— Что?
— Повторяю для глухих, можно по одной веревке.
— Здесь одна и есть, — заметила она язвительно.
— Я имею в виду, — пояснил он, — ручками, ручками…
— А ноги?
— Пусть болтаются в воздухе, — разрешил он. — Длиннее вырастут.
— Я длиной своих довольна, — сухо сказала она.
Он снова подумал, посопел и сказал решительно:
— Не возвращаться же! Хватайся за меня, а я пойду по веревке. Ручками, как уже сказал.
Дрожь пронзила ее с головы до ног, голос сорвался на писк:
— Ни за что!
Он пожал плечами.
— Ладно, ты не ребенок, сама сказала. И у тебя своя дорога. Прощай, было весьма интересно, весьма…
Он решительно взялся за веревку, но, прежде чем его ноги соскользнули с уступа, Барвинок прыгнула ему на спину и крепко обняла за шею.
— Ладно! Но если убьемся, ты у меня наплачешься.
— Хорошо, — согласился он.
Глава 17
Она закрыла глаза, ощутив, что он повис на руках и начинает двигаться, перебирая ими по веревке. Долго терпела, как показалось, наконец открыла глаза, руки волхва прямо над нею, ставит ладони близко одна к другой, потому и так медленно, а веревка дрожит, натянутая настолько туго, что…
Холод пробрал ее до мозга костей, на веревке уже начали рваться мелкие волоконца. Как раз под руками Олега тихонько щелкают, но рвутся и рвутся, сперва медленно, потом чаще и чаще…
Она открыла рот и хотела предупредить, но язык не желал поворачиваться, а пальцы занемели… к счастью, иначе бы уже разжались. Веревка сухо треснула, они полетели вниз, и тут Барвинок наконец-то завизжала. Их несло, несло, несло и наконец со страшной силой ударило, но почему-то ударило только Олега в правый бок, а она сумела удержаться на его спине.
Олег все так же держался за веревку, теперь уже за один конец. Всхрюкнув недовольно, он начал подтягиваться и с усилием всползать наверх. Барвинок продолжала визжать, а потом до нее дошло, что они повисли, так и не долетев до дна страшной пропасти.
Она сперва повернула голову и посмотрела опасливо вниз, сколько осталось до дна, потом взглянула вверх и пискнула в ужасе: им никогда не добраться так высоко!
— Олег, — проговорила она дрожащим голоском, — я не могу разжать руки! Они… у меня не разжимаются.
Он спросил хрипло:
— А зачем… разжимать?
— Вдвоем не подняться!
— А я вот попробую, — буркнул он и продолжил подъем.
Она висела на нем, как клещ на породистой собаке, Олег поднимался медленно, однако без остановок на отдых. Барвинок не верила глазам, но спасительный уступ приближался, приближался. У нее затеплилась надежда, что все обойдется, случится чудо и они спасутся, но Олег впервые остановился.
Она прошептала ему на ухо испуганно:
— Только не разжимай рук!.. Только не разжимай!
— Не буду, — пообещал он. — Ты тоже… это… держись…
Голос его был отстраненным, она спросила пугливо:
— Что-то случилось?
— Да, — ответил он задумчиво. — Не понимаю… почему за слоем песчаника идет слой базальта, хотя на том конце расщелины наоборот?.. В смысле, за базальтом сразу песчаник? Или там не эта часть ущелья? Тогда как это получилось?
Она прошипела ему в ухо:
— Ты с ума сошел?
Он подумал и ответил с некоторым сомнением:
— Вроде бы нет. А ты? Представь, твое платье разорвали пополам, ты смотришь на половинки, но одна из полотна, а вторая почему-то из сукна…
— Поднимайся! — прокричала она ему в ухо. — Ползи вверх! Все потом…
Он тяжело вздохнул и сказал с безнадежностью:
— Когда? Мирские заботы ка-а-ак набегут… И только вот в такие минуты, когда прямо носом тычешься в загадку…
Он еще раз вздохнул и в три могучих рывка поднялся на уступ, где Барвинок кое-как сползла на спасительно ровные камни. Ужас, что и как он о ней подумает, когда она, как последняя девка, висела у него на шее, словно предлагала свои услуги! Хорошо хоть платье еще цело, а то придумал насчет разорванного пополам… Наверное, наконец-то вспомнил, как она стыдливо и грациозно зажимала ладонями, старалась свести половинки воедино. Может быть, у него запоздалые реакции, и вот только теперь начинает проявляться чисто мужская реакция на то, как она тогда стояла перед ним, испуганная и восхитительно трепещущая, с разорванным от подола и до пояса платьем…
Олег лег спиной на камни и, раскинув руки так, что одна свисает над краем пропасти, вперил тоскующий взгляд в небо.
— Кучерявые, — сказал он задумчиво, — как взбитые сливки — к хорошей погоде. С рваными краями — к холодному ветру. А вон те раздерганные, что выше всех, — что означают? Они всегда одинаковые…
Она прошипела раздраженно:
— Не забыл, куда идем?
— Как забыть, — ответил он грустно, — об этом только и талдычишь.
Она задохнулась от негодования.
— Я?
— А кто же? — спросил он с недоумением. — Впрочем, может быть, внутренний голос снова начинает такие штучки… гм… Дело в том, что, когда начинаю думать над разными делами, он просыпается и начинает лезть с советами. Ну, как вот ты, только не такой наглый.
— Ну ты и свинья, — сказала она искренне. — Я только хотела восхититься, какой ты сильный и благородный, а ты, свинья поганая, все испортил!
Он небрежно отмахнулся.
— Да что толку с силы… Бык еще сильнее. Я — умный, даже мудрый временами. Вот мыслю, мыслю… Ты вот не мыслишь, сразу глупости делаешь, а я сперва всегда мыслю, потому что мыслитель, а не дурак с крепкими кулаками. Ну ладно, если ты уже наотдыхалась, можно и дальше. Ты наотдыхалась?
Она ответила злобно:
— Да! Уже не влазит больше твое отдыхание!
— Тогда пойдем, — сказал он со вздохом. — Я сам, понимаешь, больше люблю лежать и мыслить, мыслить, мыслить…
Он легонько всхрапнул на последнем слове, вздрогнул, дико огляделся и быстро поднялся на ноги.
В стене то и дело призывно чернели трещины, волхв проходил мимо, не поведя даже глазом, но возле одной вдруг замер. Барвинок смотрела с непониманием, как он что-то нюхал, двигал бровями, потом махнул рукой.
— Может быть, там на другой стороне выход?
— И что?
— Сократим дорогу.
— А если его нет?
— Вернемся, — объяснил он. — Зато прогуляемся. По пещерам ходить так интересно… Не поверишь, но там часто живут такие дивные звери, вообще не вылезают наружу!
— Какая жалость, — сказала она саркастически. — Я не переживу! А как ты такую потерю выносишь?
Он ответил серьезно:
— А я не выношу. Я люблю бродить по пещерам. Это успокаивает. И сразу чувствуешь, что все мелко в сравнении с вечностью. Такое умиротворение появляется, такая тишина в душе…
Он вошел в пещеру медленно, Барвинок храбрилась и лезла вперед, но Олег бесцеремонно хватал ее за шиворот и ставил за спиной. Она злилась, но помалкивала, обижаться глупо, он даже не понимает, что обижает, по его понятиям это забота сильного мужчины о слабой и никчемной в таких делах женщине. Переубедить можно, она такая, но сейчас не время, к тому же в самом деле приятно, что заботится, ради этого вот сейчас снова полезет или сделает вид, что глупо прет вперед в опасное место…
Вместе с ними пошел слабый рассеянный свет, Барвинок не увидела, какой из амулетов волхв пощупал, но такие и она видела в продаже…
Под ногами привычно похрустывают занесенные ветром сухие веточки, потом исчезли, зато хрустели и рассыпались косточки мелких зверей и птиц. Затаскивала их сюда скорее всего лиса или что-то некрупное…
Дальше почувствовалось присутствие человека: семь толстых бревен уперты в потолок, удерживая проседающую кровлю. Бревна не новые, но и не протрухлявели, хотя под тяжестью кое-где отлетела щепа.
Впереди раздался грозный рев. Из темноты вышли два массивных получеловека с вытянутыми мордами, похожими на ящеричьи. Пасти распахнулись, Барвинок содрогнулась при виде острых зубов.
Олег вскинул руку.
— Мы с добром, — провозгласил он степенно.
Чудовища зарычали громче и сделали по шагу в его сторону. Барвинок отважно вышла из-за его спины и проговорила дрожащим голосом:
— Они нападут.
— А вдруг не нападут? — ответил он с надеждой. — Всегда хочется верить в хорошее в человеке.
— Это не люди!
— Тем более.
Оба монстра бросились, растопырив передние лапы. Олег хотел отступить, но из-за храброй дурочки пришлось сделать шаг вперед. Посох он держал поперек корпуса и, резко выбросив руки вперед, встретил чудовищ мощным толчком. Барвинок не поверила глазам, звери упали на спины, побарахтались, а когда вскочили, Олег одного свалил снова тяжелым ударом в голову, второй защищался лучше, но и он пропустил резкий тычок тупым концом прямо в переносицу.
Олег укоризненно покачал головой.
— Какие они… Это вместо «Здравствуйте».
Он прошел мимо, Барвинок пугливо оглядывалась.
— Они поднимаются!
— Может быть, — сказал Олег задумчиво, — хоть теперь не станут драться?
— Станут, — заверила она. — Это же мужчины!
Он буркнул:
— Много ты знаешь о мужчинах.
— Больше, чем ты о женщинах, — огрызнулась она. Спохватилась, что может понять иначе, мужчины такие тупые, везде не тот смысл находят, добавила торопливо: — Ты о женщинах вообще ничего не знаешь!
Чудовища поднимались, помогая один другому, осмотрелись, один поднял огромный камень, целую скалу, а второй из щели вытащил засохший ствол дерева, уже без веток и вершинки.
— Ну что вы такие серьезные, — сказал Олег с тоской, — драться — нехорошо. Я же сказал, пришел с миром. Я вообще-то мыслитель и думатель…
Он резко оттолкнул Барвинок. Она отлетела к самой стене, а на то место, где они стояли, грохнулся массивный камень с нее размером. Олег выронил посох и перехватил другой конец бревна, которым не успел замахнуться монстр. Некоторое время старались выдернуть друг у друга из рук, затем Олег натужился, побагровел, Барвинок не поверила своим глазам, когда начал поднимать сухой ствол дерева прямо с повисшим на нем чудовищем.