Братья Каширины признали свою ошибку. Теперь был принят план Василия Константиновича — идти через рабочие районы. Соответственно, ему и было вручено главное командование. Надо учесть, что в ту пору все командиры были выборные и непросто было понравиться партизанской вольнице и одновременно сохранять дисциплину и твердо осуществлять намеченные оперативные решения. Блюхеру это удалось.
Пройдя с боями более тысячи километров, бойцы Сводного Уральского отряда Кашириных и Блюхера 12 сентября 1918 года соединились в районе деревни Тюйное Озеро с частями 3-й советской армии. Если считать путь от Оренбурга, то он составил около 1,5 тыс. километров. Несмотря на потери, численность Сводного Уральского отряда почти не уменьшилась, поскольку он постоянно пополнялся рабочими с уральских заводов. Блюхером заинтересовался Ленин. По его просьбе член Уральского обкома компартии А.П. Спунде прислал председателю Совнаркома краткие сведения о Василии Константиновиче: «Участвовал почти все время в ликвидации дутовщины. Последний раз ушел из Челябинска против Дутова в начале мая при следующих обстоятельствах. В это время он лежал в лазарете, так как открылась рана, полученная на войне против немцев еще во время Керенского. В 8 часов утра были получены сведения о Дутове, к 10 утра Блюхер был уже в штабе для организации выступления. Был отрезан где-то в районе Оренбурга чехами. Сейчас, пробывши около 4 месяцев в тылу у чехов (на самом деле отряду Блюхера больше пришлось сражаться не с чехами, а с оренбургскими казаками и Народной армией Комуча. — Б.С.), вышел к нам где-то около Бирска, увеличив значительно свои войска. При этом он не воспользовался ближайшей дорогой на Ташкент, а выбрал гораздо более трудную — на Урал, идя наперерез Самаро-Златоустовской железной дороге. Питался все время чешскими патронами и снарядами.
Товарищи, проведшие с ним последнюю дутовскую кампанию, утверждают, что буквально во всех случаях его стратегические планы на поверку оказывались абсолютно удачными. Уральский областной комитет РКП (и, конечно, Советов тоже) настаивает на том, чтобы Блюхер с его отрядами был отмечен высшей наградой, которая у нас существует, ибо это небывалый у нас случай».
И 30 сентября 1918 года, когда ВЦИК учредил первый советский орден Красного Знамени, Блюхеру было решено вручить этот орден за номером 1. «Переход войск тов. Блюхера в невозможных условиях может быть приравнен разве только к переходам Суворова в Швейцарии», — отмечалось на заседании ВЦИК. 14 октября ордена Красного Знамени был удостоен Н.Д. Каширин, а позднее ордена, именное оружие, серебряные часы и портсигары получили многие бойцы и командиры Сводного Уральского отряда.
Видно, был у Василия Константиновича талант военного организатора и командира, раз ему беспрекословно подчинялись те же братья Каширины — офицеры, имевшие значительно больший, чем он, опыт в годы Первой мировой войны.
Войско Блюхера слили с остатками 4-й Уральской дивизии, только что разбитой белыми под Красноуфимском. Василий Константинович стал начальником дивизии, Н.Д. Каширин — его помощником, И.Д. Каширин и Н.Д. Томин — командирами бригад. 4-я дивизия 2 октября освободила Красноуфимск. В дальнейшем она прикрывала направление на Курган. Здесь 9 октября началось новое наступление Сибирской армии генерала Р. Гайды. В разгар боев у Блюхера открылись старые раны, и он вынужден был лечь в госпиталь. Накануне его отъезда в 4-ю дивизию были влиты остатки разбитой белыми соседней 3-й Уральской дивизии, и дивизия, начальником которой остался Василий Константинович, была переименована в 30-ю стрелковую. Ее боевой путь потом отразился в популярной военной песне 20-х годов:
От голубых Уральских гор
К боям Чонгарской переправы
Прошла 30-я вперед
В пламени и славе.
Блюхер вернулся в дивизию в декабре 1918 года, когда белые развернули мощное наступление на Пермь. После тяжелых боев, в ходе которых был полностью уничтожен приданный 30-й дивизии 1-й Кронштадтский полк, советские войска вынуждены были отступить и 25 декабря оставить Пермь. В отличие от соседней 29-й дивизии, потерявшей при отходе из города все обозы и артиллерию, 30-я дивизия отступила в полном порядке. Поэтому Блюхеру удалось воспрепятствовать дальнейшему продвижению 1-го Сибирского корпуса генерала А.Н. Пепеляева к Павловскому и Очерскому заводам и контрударом отбросить противника. После этого успеха Василия Константиновича сделали помощником командующего 3-й армии. Фронт между тем стабилизировался в районе Глазова. Общая неудача действий 3-й армии в боях за Пермь была обусловлена тем, что резерв пополнений из уральских рабочих был уже исчерпан, а мобилизованные крестьяне Вятской и Пермской губерний не горели желанием проливать кровь за диктатуру пролетариата. Один из полков 29-й дивизии перешел к белым, открыв им дорогу на Пермь.
