Последствия Великого Падения
Стив Тейлор выделяет в древней истории две волны последствий Великого Падения[215]. Обе в свое время усилили и без того жесткие черты доминаторских цивилизаций и до сих пор продолжают негативно влиять на развитие общества. Ведь за пять тысяч лет миру так и не удалось вернуться к мирному образу жизни, основанному на сотрудничестве и взаимопомощи. Возникает закономерный вопрос: почему?
Первая волна
Первая волна – ровесница первых индийских мудрецов – поднялась более двух с половиной тысяч лет назад и оставила следы в мистических традициях всех крупных религий. В этих учениях утверждается, что ни богатство, ни власть, ни высокое положение в обществе не помогут преодолеть душевной дисгармонии, вызванной взрывом эго. Внутреннего покоя и удовлетворенности можно достичь лишь через преодоление границ собственного «Я», несущего лишь душевные страдания. Чтобы добиться этого, важно осознать, что мы все – не изолированные эго, отделенные друг от друга природой и материальным миром, а физические воплощения основополагающего духовного начала или жизненной силы, называемой Богом, Брахманом, Сознанием и так далее. Можно также сказать, что мы – творения высшего эволюционного принципа, направляющего Вселенную по пути вечного развития и самосозерцания. Осознав это по-настоящему, мы поймем, что эго, «Я», с которым мы себя отождествляем, не является нашей подлинной личностью. Ведь на самом деле каждый из нас – частный случай реализации вселенского Сознания, источника и первопричины бытия. Однажды поняв эту в общем-то нехитрую истину, можно узреть единство и взаимозависимость всех предметов, явлений и процессов окружающего мира, а также иллюзорность собственного «Я». Мы существуем только как составные части одного динамичного, непрерывно взаимодействующего с самим собой целого. Принятие этой истины пробуждает в человеке сострадание и любовь[216].
Как показывает история, на доминаторские культуры эта фундаментальная идея практически не оказала влияния. Часто государства и иерархические общества успешно поглощали и переваривали духовные учения, превращая их в государственные религии, служащие исключительно поддержанию статус-кво. В эти жернова попало даже христианство, ведь правители, политики и военачальники не раз ставили его себе на службу. Но так или иначе первая волна спала, не нанеся человечеству серьезного ущерба. Основная тому причина заключается, видимо, в том, что духовные учения концентрировались на избавлении от страданий в нирване или на небесах, а не на попытках создания рая на Земле. Исключение составляют, пожалуй, лишь квакеры (Религиозное общество друзей)[217] и некоторые течения буддизма.
Другая возможная причина – в том, что духовное просветление угрожает существованию личного «Я», которое, защищаясь от пробуждения, пускает в ход все имеющееся в распоряжении психологическое оружие. В результате большинству людей идеи и практики духовных наставников кажутся непривлекательными, особенно в сравнении с притягательными мирскими соблазнами – богатством, властью, известностью. Грант Мак-Фертидж считает, что своей способностью блокировать достижение высших состояний сознания эго обязано травмам[218]. Если так, то Великое Падение, поставившее многие культуры на рельсы доминаторства, само лишило первую волну части ее разрушительной силы. И сейчас духовность, несмотря на всю предыдущую историю, еще может помочь человечеству вернуться к партнерским культурам. Ведь в последние десятилетия религия как часть государственного аппарата сдает свои позиции в западном мире. Одновременно с этим просыпается интерес к альтернативному поиску духовности, становятся популярны идеи далай-ламы и других философов – Тик Нат Хана, Экхарта Толле[219]. Каждый год издается огромное количество соответствующей литературы, проводятся тысячи семинаров, где люди учатся понимать и преодолевать свое эго. Ведь последствия первой волны все еще весьма ощутимы.
Вторая волна
Эта волна реакций на Великое Падение началась только в восемнадцатом веке. Она выразилась в осуществлении множества реформ, связанных с телесными наказаниями, смертной казнью, тюремными условиями, детским трудом, образованием, рабством, демократией, правилами ведения войны, миротворческой деятельностью, правами человека, правами женщин, правами животных, социальной защитой и так далее. Стив Тейлор считает, что сглаживание острых углов доминаторской культуры происходит благодаря развитию в людях способности к состраданию. И в отличие от первой волны дело здесь не в ослаблении индивидуального эго, а в том, что человечество эволюционирует и переходит на новый уровень сознания[220]. Эго, продолжает Тейлор, как фактор по-прежнему существует и серьезно подрывает силу и мощь второй волны. Даже будучи полны сострадания, мы подсознательно можем действовать по велению эго и, участвуя в прогрессивных реформах, использовать их плоды с целью потешить самолюбие, обрести власть и общественное признание. Желание быть особенным вполне объясняет, почему множество неправительственных гуманитарных организаций до сих пор не объединились в единое мощное прогрессивное движение.
