Доцента Рубичека очень интересовали исследования с ЛСД, но его плотное расписание не позволяло ему проводить от шести до восьми часов на сеансах экспериментальных испытуемых. Он попросил меня и еще нескольких студентов быть для этих людей руководителями, наблюдать их и записывать их переживания. Это давало мне уникальную возможность присутствовать на психоделических сеансах многих добровольцев, в том числе психиатров, психологов и художников. Будучи очарован тем, что мне доводилось видеть и слышать, я жаждал сам принять участие в сеансе. К сожалению и к моему великому огорчению, деканат решил, что студентов не следует использовать в качестве экспериментальных испытуемых.
Я не мог дождаться того, чтобы лично испытать действие ЛСД, и сразу после завершения обучения вызвался добровольцем на сеанс. Доцента Рубичека интересовала электроэнцефалография и, более конкретно, процесс, именуемый «ведением» или «увлечением» мозговых волн. Он подвергал своих испытуемых действию мощного стробоскопического света и изучал влияние различных частот вспышек на мозговые волны в их подзатылочной коре. Ему хотелось знать, как на этот процесс повлиял бы прием ЛСД; таким образом, участие в этом исследовании было необходимым предварительным условием для прохождения ЛСД-сеанса под его руководством.
Станислав Гроф, Альберт Хофманн, Кристина Гроф и Анита Хофманн в саду Хофманна в Берге, Швейцария
Совместное действие ЛСД и стробоскопического света вызвало во мне переживание космического сознания невероятных масштабов (Grof, 2006). И хотя оно длилось лишь несколько часов – а его самая значительная часть лишь около десяти минут, – оно привело к глубокому личному преобразованию и духовному пробуждению и в профессиональном отношении направило меня по радикально иному пути, нежели тот, для которого меня обучали и готовили. Фактически я с великой решимостью следовал этим курсом вплоть до нынешнего дня. С той поры исследование необычных состояний сознания навсегда стало для меня страстным увлечением, призванием и профессией.
Теперь, более чем пятьдесят лет спустя, я смотрю на этот опыт как на инициацию, сходную с инициацией участников античных мистерий смерти и возрождения. Я не мог бы быть более согласным с Альбертом, который видел глубокое сходство между ЛСД и священным напитком кайкеон, использовавшимся в Элевсинских мистериях (Wasson, Hoffman, Ruck, 1978), и надеялся, что ответственное ритуальное использование ЛСД когда-нибудь станет частью западной цивилизации. Он полагал, что этот Новый Элевсис будет приносить современному человечеству такую же духовную и культурную пользу, как та, которую давал его древний предшественник античной Греции и соседним с ней странам.
После моего первого ЛСД-сеанса я глубоко увлекся психоделическими исследованиями и изучением всей литературы, имевшей отношение к необычным состояниям сознания. «Чудо-ребенок» Альберта Хофманна вызвал беспрецедентную волну научного энтузиазма и оптимизма и породил новую дисциплину – науку сознания. Никогда прежде в истории науки одно вещество не было столь многообещающим в таком широком круге областей. Для нейрофармакологов и нейрофизиологов открытие ЛСД означало начало золотого века исследований, которые потенциально могли вести к крупным прорывам в понимании нейрорецепторов, синаптических медиаторов, химических антагонизмов, роли серотонина в мозге и тонких биохимических взаимодействий, лежащих в основе церебральных процессов.
Специалисты в области экспериментальной психиатрии видели в ЛСД уникальное средство для создания лабораторной модели естественно встречающихся функциональных, или эндогенных, психозов. Они надеялись, что «экспериментальный психоз», вызываемый микроскопическими дозами этого вещества, может привести к беспримерным догадкам о природе этих загадочных расстройств и открыть новые направления их лечения. Внезапно становилось возможным думать, что мозг или другие части тела способны болеть психическими заболеваниями, при определенных обстоятельствах вырабатывать небольшие количества вещества, по своему действию сходного с ЛСД. Это означало, что такие расстройства, как шизофрения, могут быть не психическими заболеваниями, а обменными нарушениями, которые было бы возможно корректировать и нейтрализовать специфическим химическим вмешательством. Потенциал этого исследования был ни много ни мало как исполнением мечты биологически ориентированных психиатров, Святым Граалем психиатрии – средством из пробирки для лечения шизофрении.
Кроме того, прием ЛСД в высшей степени рекомендовался как замечательный нетрадиционный метод обучения, который давал клиническим психиатрам, психологам, студентам-медикам и медсестрам возможность проводить несколько часов в мире, похожем на мир их пациентов, и в результате быть способными лучше их понимать, общаться с ними более эффективно и достигать больших успехов в их лечении. Тысячи специалистов в области психического здоровья воспользовались этой уникальной возможностью. Эти эксперименты приносили неожиданные и поразительные результаты. Они не только позволяли глубоко заглянуть во внутренний мир психиатрических пациентов, но и революционизировали понимание природы и размерностей человеческой психики.