В марте 1919 года войска Колчака начали новое наступление на Вятском направлении и оттеснили 3-ю армию за Глазов. Главный удар пришелся, однако, не по 3-й, а по 2-й и 5-й армиям. Красное командование на случай неприятельского прорыва решило создать Вятский — укрепленный район, начальником которого 3 апреля был назначен Блюхер. Однако когда летом строительство укреплений было завершено, нужда в них уже отпала. Красная Армия к тому времени перешла в контрнаступление по всему Восточному фронту и освободила Кунгур и Пермь. Блюхеру было поручено сформировать новую, 51-ю дивизию, с которой он и двинулся в глубь Сибири добивать Колчака. 20 августа 1919 года дивизия форсировала Тобол, потом — Иртыш и заняла Тобольск. Однако в сентябре белые перешли в свое последнее наступление на Восточном фронте и оттеснили за Тобол части соседней 5-й армии, которой командовал Тухачевский. 51-я дивизия попала в трудное положение. Ей пришлось оставить Тобольск. Войска Блюхера оказались в полуокружении. Однако Василий Константинович собрал ударный отряд человек в 200 и атаковал наступающих с тыла. Противник дрогнул и отступил, а блюхеровцам удалось удержать плацдарм на восточном берегу Тобола. Красные подтянули резервы и перешли в наступление. 14 октября 5-я армия вновь форсировала Тобол, а 11 ноября дивизия Блюхера вошла в колчаковскую столицу Омск. Организованное сопротивление белых на Восточном фронте почти прекратилось. Остатки колчаковских войск ушли в Забайкалье под защиту японцев и казачьей армии атамана Семенова.
Блюхер со своей дивизией оставался в Восточной Сибири до лета 1920 года. В августе ее перебросили под Каховку для борьбы с Врангелем. 51-я дивизия отразила все атаки на Каховский плацдарм 2-го армейского корпуса белых, которым сначала командовал Я.А. Слащов, а потом В. К. Витковский. К этому времени относятся опубликованные в 1951 году в нью-йоркском «Новом журнале» воспоминания о Блюхере Дмитрия Варецкого, бывшего работника штаба Каховской группы войск, которой командовал Р.П. Эйдеман. Варенному потом довелось изведать ГУЛаг, а после Второй мировой войны в числе перемещенных лиц он осел на Западе. Так что особой симпатии к советскому строю у мемуариста не было, но о Блюхере он написал с явной симпатией, не сомневаясь, что маршал погиб в сталинских застенках (хотя в 1951 году об этом еще нигде не сообщалось).
Вот каким Варецкий увидел Василия Константиновича: «Выше среднего роста, широкоплечий, мускулистый. Военная форма сидела на нем, как влитая, и он казался почти щеголем». Ездил же тогда Блюхер на новеньком «паккарде». Варецкому запомнилась «чашка чая» у Эйдемана, на которую собрались все командиры дивизий и штабные работники: «Пили каховское красное вино, подогретое в хозяйском эмалированном ведре вместе с аптекарским спиртом, выписанным для санитарной части для нужд штабного околотка. Единственные в своем роде каховские арбузы и дыни служили закуской.
Общая беседа, подогретая «пуншем», как называли питье из ведра, протекала оживленно и интересно. Трудно сейчас восстановить в памяти все то, о чем говорили. Сравнивали боевые качества китайского и русского солдата (словно предчувствовал Василий Константинович, что ему придется впоследствии иметь дело с китайцами. — Б. С.), обсуждали промышленные перспективы Сибири, спорили о течениях в поэзии, цитировали Маяковского, строили розовые планы будущего, вспоминали московские кабачки и дореволюционную богему и даже пели. Словом, это была скорее студенческая вечеринка, чем «чашка чая» солидных начальников дивизий, распорядителей судеб сотен (скорее — десятков. — Б. С.) тысяч людей».
По утверждению Варецкого, Блюхер участвовал в беседе на равных, часто подкрепляя свои суждения «ссылками на авторитетные источники, касалось ли дело достоинств поэзии Маяковского, работы Государственной Думы последнего созыва, украинского фольклора или особенностей формы полков гвардейской кавалерии». При этом мнения Василия Константиновича «были всегда серьезны, точны и свидетельствовали о знании вопроса. Собеседники Блюхера не возражали, не спорили с ним — они сразу же превращались только в слушателей».
Замечу тут, что существует и иное свидетельство об уровне эрудиции бывшего слесаря, ставшего полководцем. Марк Исаакович Казанин, работавший вместе с Блюхером в Китае в 1925–1927 годах, а ранее учившийся вместе с его первой женой Галиной Александровной Кольчугиной в русской гимназии в Харбине, рассказывает, что Блюхер не терпел, когда собеседники вольно или невольно обнажали пробелы в его образовании. Его адъютант Мазурин «первое время иногда указывал Блюхеру на грамматические недочеты; Блюхер менялся в лице и терял самообладание. Тот, кто хотя бы по нечаянности затрагивал слабые места Блюхера — пробелы в систематическом образовании, его самолюбие, его гордость, — в каком-то смысле ставил себя выше его, а это было явным абсурдом». Однажды Казанин прочел Блюхеру в английской газете, что иностранные колонии в Китае — это Ганза XX века. «Какая еще Ганза?» — недовольно буркнул Блюхер. Марку Исааковичу, чтобы не дай Бог не задеть самолюбие командующего, пришлось сделать вид, что в газете далее следует пояснение: Ганза — это заключенный в средние века торговый союз приморских немецких городов. Казанин также, как и Варецкий. подтвердил, что Блюхер отличался «несколько подчеркнутой щеголеватостью, которая могла бы показаться излишней тому, кто не знал, что за ней скрывается мужественный и простой человек». Чувствуется, что Василию Константиновичу очень хотелось выделяться среди окружающих, быть центром внимания, заставить себя слушать. Насчет же эрудиции, очевидно, правы и Казанин, и Варецкий. Блюхер неплохо разбирался в военном деле, знал и о перипетиях думской борьбы, за которой наверняка следил по газетам. Можно предположить, что Маяковский был одним из любимых поэтов начальника 51-й дивизии, и будущий маршал с удовольствием цитировал его стихи. Зато с русской грамотностью и всемирной историей Василий Константинович был не очень в ладах и сердился, когда ему на это невольно указывали.