У Эвелин Линднер несколько иной взгляд[221]. Тысячи лет цивилизации строились на непоколебимой уверенности людей в том, что существует естественный порядок вещей, согласно которому одни рождаются, чтобы повелевать, а другие – чтобы подчиняться. Однако за последние двести пятьдесят лет эта уверенность уступила место противоположной идее: все люди равны. Одним из первых проявлений нового миропонимания стали Декларация независимости США 1776 года и Французская революция 1789 года. Существенную роль в этом процессе сыграло ослабление конкуренции за ресурсы между европейскими державами – ведь теперь у каждой из них были свои колонии, на население которых права человека не распространялись.
Одновременно с идеей о равенстве всех людей в правах и проснувшимися в людях способностями к эмпатии и состраданию стали развиваться науки, которые вместе с осознанием объективной необходимости постепенно подчинили природу человеку; ее богатства при этом стали истощаться. Ведь ключом к экономическому благополучию теперь были не материальные ресурсы сами по себе, а знания и навыки их выгодного использования. В отличие от полезных ископаемых и прочих даров природы, знание не сокращается от постоянного использования, а напротив – способно к неограниченному росту. К сожалению, наука и интеллект отодвинули на второй план житейскую мудрость и моральные нормы. Убеждение в том, что знание нейтрально и не принимает ни положительного, ни отрицательного значения, позволило использовать его на службе как насилия, войны, тирании и ненависти, так и сострадания, мира, свободы и любви. Разум стал слепым орудием власти, и это, конечно, помешало второй волне положить конец доминаторской культуре.
Ричард Родес, журналист и историк, предложил свое объяснение движущим причинам реформ последних столетий[222]. В средневековой Европе насилие было основным инструментом разрешения любых споров. Однако в эпоху Возрождения, считает Родес, все изменилось благодаря жадности монархов, которые поняли, что войны требуют серьезных расходов из их казны. К девятнадцатому веку насилие стало в основном полицейской обязанностью. Одновременно с этим двери залов судебных заседаний распахнулись шире, и набирающее силу среднее сословие предпочитало улаживать конфликты там. Воспитание детей становилось менее жестоким, а образование – более доступным. С этой точки зрения травмы и насилие постепенно уходили из жизни общества благодаря правителям, которые вольно или невольно открывали дорогу дальнейшим социальным реформам.
Вероятно, каждое из предложенных объяснений содержит зерно истины. Так или иначе, сегодня колесо исторического прогресса уже сделало заметный поворот в сторону партнерской культуры. Это выражается в глобальном общественном движении, порой стихийном, объединяющем усилия всех, кто трудится во имя мира, справедливости, прав человека, общественного развития, защиты окружающей среды, помощи бедным и так далее. В качестве примера можно привести интернет-ресурс «Wiser Earth» («Мудрая Земля»), запущенный пользователями для того, чтобы люди и организации по всему миру могли общаться, делиться знаниями, сотрудничать и добиваться общих целей[223]. К июню 2009 года среди участников этого проекта числилось более ста десяти тысяч организаций (то есть приблизительно десятая часть от всех существующих на планете) из двухсот сорока трех стран. Риан Айслер в книге «The Power of Partnership» («Сила сотрудничества») объясняет, почему мы не знаем об этом проекте из средств массовой информации: у него нет ни руководства, ни штаба, ни определенного названия[224]. Как мы уже отмечали, такая разрозненность может быть следствием слабости руководителей, действующих по велению собственного травмированного эго и преследующих личные цели. Однако отсутствие структуры может означать и силу, ведь любому правительству вряд ли удастся взять под контроль столь масштабное стихийное движение.
