— М… Марк Андреич… Марк… Ты пришел, — заикалась она. — Познакомься, это Паша Исаев, хирург. Он меня просто спас, ты не представляешь, какой талантливый! Паш, это Марк Веселовский.
Никин принц протянул руку Исаеву. Черт, да у него даже маникюр лучше, чем у некоторых женщин. И пожал идеально: не слишком сильно, но и не слабенько или брезгливо.
— Мы очень вам благодарны, — произнес Марк голосом заправского кобелины.
Пашу чуть не разорвало от негодования. Кто это мы, твою мать?! Николай второй? Или мы с Никой? И какого хрена вы с Никой, если ты неделю про нее не вспоминал?! Но внешне Исаев оставался спокойным и даже смог выдавить из себя некое подобие улыбки.
— Такая уж работа — спасать жизни, — изрек он чересчур низко, почти басом.
Что за ересь?! Что он несет? И что у него с голосом? Ну и дурень!
— Всегда восхищался вашей профессией, — вежливо ответил Марк и отвернулся к Нике, давая понять, что с Пашей разговор окончен. — Вероника, ты прекрасно выглядишь. Я так переживал, когда тебя увезли… А потом Алла Михайловна рассказала про все эти осложнения. Рад, что все кончилось хорошо. Держи, это тебе.
И он извлек из-за спины букет. Явно стоимостью в половину Пашиной зарплаты. Нет, не большой, но до жути дизайнерский. Какая-то ветка, неизвестные цветы… И все тетки в палате поразевали рты.
— Может, поговорим в коридоре? — предложила Ника.
Они вышли, и Паше оставалось только беспомощно наблюдать, как Марк, придерживая Карташову за локоть, уводит ее в укромный тупик.
— Была бы я лет на сорок моложе… — вздохнула Якушева.
— А я килограмм на двадцать легче, — добавила Пронина.
— Так, а вам УЗИ уже сделали? — Паша обрушил все раздражение на водительницу.
— Нет еще…
— Надо было подойти на пост и напомнить! Бардак, ничего не могут… Берите полотенце, сейчас за вами придут.
Исаев вылетел из палаты, рванул к сестрам. На его удачу одна из них как раз болтала по телефону и явно не о работе. Паша с облегчением уцепился за этот повод, отчитал несчастную женщину, отправил ее за Прониной.
— И там у Карташовой цветы, скажите, чтобы убрала, — бросил он ей вслед.
— Пал Дмитрич, вы же сами на той неделе разрешили Мельниковой…
— Мало ли, что было на той неделе! Ясно же сказал: убрать! Не положено! А если аллергия у других пациентов? Вы что, учить меня собрались?
Он добавил бы еще что-то, но сестра предусмотрительно растворилась в одной из палат. Пришлось возвращаться в ординаторскую. Но едва он насыпал растворимого кофе и включил чайник, собираясь засесть за истории, — только от руки, Боже упаси от здешних высоких технологий, — как в дверь настойчиво постучали, и Паша услышал голос Надежды Сергеевны.
— Здравствуй, Павлик! — заглянула она, а следом и большеглазая хрупкая Алинка.
Ее Исаев по детству почти не помнил, слишком большой разрыв в возрасте. Она лепила куличики, когда он уже покуривал за гаражами. Да и Катька с ней почти не играла, у девочек два года разницы — уже повод для снисходительности и презрения. Алина Карташова была мелкотой и для него, и для его сестры, поэтому знал он ее только визуально. Но вела она себя, почему-то, будто они были старыми приятелями.
— Привет, Исаев, — залихватски поздоровалась она, накручивая на палец прядь темных, как у Ники, волос, и с любопытством огляделась. — Здорово у вас тут. А я думала, в больницах только кафель, койки и железные скамейки.
— Представляешь, она у нас ни разу не лежала в стационаре, — пояснила тетя Надя.
— Надеюсь, и не придется, — натянуто улыбнулся он.
— Павлик, я вот тут тебе пирожков немного испекла. Ника рассказывала, что ты питаешься, как попало, — Надежда Сергеевна поставила на стол большой пластиковый контейнер. — Я разделила салфетками. Блестящие с капустой, а матовые с мясом. Еще теплые. Как раз вот с чайком покушай. А кофе не увлекайся, тут в передаче рассказывали, что в этой растворимой химии нашли канцероген, и было даже исследование про смертность… У мужа, кстати, был друг один, сослуживец. Так вот, у него было сердце плохое. Уж и так оперировали, и сяк, вроде спасли, а он все равно кофе крепкого выпил — и все!
— Что все? — удивился Паша.
— Помер, — равнодушно пояснила Алина и закатила глаза. — У мамы половина историй так заканчивается.
— А что я сделаю, если жизнь такая? — развела руками Надежда Сергеевна. — Это ж правда все.
— Не сомневаюсь, — серьезно кивнул Паша. — У меня друг в морге работает, у него вообще все истории так заканчиваются.
Алинка фыркнула от смеха, хлопнув его по руке, а тетя Надя неодобрительно покачала головой.
— Как не стыдно, — сказала она. — Это же горе! Не понимаю, как можно на такую тему шутить. Павлик, а ты Нику не видел? В палате ее нет, соседки говорят, ее мужчина увел, я думала, ты…
— Какой же я мужчина, я врач, — пошутил он, хотя самому было не смешно.
— Не говори так! — тут же спохватилась Надежда Сергеевна. — Очень даже видный мужчина. Да, Алин? Скажи, Павлик у нас красавчик? Алина, кстати, ни с кем сейчас не встречается.