В результате своих экспериментов многие специалисты обнаруживали, что принятая в то время модель, ограничивавшая психику биографией после рождения и фрейдовским индивидуальным бессознательным, была поверхностной и неадекватной. Новая карта психики, возникавшая в результате этих исследований, добавляла к модели две большие трансперсональные области – перинатальный уровень, тесно связанный с памятью о биологическом рождении, и трансперсональный уровень, среди прочего включающий в себя историческую и архетипическую области коллективного бессознательного, как его представлял себе К.Г. Юнг. Первые эксперименты с ЛСД показывали, что корни эмоциональных и психосоматических расстройств не ограничиваются травматическими воспоминаниями из младенчества и детства, как полагали традиционные психиатры, но уходят гораздо глубже в психику, достигая перинатальной и трансперсональной областей.
Сообщения психотерапевтов, занимавшихся психоделической терапией, раскрывали уникальный потенциал ЛСД как мощного инструмента, который мог углублять и ускорять психотерапевтический процесс. Используя ЛСД как катализатор, психотерапия теперь могла быть полезной при работе с теми категориями пациентов, с которыми до этого было трудно устанавливать контакт, – с сексуальными извращенцами, алкоголиками, наркоманами и преступниками-рецидивистами. Особенно ценными и многообещающими были первые попытки использовать ЛСД-психотерапию в работе с больными на терминальных стадиях рака. У этой категории пациентов прием ЛСД мог облегчать непереносимую боль, нередко даже в тех случаях, когда применение наркотиков не давало результатов.
У многих из этих пациентов было также возможно облегчать и даже устранять тяжелые эмоциональные и психосоматические симптомы, включая депрессию, общую напряженность, бессонницу и страх смерти. Такое облегчение значимо повышало качество жизни пациентов в оставшиеся у них дни и положительно преобразовывало их опыт умирания.
Историкам искусства и художественным критикам эксперименты с ЛСД давали удивительное новое понимание психологии и психопатологии искусства, особенно различных новых течений вроде абстракционизма, кубизма, сюрреализма, фантастического реализма, а также картин и скульптур различных так называемых примитивных культур. Профессиональные художники, принимавшие участие в исследованиях ЛСД, нередко обнаруживали, что психоделические сеансы знаменовали радикальные изменения их художественного выражения. Воображение становилось гораздо богаче, цвета – ярче, а стиль – значительно свободнее. Нередко они также могли достигать глубоких тайников своей бессознательной психики и черпать вдохновение из архетипических источников. Порой даже люди, которые никогда раньше не занимались живописью, были способны создавать замечательные произведения искусства.
Кроме того, экспериментирование с ЛСД приводило к возникновению огромного интереса к духовным учителям и сравнительным исследованиям религий. Мистические переживания, часто наблюдавшиеся в ЛСД-сеансах, предлагали радикально новое понимание широкого разнообразия феноменов из мира религии, включая шаманизм, ритуалы перехода, античные мистерии смерти и возрождения, восточные духовные философии и мистические традиции всего мира. Тот факт, что ЛСД и другие психоделические вещества могли вызывать широкий спектр духовных переживаний, становился предметом горячих научных дискуссий, сосредоточивавшихся на увлекательной проблеме природы и ценности этого «мгновенного» или «химического мистицизма».
Казалось, исследования ЛСД были уже близки к исполнению всех этих обещаний и ожиданий, когда они были внезапно прерваны печально известным Гарвардским делом, в результате которого Тимоти Лири и Ричард Алперт лишились своих научных должностей, и последующим бесконтрольным массовым экспериментированием молодого поколения. Вдобавок проблемы, связанные с этим развитием событий, непропорционально раздувались охочими до сенсаций журналистами. Последовавшие репрессивные меры административного, юридического и политического характера очень мало повлияли на уличное употребление ЛСД, но радикально прекратили легальные клинические исследования.
Те из нас, кому представилась уникальная возможность иметь личное знакомство с психоделиками и использовать их в своей работе, видели, насколько многообещающими они были не только для психиатрии, психологии и психотерапии, но и для современного общества в целом. Мы были глубоко огорчены массовой истерией, охватившей не только широкие массы, но также клинические и научные круги. Она трагически компрометировала и криминализировала инструменты, обладающие замечательным терапевтическим потенциалом, которые при правильном понимании и использовании были способны противодействовать разрушительным и саморазрушительным тенденциям индустриальной цивилизации.