Несмотря на все эти шаги прогресса, доминаторская культура по-прежнему достаточно сильна, а вторая волна движется медленно и неуверенно. Риан Айслер пишет: «Существуют регрессивные силы, толкающие нас обратно к доминаторству. В первую очередь это терроризм… Но есть они и в нашей собственной культуре. Доминатор живет внутри почти каждого из нас, что выражается в стремлении к личному благополучию»[225]. И весь двадцатый век, и начало двадцать первого наполнены войнами, массовыми убийствами, геноцидом, пытками, бедностью, голодом, эксплуатацией и рабством, хищениями, усилением властных структур, разрушением окружающей среды, варварской разработкой природных ресурсов и другими типично доминаторскими явлениями. В то же время «война» с терроризмом, наркотиками и преступностью ведет к ограничению гражданских прав, доставшихся нам когда-то весьма высокой ценой. В середине 2009 года выяснилось, что коррумпированное руководство государственных и коммерческих организаций прекрасно пережило обвал финансового рынка в 2008 году за счет простого населения. Руководители предпочитают бесконечно поддерживать старую систему в своих интересах, нежели оправдать ожидания общества и изобрести хоть что-то новое.
Очевидно, что сегодня системы взглядов продолжают параллельное существование. Одна из них – эгалитарная – основана на сострадании и взаимопомощи и нацелена на мир и гармонию на Земле. Противоположная же ей погрязает в жадности, насилии, коррупции и разрушении. Цивилизация, построенная на принципах партнерства, до сих пор борется за существование, преодолевая сопротивление доминаторской системы, которая со времен Великого Падения привыкла главенствовать во всем. Сейчас она пытается укрепить свои позиции, для вида осуществляя безобидные реформы, не способные повредить ее структуре. По-настоящему важным изменениям она по-прежнему сопротивляется, подавляя общественные движения, усыпляя сознание масс пропагандой и обещаниями сытой и спокойной жизни. Будущее человеческой цивилизации все еще балансирует на лезвии ножа. Будь у нас достаточно времени, можно было бы подождать, пока первая и вторая волна возьмут верх. Но времени у нас как раз нет, и встающие перед нами проблемы имеют жизненно важное значение. Человечеству необходима новая система взглядов, необходима третья волна.
Динамическое равновесие сил
Это понятие объясняет, почему ни первая, ни вторая волна не смогли направить развитие доминаторской культуры обратно к равенству и партнерству. В качестве примера давайте рассмотрим, в каком положении оказывается племя под угрозой вторжения агрессивного соседа. Если оно совсем не окажет сопротивления, то будет уничтожено или, в лучшем случае, растворится в культуре победителей. Пассивное сопротивление в духе заветов Махатмы Ганди также бесполезно: враг может оказаться достаточно безжалостным, чтобы истребить или обратить в рабство целый народ. Теоретически возможно переселение, но незанятые земли, скорее всего, окажутся скудны и негостеприимны. Остается либо переселяться на обитаемые территории, при необходимости изгоняя и порабощая их жителей, либо защищаться самим, опять же – с оружием в руках. Итак, оба варианта предполагают применение силы и ответные действия со стороны противника. Поэтому агрессия распространяется по миру как чума, от которой нет лекарства. Историю всегда творит самый воинственный.
В теории международных отношений это называется дилеммой безопасности. Эвелин Линднер выразила эту мысль так: «Я вооружаюсь, потому что мне страшно. Когда я вооружаюсь, страшно тебе. Когда ты вооружаешься, мне еще страшнее»[226]. Даже если никто не хочет войны, кровь все равно льется из-за взаимного недоверия. По словам Эндрю Шмуклера, «никто не волен выбрать мир, зато каждый в силах заставить всех остальных вооружиться»[227].
Такая же динамика существует в отношениях внутри любого общества: самый властный и агрессивный доминирует, если только традиции не достаточно сильны, чтобы этому воспрепятствовать. Такие сильные традиции мы уже описывали в главе 9: в племенах охотников-собирателей решения принимались совместно, предводители менялись, и властолюбие было не в почете. Однако после Великого Падения понятие цивилизации стало означать иерархическую структуру общества, где сильный управляет слабыми. Эксплуатация ближнего стала нормальным явлением, и целые народы оказались вынуждены служить угнетающей их системе, вместо того чтобы жить в свободе и сотрудничестве.