Тетя Надя ткнула младшую дочь в спину и многозначительно подмигнула. Алину явно привели не просто навестить сестру. А пирожки, стало быть, не угощение, а план-перехват. Паша внимательно взглянул в лицо девушки в поисках хищности или хотя бы интереса — ни того, ни другого. Ему повезло, адекватных людей здесь было двое. Потому что ему ни капли не улыбалось нянчиться с мелкой Карташовой. Может, кто-то и падок на студенток, но только не он. Взбалмошность, полная башка всякой дури, непонятные увлечения, и все это под соусом беспросветной инфантильности… Нет, ему по горло хватало собственной сестры.
— Очень видный, — Алина покосилась на его брюшко, и он автоматически втянул живот и расправил плечи.
Нет, у него был не восьмой месяц беременности, как у Черемисова, но ведь и не плоское прекрасное нечто, которое угадывалась под рубашкой Марка… как его… Веселухина… Смехотворского… В общем, этого альфа-самца.
Собственная внешность Пашу не заботила никогда. От слова «совсем». Он мог подойти к зеркалу, надуть живот или подцепить складку, обозвать самого себя жирдяем. Но тут же размышлял, что при его росте это выглядит не так уж и плохо, бицепсы сносные, дельта ничего. И шел на кухню за парочкой бутербродов. Фейгин иногда затягивал его в качалку, но последний раз это было так давно, что казалось неправдой. А теперь вдруг и есть расхотелось, и руки зачесались взять штангу. Что он, в конце концов, хуже Марка? И плевать на фантазии Карташовой. Черт, а если этому Марку все пересказала? А если он решит воспользоваться?..
— Так что, Павлик, Ника не говорила, куда пошла? — вывела Пашу из раздумий тетя Надя.
— К ней пришел начальник. Пойдемте, я отведу, — и он, влекомый каким-то мазохистским порывом, проводил дам к месту потенциального преступления.
Как и ожидалось, Ника со своим шефом ютилась в дальнем конце коридора, в том месте, где почти не сновал персонал. Даже мигающую лампу на потолке не заменили, потому что она никому не бросалась в глаза: только лавочка, стенгазета о здоровом образе жизнь и дверь в бельевую. На лавочке и сидела Карташова со своим до тошноты прекрасным принцем и увлеченно болтала. Даже со спины он видел, как она жестикулирует, как взволнованно приподняты ее плечи, и как одобрительно Марк улыбается в ответ.
— Никуля, а мы уж тебя потеряли! — воскликнула Надежда Сергеевна, и Карташова обернулась.
В плохом освещении сложно было понять наверняка, но Паше показалось, что ее щеки разрумянились, а глаза лихорадочно блестят.
— Мама?! — удивилась она. — Ты вроде собиралась завтра…
— Решили сделать тебе сюрприз, у Алинки выходной. Ты что, не рада? — обиделась тетя Надя.
— Да нет, что ты… Не ожидала просто. Познакомься, это Марк Веселовский, мой начальник. Марк, это моя мама, Надежда Сергеевна, и младшая сестра Алина.
— Драаастье, — оживилась Алина и протянула руку.
Еще одна! Не хватало, чтобы и тетя Надя начала прихорашиваться!
— Очень приятно, — улыбнулся Веселовский.
И сколько, интересно, он заплатил стоматологам? Варианта два: или он оставил их вообще без работы, либо озолотил с ног до головы. Паша ощупал языком собственные зубы и пустое место, оставшееся после верхней шестерки. Когда он в последний раз садился в кресло? Года полтора назад? Точно, и пломба снизу давно съелась с куском шашлыка. Надо бы заглянуть…
— Ника, мне, пожалуй, уже пора. Тем более, у тебя такой аншлаг, — Марк положил руку ей на плечо.
Какого хрена он делает?! О чем они тут говорили?
— Я рада, что ты приехал, — Ника просто светилась изнутри. — Тогда о деталях поскайпимся?
— Конечно. Ну, а опытные образцы — как сможешь. Думаю, тебе стоит как следует прийти в себя, взять еще недельку отпуска. Но в целом — очень неплохо. Я впечатлен, хотя ты меня знаешь, я люблю по-венчурному, — он подмигнул, вызвав восторженный смех Карташовой.
По-какому? Паша скрипнул зубами и сам поежился от этого звука. По-вычурному?! Ника, кто ты такая?
— Я тоже побегу, Басик, — вмешалась Алинка.
Исаев не без удовольствия отметил, как перекосилось на долю секунды лицо старшенькой.
— Но мы же только приехали! — охнула Надежда Сергеевна.
— Мамуль, мне еще надо в центр, мы с девочками договаривались.
— В центр? А куда именно? — вежливо осведомился Марк и, пожалуй, дольше, чем нужно, задержался взглядом на младшей Карташовой.
— На Пушкинскую.
— Я как раз сейчас в ту сторону еду. Вас подвезти?
— Почему бы и нет? — Алина повела плечом и с чересчур довольной миной последовала за ним, не обратив внимания на реакцию сестры.
На Нику было жалко смотреть. Она словно проглотила ложку скипидара и пыталась сделать вид, что ей понравилось. Такой вопиюще натянутой любезности Исаев еще не видел.
— Ладно, пойду я, мне еще тучу историй заполнять… — он расшаркался и двинулся в ординаторскую, но Ника окликнула его.
— Слушай… — она потянула его за рукав и понизила голос. — Тут такое дело… Чисто гипотетически… Есть шанс мне пораньше выписаться? Постельный режим, само собой.