и мужского превосходства, но рыжий чурбан с зелеными глазами не понимает тонкостей.
— Поехали, — сказал ей Олег, — пока народ спит.
Хозяин сказал живее:
— Может, все-таки позавтракаете?.. Хорошо-хорошо, я быстро вынесу харчей на дорогу!
Олег покачал головой, но Барвинок воскликнула:
— Спасибо, добрый человек! Мы не откажемся.
Олег что-то проворчал, но терпеливо ждал, высясь на огромном коне, как скала на горе, а она соскочила на землю, показывая ему, какая она легкая и грациозная в движениях, вбежала почти вприпрыжку за Феофилом в дом.
Потом, конечно, раз уж слезла, она сама затянула подпругу, чуть не порвала мышцы, так трудилась. Они были на окраине и проезжали мимо дома Кривого Корня, когда дверь распахнулась, он выбежал на крыльцо, бледный, взъерошенный и с покрасневшими от бессонницы глазами. Темные мешки под ними стали еще массивнее и отвисают на щеки…
Увидев Олега и его спутницу на конях, вскинул руки со стиснутыми кулаками, но посмотрел на волхва и уронил бессильно.
— Это ты… — донесся до них слабый голос, — ты все… сделал?
Олег промолчал, проезжая мимо, Барвинок спросила непонимающе:
— Что ты сделал?
Олег пожал плечами:
— Не знаю, о чем он.
Кривой Корень сбежал с крыльца и ринулся за ними, злой, несчастный и взъерошенный.
— Ты зачем это сделал?
Олег посмотрел недовольно, хотел пустить коня в галоп, но Барвинок ухватила за повод и придержала.
— Погоди, чего он хочет?
— Да какая разница…
— Ты невнимателен к людям!
— А это не ты зануда? — спросил Олег.
Кривой Корень добежал до них, уже запыхавшись, хотя всего ничего, ухватился за стремя Олегова коня. Волхв посмотрел хмуро сверху вниз, как на мелкое и гадкое животное, что может без предупреждения вонзить острые зубки в ногу.
— Ты зачем это сделал? — прокричал он снова.
Она не поняла, в чем он обвиняет волхва, но тот, к ее удивлению, отнекиваться не стал, грубо отпихнул его ногой.
— Умолкни, дурак, — произнес он брезгливо. — И лучше… сам убирайся отсюда. Пока остальные не поняли.
Он посмотрел строго на женщину, она невольно с непонятным испугом выпустила узду его коня. Волхв пустил его в сторону околицы, Кривой Корень побежал за ними следом, Барвинок видела его разинутый в беззвучном крике рот и блестящие слезы на щеках.
— Да что это с ним…
Волхв не ответил, а Кривой Корень прокричал, страдальчески кривя рот:
— Что ты наделал, что ты наделал!..
Он снова догнал и с неожиданной силой вцепился обеими руками в стремя, костяшки пальцев побелели.
— Вернись! И все верни… Верни, иначе я тебя убью!
Олег высвободил ступню из железной дуги, Барвинок ахнула, когда он без всякой жалости с силой ударил ногой в лицо мужика. Кровь моментально брызнула из разбитого носа, Кривой Корень упал на спину и остался так, раскинув руки.
Барвинок закричала:
— Ты зачем это сделал?
— Из милосердия, — ответил Олег холодно.
— Какое это милосердие?
— Не убил же, — ответил он с некоторым сожалением. — Добрый я шибко, сам себе удивляюсь.
Она оглянулась, тело в белой рубахе и белых штанах сиротливо белеет на обочине красиво уложенной камнем дороги, лицо уже все в крови, красные струйки стекают на землю.
Она закричала яростно:
— Ты его убил? Ты его убил, да? Зачем ты это сделал? Зачем?
— Это был колдун, — буркнул Олег, — а ты не заметила?
— Это был хороший колдун! — прокричала она в бешенстве. — Замечательный! Добрый!.. Он помогал людям! Он ничего для себя, а все для них…
Ей показалось, что снова он очень долго думает, хотя над чем тут думать вообще, но оказалось, что волхв вообще над этим не думал, а почесывает коня, разговаривает с ним шепотом, а конь оглядывается с некоторым недоверием и легонько фыркает.
— Тебе даже конь не верит, — крикнула она с отвращением. — Что ты за человек? Или не видишь разницу между добром и злом?
— Он был добрым, — проговорил он наконец. — Ты права.