В наше время арсенал инструментов власти меняется под влиянием глобализации. На смену войнам между империями приходит экономическая конкуренция, однако сами империи со своей иерархией по-прежнему чувствуют себя прекрасно, капиталистическая машина, поставленная на службу власти и богатству, эксплуатирует большую часть населения планеты. После финансового кризиса в 2008 году это стало особенно очевидно, когда рядовые налогоплательщики отчисляли астрономические суммы, прикрывая кошельки финансовой элиты, которая продолжала извлекать выгоду из всеобщего кризиса и спекулировать на бирже.
На протяжении нескольких тысяч лет после Великого Падения жесткая иерархия в обществе называлась «божественным устройством, ниспосланным свыше». В этом мироустройстве каждый должен был соблюдать моральный долг и знать свое место, которое ему укажет старший по чину, более богатый или знатный. Но успехи движения за права человека последних веков сильно поколебали эту всеобщую уверенность. Высокий идеал уважения к изначальной ценности человеческой жизни закреплен теперь во Всеобщей декларации прав человека ООН. Теперь (по крайней мере, теоретически) дворник обладает таким же человеческим достоинством, как и высший чиновник. Унизить человеческое достоинство – значит ранить человека в самое сердце, нанести вред, равный физическому увечью. Оскорбление стало считаться формой агрессии, и, перед тем как быть убитыми, жертвы преступников часто подвергаются унижениям. Старая сомалийская поговорка гласит: «Оскорбление хуже смерти: даже на войне оно ранит больнее пули»[228]. В Руанде пожилых женщин перед казнью проводили голыми по улицам, девушек насиловали на глазах их семей, а тем тутси[229], что были высокого роста, отрубали ноги. Жертвы были скорее готовы заплатить за смерть от пули, чем подвергаться унижениям и пыткам[230]. Эвелин Линднер считает, что именно унижение превращает лишение чего-либо в невыносимые муки и способствует распространению экстремизма и терроризма. Унижение, говорит она, это катализатор, превращающий обиду в «эмоциональную атомную бомбу»[231]. Понятия «человеческое достоинство» и «унижение» открыли целую эру народных революций, часто – кровавых. Однако вопреки многим надеждам, революции не смогли покончить с доминаторскими культурами, а лишь забрасывали на троны новых деспотов взамен свергнутых.
Доминаторство или партнерство: что в нас заложено?
Человечество в целом и каждый из нас в частности равно предрасположены и к доминаторству, и к партнерству. У нас два начала: одно – эгоистичное, жадное и властолюбивое, другое – мирное и сострадающее. В какую сторону смещается баланс между ними, зависит не от генетической наследственности, а, скорее, от окружения, в котором мы выросли. Если мы с детства наблюдали вокруг себя сотрудничество, заботу и сопереживание, эти черты возобладают и в нас. Если на нашу долю выпадали лишь насилие и унижения, именно их мы и будем повсюду сеять, когда вырастем. Жажда власти не является отражением истинной человеческой природы. Скорее о ней можно судить по культуре, развившейся после Великого Падения, которая травмирует своих носителей и вызывает различные психические заболевания. Вот что говорит Эндрю Шмуклер[232]:
Для достижения своих целей общество (а вернее – его руководство) систематически травмирует человека, начиная с наиболее нежного и впечатлительного возраста. Ведь из состоявшейся личности, живущей в мире со всеми, власть не может извлечь никакой выгоды. Но стоит разрушить жизнь или планы такого человека, и энергию его гнева можно использовать в собственных интересах. А то, что вредит одному человеку, всегда может быть полезно для системы, склонной к накоплению силы и власти. Причем полезным не вопреки, а благодаря повреждению этого отдельного винтика. Дело не в том, что в борьбе за власть некоторые погибают, или что нужды власти расходятся с нуждами людей, ее осуществляющих. Просто подобные саморазвивающиеся системы используют человеческие страдания как топливо… Сдерживаемая ярость отдельных членов общества может стать двигателем для некоторых сил (например, правящей партии), энергия которых только и ждет, чтобы ее направили в нужное русло.
Если нам суждено преодолеть последствия Великого Падения и стать созидателями новой цивилизации, основанной на сотрудничестве, мы должны найти способ сместить баланс сил в ее сторону, чтобы ей не грозила опасность быть раздавленной или поглощенной доминирующей ныне системой.