А старец ужевстречает ее своей обычной в подобных случаях шуткой:
«Ну, и где твой рак?Уполз?»
Александр победнопосмотрел на Веру:
- И подобных случаевтоже было немало! Может тебе рассказать о том, как старец помогал людям и вжизненных трудностях? – предложил он.
Но Вера отрицательнопокачала головой.
После того, что онауслышала, это для нее было уже не так неинтересно. Да к тому же, стало видно,что она заметно устала.
Вспомнив, что они ещене читали вечерние молитвы, Александр сказал, что преподобный Серафим Саровскийблагословлял в случае изнеможения, нехватки времени или болезни читать, такназываемое, «Серафимовское правило»: 3 раза «Отче наш», 3 раза «БогородицеДево, радуйся…» и Символ Веры. И, как это частенько с ним бывало, будучи сам непрочь прочитать его, предложил Вере в виде исключения сделать это сегодня. Нота отказалась и хотя и с трудом, выслушала все полное правило до конца.
Затем нехотя, ссожалением протянула икону Александру, и с его помощью, то и дело оглядываясьна нее, отправилась в свою комнату.
Здесь Александрусадил Веру в высокое кресло, приоткрыл по ее просьбе окно и, пожелав добройночи, направился к себе.
Большой, трудныйдень, несмотря на серьезные ошибки и просчеты, заканчивался как нельзя лучше.Он и закончился бы так, если бы снова не рыжий кот.
Когда он входил всвою комнату, тот попытался войти вместе с ним. Очевидно, где-то здесь у негобыло любимое место.
- А ты куда? Толькотебя здесь не хватало! Брысь! – тихо, чтобы не слышала Вера, зашепталАлександр, выталкивая его ногой.
Кот, молча, сталотчаянно сопротивляться.
И началась беззвучнаяборьба.
Александр тоже ужемолча толкал кота все сильней и сильнее и, наконец, закрыв дверь, сильноприщемил ему хвост. Кот промолчал даже на этот раз. Но его хвост, остававшийсяпо эту сторону, стал извиваться змеей, а потом превратился в восклицательныйзнак, не обещавший Александру ничего хорошего, и исчез...
8
Вечером того жедня, в намерении продолжить столь успешно начатый разговор, Альбин направился кКлодию и у входа в его каюту встретил нерешительно переминавшегося с ноги наногу Грифона.
- Что – вызвал?Или уже выгнал? – кивая на дверь, дружелюбно спросил у него пребывавший в самомчто ни на есть хорошем настроении Альбин и услышал в ответ напряженное:
- Нет, я сам!
- А-а, понимаю!Хочешь о чем-то просить его?
- Да, - ответилГрифон и умоляюще взглянул на Альбина: - Господин, ты всегда был добр ко мне.Поддержи и на этот раз!
- А что нужно?
- То, что ивсегда, - вздохнул раб. – Попросить, чтобы он отпустил меня на свободу!
- Как, опять? Новедь он не так давно уже отказал тебе. Если не ошибаюсь, в пятый раз!
- В седьмой,господин, - поправил раб. – Но тогда он сказал, что не отпустит меня за тройнуюцену обычного раба. А теперь я накопил вдвое больше. Наш господин любит золото,и я надеюсь…
Альбин соскептической насмешкой взглянул на Грифона, и тот, по-своему истолковав этотвзгляд, клятвенно прижал ладони к груди:
- Нет-нет, я неукрал его! Моя совесть не позволила бы мне утаить даже квадранс! Просто крупныеторговцы и ростовщики, прося меня доложить господину о своем приходе, щедроблагодарят за это.
- Ох, Грифон,Грифон! – удрученно покачал головой Альбин. – Я даже не знаю, чего в тебебольше – честности или желания стать свободным?
- Я и сам бы хотелзнать это… - откровенно признался раб и вздохнул: - С первого дня, как меня,вольного, уважаемого всем городом человека, сделали рабом римские воины, ятолько и мечтаю о свободе. Закрываю глаза, затыкаю уши – и вижу родные поля,горы, реки, отзываюсь на свое настоящее имя, которое – о, боги! – кажется, уженачинаю забывать… А как очнусь, - увлекшись, воскликнул он, – Опять вокруг меняэтот чужой Рим и эта проклятая кличка: Грифон! Грифон!!
- Грифо-он! – тутже послышалось из-за закрытой двери.
- Вот! – кивнул нанее раб и поспешно открыл перед Альбином.
- О, а ты откуда?– увидев своего помощника, вытаращил на него глаза Клодий. И, несмотря на то,что на море был полнейший штиль, и корабль шел, как по бронзовому зеркалу,сильно покачнулся - Я ведь, кажется, слышал там голос Грифона.
- А он там и есть!– торопливо подтвердил, входя в каюту, раб. - То есть уже тут.
- А-а, -успокоенно протянул Клодий. - А то я уже подумал, что допился до того, чтоперестал соображать, что к чему. То есть, кто к кому…
Альбин с Грифономпосмотрели на него и разочарованно переглянулись.
Клодий былосновательно пьян.
- И по какой жепричине ты так набрался? – первым придя в себя, спросил Альбин.
- По твоей! –пьяно качнул головой Клодий. - Это ты во всем виноват!
- Я?! – изумилсяАльбин.
- Да! Эта твояВечность никак не умещается мне в голову.
- Хорошо,поговорим о ней завтра! – примирительно сказал Альбин. – И я тебе все разъясню.
- Не хочу завтра!Хочу прямо сейчас! – заупрямился Клодий. - Давай немногопофилос-с-софс-фс-твуем! – запутавшись пьяным языком в слове, кое-каквыговорил, наконец, его он.
- Давай! – нежелая спорить – пусть и с нетрезвым, но все же начальником - не очень охотносогласился Альбин.
- Вот смотри! –водя перед его лицом указательным пальцем, стал призывать к вниманию Клодий. –Если правы философы-атеисты, то живешь, живешь, а потом – бац! И нет тебя. Всё– темнота, навсегда! Жаль расставаться со своим «я», - зябко передернул онплечами и продолжил: - А если правы эллины – то опять же: какая радость вечнопресмыкаться в их сером мрачном аиде? И твоей блаженной Вечности я не достоинпотому что – ну не верю, что хочешь делай со мной – в твоего Бога! Вот я и пью!
Клодий поднялголову и с вызовом посмотрел на Альбина:
- А что? Сам Траянпьет! И ничего! Правда, говорят, потом такие эдикты выпускает, что наутро самхватается за голову. И в конце концов, хвала богам, издал такой закон, покоторому считается недействительным все, что он подпишет будучи в нетрезвомвиде!
- Ну, слава Богу,ты не Траян, проспишься к утру, и государство от этого не пострадает! Тем болеетвое состояние!
- А-аа! А вот тутты не прав! - Клодия качнуло так, что Альбин с Грифоном едва успели усадить, апотом и уложить его на ложе. Поразительно, но рассуждая на деловую тему, ондаже пьяным говорил совершенно трезво: - Пускаясь в это путешествие, я пошел наогромный риск! Выгода от вложения средств в такой новой провинции, как «Аравия»,столь велика, что я решил взять с собой почти все то, что имею!
- Ты хочешьсказать, что заполнил трюм золотом, обмазав его глиной, чтобы все думали, чтоэто простой балласт? – шутя, подмигнул Грифону Альбин.
Но тот от огорчения,что придется откладывать столь важный для него разговор, принял все за чистуюмонету.
Зато Клодию эташутка неожиданно понравилась:
- Ха-ха! -засмеялся он. – Если Траян после Азии решит завоевать, как АлександрМакедонский, Индию, я именно так и сделаю! Золото - вместо балласта! Ха-ха-ха!Ха… ха…
Смех Клодияпостепенно угас и перешел в громкий храп.
Альбин и Грифонснова переглянулись.
Начальник одного игосподин другого - уже спал.
- Ну ладно,продолжим о серьезном, когда протрезвеет! – решил Альбин и вопросительнопосмотрел на Грифона: - А ты почему не поговорил с ним?
- Да по той жепричине! – вздохнул тот. – Конечно, я раб, но и у меня может быть серьезноедело, которое мне дороже всего на свете…
Альбин посмотрелна него и, совсем как недавно у него самого Клодий, спросил:
- Не понимаю, стакими деньгами и такой жаждой свободы – почему ты до сих пор просто не сбежалот него?
- И рад бы! -развел руками Грифон. - Но… не могу!
- Почему?
- Совесть потомзамучит…
В этом не былоничего нового для хорошо знавшего раба Альбина. Он столько раз уже задавал этотвопрос и получал тот же ответ.
Только на этот разслово «совесть» было сказано таким тоном, словно Грифон уже ненавидел ее…
9
Утром Александрпроснулся не выспавшийся и совершенно разбитый.
Причин тому былонесколько.
Сначала вечером, недавая ему уснуть, Вера долго говорила по телефону, судя по долетавшему имени, сГульфией. Потом, после этого, всю ночь через стенку слышался ее сильныйнадрывный кашель. К тому же несколько раз, словно нарочно выбирая моменты,когда он начинал засыпать, в комнату пытался пробраться рыжий кот. К счастью,Александр предусмотрительно приставил к двери кресло, и все его старанияоказались безуспешны.
Только под утро онуснул, наконец, крепким, сытным сном, но почти тут же щелкнул дверной замок, ив коридоре, а затем на кухне раздался громкий женский голос, зовущий Веру.
Это пришла Гульфия,худенькая, смуглая женщина с большими печальными глазами.
Александр, выйдя изсвоей комнаты, вежливо поздоровался с ней, услышал такой же учтивый ответ и