— Тогда зачем? — вскрикнула она. — Ты не похож на человека, что убивает вот так сразу, не подумав! Ты вообще сгоряча ничего не делаешь, а это просто ужасно!.. Даже не знаю, можешь ли горячиться, как все люди…
Он кривился, морщился, она надеялась, что его терзают жуткие муки совести, что ему хотя бы очень стыдно, но когда он заговорил, голос звучал все так же ровно:
— Он делал добрые дела… потому что нашел запасы магии недавно. Плохие люди сразу начинают все для себя и только для себя, а то и вовсе не создают — отнимают у тех, у кого уже есть. А хорошие стараются для других…
— Так почему тогда убил? — выкрикнула она.
Морщась, он вскинул руку, не глядя ей в глаза.
— Дай договорить…
— Ты всегда говоришь слишком длинно, — обвинила она. — Стараешься вывернуться, да? Умные люди вообще умеют говорить кратко.
— Я не умный…
— Ага, сам признался!
— …я мудрый. Во-первых, я его не убил. Оклемается, поймет, что стряслось, и потихоньку уберется из деревни, пока мужики не прибили в отличие от меня, доброго и милостивого. Во-вторых, ты не думала, делал бы он добрые дела с помощью своей магии и через год, через пять, через десять лет?
— Делал бы, — ответила она уверенно.
Он печально смотрел ей в глаза колдовскими зелеными глазами.
— Ты всегда хорошо думаешь о людях.
— А ты плохо!
— Я… как они того заслуживают. Я навидался этих… он не один, кто сперва начинает стараться для людей. Не совсем бескорыстно, правда, взамен получает восторги, восхищение, любовь односельчан, женские улыбки и готовность пойти навстречу его желаниям…
Она вскрикнула:
— Нечего свои грязные мысли приписывать другим!
Он продолжил, словно не слыша:
— А потом у каждого наступает момент, когда все чаще приходит мысль: а оно мне надо — стараться для этих людишек? Ничего от них, кроме спасибо, не слышишь, а тратиться приходится ого-го! Да еще если запасов магической воды не слишком… гм… то вскоре такой вот «хороший» не только перестает помогать другим, но и у них отбирает. По праву сильного, умелого или удачливого — как ни назови, все верно, а оправдание себе находит каждый. И тогда, даже по твоему определению, такой добряк становится «плохим».
Она сказала зло:
— Вот тогда и можно! Да и то сперва нужно во всем разобраться, взвесить, сколько сделал хорошего, сколько дурного!
Он вздохнул.
— Надо бы, но… некогда. Я не могу задерживаться. И потом, когда возвращаться? Впереди столько дел… Я не хочу опоздать, пока главная сволочь за это время наберется сил. Так что…
Он пришпорил коня. Барвинок стиснула челюсти, но послала свою лошадку вдогонку. Ничего, придет время, этот гад за все заплатит.
Глава 16
Он ехал погруженный в думы, а она вздрагивала и косилась по сторонам, смотрела на небо, откуда могут появиться какие-нибудь хищные птицы, и даже пугливо поглядывала на землю, что с такой готовностью бросается под конские копыта, там тоже могут, как теперь известно, прятаться жуткие чудовища.
Затем мысли незаметно вернулись к пережитому. Она ощутила, что снова начинает накаляться, злость откуда и берется, а этот гад едет с каменным лицом, равнодушная такая скотина.
— Все равно, — сказала она сердито, — Кривой Корень хороший человек. Даже замечательный!
Волхв даже не повернул головы, едет ровный, как столб, лицо неподвижное, только губы шелохнулись самую малость:
— Только дурак.
Она сказала разъяренно:
— И что? Все мы смотрим только на то, хороший или плохой!
— Да ну?
Она выкрикнула:
— А с кем бы сам предпочел бы дружить, с честным, но глупым, или с умным, но хитрым и подлым?
Он поморщился.
— Это понятно с кем, но здесь другое…
— Что?
— Он не просто человек, — сказал он медленно, словно в голове у него жернова, — а этот… ну… взявший на себя слишком многое.
Она замотала головой:
— Что бы ты ни придумывал насчет его потом, но он все делал для людей! Ты сам сказал, что для себя совсем не старался!
— Как делал? — спросил он.
— Как мог!
— В том все и дело, — буркнул он. — А как дурак может? Вот именно, по-дурацки. В лоб. Потому самое худшее, когда дураку приваливает могущество. Потому магию и нужно уничтожить полностью.
Она воскликнула: