Исцеление Вечностью — страница 39 из 46

Узнав об этом, от поделившегося ее состоянием Александра, отец Лев изумленно воскликнул:

— Как! Она еще не простила всех?! Скажи ей, немедленно пусть простит! А не то, когда я приду…

— А когда вы придете? — упавшим голосом спросил Александр.

— Немедленно, как только комиссия примет воскресную школу! Все, точно! Последний срок! Даю слово!

Войдя к Вере, Александр окликнул ее — раз, другой и, дождавшись, когда она с трудом разлепит глаза, несмотря на то, что перед ним сидел совершенно обессиленный и с трудом внимавший ему человек, громко и решительно сказал:

— Вера! Ты хорошо слышишь меня?

— Д-да… — едва слышно прошептала Вера.

— Я пришел к тебе от отца Льва.

— Хорош-шо…

— Он говорит, нет, требует, и я полностью присоединяюсь к нему: немедленно прости всех — подруг и особенно свою сестру.

— Подруг… прощаю. А ее н-ненавижу…

— Вера! Вера! Нельзя так! Святые говорят, что нужно ненавидеть не человека, а лишь грех, который есть в нем.

— Это уже легче… — молчав так долго, что Александр даже стал прислушиваться — дышит ли она, произнесла Вера. — Но все равно н-не могу…

— Вера! — повысил голос Александр. — Ты же ведь хочешь, чтобы тебя простил и принял к себе Христос?

Вера молча кивнула.

— Тогда и ты должна простить всех, в том числе, и сестру, — твердо сказал Александр. — Это единственное и обязательное условие. Ведь сказано: не судите да не судимы будете, прощайте и будете прощены! Нужно простить всех и раздать все долги! Чтобы ничто не отягощало нас на пути в Царство Небесное. Господь прямо говорит, что если мы останемся на земле должны хоть кому-то, то судья отдаст нас палачу, тот ввергнет нас в тюрьму и не выпустит, пока мы не отдадим все до последнего кодранта! Вот такого кодранта, Вера!

Александр сбегал в свою комнату и, вернувшись, для убедительности показал самую мелкую римскую монетку: квадранс или, по-евангельски, — кодрант.

Эта монета неожиданно заинтересовала Веру.

Она протянула к ней дрожащую от слабости руку. Александр положил ей на ладонь кодрант. Она долго смотрела на него и, словно убедившись в чем-то, прошептала:

— Всё. Простила. Всех. И ее тоже…

И уронила ладонь, выпуская на пол монетку…

От радости Александр даже не стал искать ее.

— А, потом подниму! — махнул он рукой.

13

Прошло еще два-три дня.

Вера, без изменения, все время сидела, обложенная, чтобы не упасть, со всех сторон подушками в кресле. И Александру казалось, что она просто отдыхает, набираясь сил.

С газетой по-прежнему не было никакой определенности. Булат, обвиняя всех и вся, что ему испортили его компьютер, говорил, что ему теперь просто не на чем верстать номер. А главное, сочинять свою музыку.

Наконец, после последнего, как сказал Александр, предупреждения, он пригласил того в субботу приехать на самый край города, где на каком-то заводе, в какой-то лаборатории, какие-то его знакомые обещали предоставить ему на целый день их мощный компьютер.

Кое-как добравшись туда на нескольких автобусах, Александр вошел в огромное помещение, где, действительно было несколько больших компьютеров, найдя телефон, позвонил домой, чтобы на всякий случай сообщить свой номер. Затем разложил бумаги и стал дожидаться появления Булата.

Однако прошел час, другой, а его все не было.

Он даже вздрогнул, когда в полной тишине вдруг раздался резкий телефонный звонок.

— Да? — подняв трубку, торопливо сказал он, надеясь, что это звонит, чтобы сообщить, что опаздывает Булат, но вместо этого услышал срывающийся голос сестры милосердия:

— Александр! Вере совсем плохо!

— Понял! — мгновенно отреагировал он. — Сейчас попрошу кого-нибудь из батюшек, чтобы немедленно причастил ее!

Он позвонил отцу Никону, но того, вопреки самым скорым надеждам, не оказалось дома.

Отца Льва на этот раз он решил сразу не беспокоить — в этот день должна была приехать комиссия по приемке воскресной школы.

И тогда он набрал номер телефона отца Игоря.

Благочинный внимательно выслушал его и сказал:

— Да ты что? У меня же сегодня четыре встречи и пять из них — наиважнейшие! А впрочем… — неожиданно вслух задумался он, — на Страшном Суде Господь ведь спросит меня не за то, как я провел эти встречи, а помог ли ближнему, когда тому необходима была моя помощь? Подал ли бедному? Одел ли нагого? Посетил ли болящего. То бишь, твою Веру…

Он немного помолчал и сказал:

— Ладно. Сейчас приеду и причащу.

Прошло еще два часа. А Булат все не появлялся.

Зато раздался новый телефонный звонок.

На этот раз звонила ему Гульфия.

— Ну где же вы? — жалобно спросила она. — Ваш батюшка приезжал, все сделал. Но Вере еще хуже. Она все время зовет вас. Велела достать из шкафа свой кошелек и передать вам, чтобы вы потратили все, если я не ошибаюсь, до последнего квадранта. Чтобы она не осталась должна никому. И все говорит, что вы обещали ей что-то. Твердит про какой-то канон…

«На исход души из тела!» — понял Александр и похолодел, — Неужели, и правда, все так плохо?

Ругая себя за то, что не сообразил это сделать сразу, он узнал через справочную службу 09 домашний телефон Булата и позвонил ему.

Трубку, судя по голосу, подняла его мать.

Александр вежливо поздоровался с ней и спросил — давно ли уже Булат ушел на работу?

— На какую работу? Сегодня же выходной! — удивилась женщина.

— Да нет, он обещал приехать на завод и верстать газету! — попытался объяснить Александр, но в ответ услышал:

— Вы что-то путаете, молодой человек! Булатик с друзьями рано утром уехал на рыбалку.

Александр отказывался верить своим ушам:

— Как на рыбалку? Куда?!..

— Далеко, километров за двести. Обещал вернуться только завтра вечером!

— Ах, вот оно что… — пробормотал Александр и, понимая, что мать Булата была тут совсем не при чем, вежливо поблагодарил: — Спаси Господи!

— Что? — не поняла та.

— Спасибо! — поправился Александр.

И разом понял все. То, что было все эти месяцы — различные отговорки, гастроли, поломка компьютера и, наконец, этот вызов сюда — оказалось простым саботажем. Булат со Светланой просто мешали ему выпустить газету. Сначала в срок. А потом попытались, полностью сорвав ее выход, и совсем выжить его из редакции…

Однако, даже узнав это, он не мог поверить в такую чудовищную ложь, и что люди способны поступать так. Поэтому он подождал еще полчаса, тем более что звонков, как там Вера, больше не было. И вдруг что-то словно толкнуло его. Мигом собрав все бумаги в папку, он сначала шагом, а потом бегом — через огромный заводской двор, а потом по городской улице направился к автобусной остановке. Здесь не было ни автобуса, ни такси. Зато, к счастью, подвернулся частник, который за двойную цену быстрее ветра согласился доставить пассажира в другой конец города.

Он даже и не помнил, как доехал до дома Веры. Как вбежал в подъезд. Как оказался на седьмом этаже.

Дверь была не заперта. И в коридоре оказалось немало людей.

— Она уже никого не узнает и не разговаривает! — увидев его, шепнула оказавшаяся среди них Ирина.

— Ну, меня-то узнает! — уверенно пообещал Александр. — И пусть попробует мне не ответить!

Успокаивая дыхание, он вошел к Вере. Та сидела, подозрительно низко уронив голову.

— Вера, ну что ты, в самом деле? — с нарочитым упреком, хотя внутри все так и замерло, сказал Александр. — Пугаешь так всех?..

— Ты? — послышалось в ответ едва слышное. — Наконец-то…

— Что, совсем плохо? — подойдя к ней поближе, участливо спросил Александр. — Так ведь это ж уже бывало, и не раз!

И тут Вера изо всех сил подняла голову, приоткрыла наполовину глаза и совершенно отчетливо сказала:

— Почему? Теперь … я… совсем… здорова…

— Вот видите! — выбежав от нее, влетел на кухню Александр — Вера сама считает себя совсем здоровой! А вы мне здесь панику подняли!

И тут, за его спиной, раздались три громких коротких крика… один… второй… третий…

Так кричат штангисты, толкая вверх особенно тяжелую штангу. В них отчетливо слышались одновременно — и страх, и удивление, и радость…

— Это конец! — уверенно сказала Ирина.

У сестер милосердия началась истерика.

Даша, взвизгнув, забилась за холодильник. Лена зажала себе кулаком рот, чтобы не закричать.

Александр, расталкивая и опережая всех, рванулся в комнату — к Вере.

Она сидела, склонившись совсем набок, и, судя по едва заметному шевелению халата на груди, еще дышала. А может, уже нет? И это было лишь от дуновения ветра из открытого окна?..

В любом случае, надо было спешить!

Александр схватил лежавший на столике псалтирь и принялся лихорадочно листать его, ища нужный канон.

Кто-то с плачем попытался войти в комнату. Кто-то о чем-то хотел спросить. Крикнув всем: «Вон!!!», он захлопнул дверь сильным ударом ноги и нашел, наконец, то, что искал — Канон молебный при разлучении души от тела.

Он начинался обычными предваряющими канон молитвами и затем уже читался от лица человека, как было написано: «с душею разлучающегося и не могущаго глаголати».

«Каплям подобно дождѐвным, злѝи и ма̀лии днѝе моѝ, летним обхождением оскудева̀юще, пома̀лу исчеза̀ют ужѐ, Влады̀чице, спаси мя!», читал он, часто повторяя:

— Пресвятая Богородице, спаси нас!

«Содержит ныне душу мою страх велик, трепет неисповедим и болезнен есть, внегда̀ изы̀ти ей от телесѐ, Пречистая, ю̀же утѐши».

— Пресвятая Богородице, спаси нас!

Александр первый раз в жизни читал этот канон и старался тоже, наверное, как никогда в жизни:

«Приклони ухо Твое ко мне, Христа Бога моего Ма̀ти, от высоты̀ мно̀гия сла̀вы Твоея̀, Блага̀я, и услы̀ши стена̀ние конечное, и ру̀ку ми пода̀ждь».

— Пресвятая Богородице, спаси нас!

«Иже по плоти, сродницы мои, и иже по духу, братие, и друзи, и обычнии знаемии, плачите, воздохните, сетуйте, се бо от вас ныне разлучаюся».