— Зачем вы туда полезли? — спросил Костров, записывавший показания сторожа.
— Да мы там одеяло держим. Я подождал сначала, думал, может, Салтыков забыл бутылку, вернется. Он не пришел, а я не удержался, да и выпил. Ну и одурел. Так и пропьянствовал три дня. И про работу забыл, и пропился вдрызг. Вот и вся моя правда. Добавить больше нечего.
— Целую бутылку выпили один? — спросил Костров.
— Нет. Один не пью. К Салтыкову пошел спрашивать, не он ли оставил бутылку-то. Не признался. Но выпить не отказался. Проснулся я у пруда, зябко, голова трещит. Добрел до дому, выклянчил у жены рупь. Похмелился. Потом еще выпил. Под вечер встретил Градова. Тот сказал, что выгонит за пьянку. Пусть выгоняет. Он давно на меня зуб точит.
— Мне кажется, — сказал Роков, выслушав сторожа, — вас в тот день спаивали умышленно.
— А вы сам, Анатолий Ильич, как считаете? — спросил сторожа Костров.
— Не знаю я, — пожал тот плечами. — Но то, что Витек коньяком меня угощал, это точно.
— Вы подтвердите это при встрече с ним?
— А как же! Он и бутылку оставить мне мог. Витек меня уважает. В детстве я его на рыбалку брал.
Очная ставка не дала ничего нового. Хрипин подтвердил все сказанное. Шацких признался, что он подсунул бутылку под топчан. «Люблю своим знакомым сюрпризы делать».
После того как из кабинета вышел Хрипин, Шацких вдруг резко выкрикнул:
— Ну я, я украл картины.
— Где же они? — спокойно спросил Костров.
— Худо дело. Нет их, — поморщился Шацких. — Пьян я был. Помню, вышел на трассу, сел в такси. Доехал до Казанского вокзала, а там продал картины таксисту, за пятьсот рублей продал.
— Как продал? — воскликнул Костров.
— Да так. Продал и все, — раздражаясь, вспылил Шацких. — Чего с собой вещдоки таскать-то?
— Ну хорошо. Внешность таксиста описать можете?
— Не. Говорю, пьяный был. Хотя постойте. Лет так сорок ему. Длинный, видать. Голова в потолок «Волги» муть ли не упиралась.
— Номер такси не запомнили?
— Мне это ни к чему. Мне деньги нужны!
— Продешевили вы, — сказал Костров.
— Отсижу свое, — с издевкой начал Шацких, — найду таксиста, потребую доплаты.
— Неуместны здесь ваши остроты, — осадил его Максим. А про себя подумал: «Не слишком ли легко он всю вину на себя берет?»
Через час Кострова ждал новый сюрприз. К нему пришел старший следователь прокуратуры Аршак и сказал:
— Вам придется на время распрощаться с Виктором Шацких.
— Это почему же? — удивился Максим. — Он только что признался в краже картин. Завтра я собираюсь вывезти его в усадьбу Плетнево, проверить его показания на месте происшествия.
— Я думаю, такой выезд абсолютно излишен, — ответил Аршак.
— Да почему?
— Потому что Шацких в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое августа совершил хищение ювелирных изделий из магазина потребкооперации, что находится под Калининым.
После этих слов Аршак открыл папку и положил на стол несколько снимков с отпечатками пальцев. Сразу бросилось в глаза, что отпечатки пальцев, оставленные на окне прилавка магазина, совпадают с дактокартой, хранившейся в картотеке. Максим понял, что Шацких, воспользовавшись ситуацией, хотел взять на себя, как ему казалось, менее серьезное преступление и таким образом скрыться от ответственности за другое.
ПРОШЛО несколько дней. Костров решил на месте изучить собранный Роковым и Жигарем материал. Важную часть составляла информация о людях, готовивших здание к выставке, о работе по установке в нем сигнализации.
Местный следователь достал из папки лист бумаги и прочитал:
«Доктору биологических наук, профессору Зарубину П. И. Настоящей сообщаю, что телефонный узел не выполнил работы по подключению в усадьбе Плетнево сигнализации. Градов». Была и резолюция Зарубина, адресованная Градову: «Подготовить письмо на телефонный узел».
— Письмо до сих пор не отправлено, — сказал Роков, отложив лист бумаги. — Директор ссылается на то, что уехал в командировку. Градов же оправдывается тем, что «закрутился». Ваши коллеги из областной прокуратуры провели у Гришиной обыск. Оказывается, ее племянник был здесь не только накануне исчезновения картин, но и на следующий день. Во время своего второго визита он спрятал в сарае похищенные ювелирные изделия. Их нашли при обыске. Обнаружили и с десяток бумажных пакетов со штемпелем международного почтамта. Шацких обеспечивал ими тетку. Она в них хранила картошку. Но интересно другое. Гришина сказала мне, что Виктор принес ей связку пакетов накануне кражи и бросил их под лестницей. Мешки были связаны веревкой. Когда же Гришина решила отнести их домой, они оказались развязанными.
— Отсюда следует, что кто-то взял бумажный мешок, — начал Костров, — и бросил его на видном месте после того, как совершил кражу картин. Причем этот кто-то, по всей вероятности, из обслуживающего персонала выставки. Посторонний человек вряд ли полезет под лестницу.
— И я так думаю, — подтвердил Роков, — поэтому и поручил Жигарю перепроверить алиби Сергейчука, определить его связи.
— Надо присмотреться и к Градову, — произнес Костров.
— Градов ведет себя тихо, незаметно. Видимо, переживает. Да и на личном фронте у него вроде неприятности. Расстроилась дружба с Вероникой Германовной Хребтовой. Заметная личность в институте. Ей сорок два года. Она доктор наук. Выезжала дважды в длительные командировки за рубеж.
Костров решил съездить в институт.
В ПРИЕМНОЙ директора института сидела женщина лет тридцати.
— Директор сейчас занят, — кивнув на приветствие Кострова, сказала она. — Он принимает по понедельникам, а сегодня четверг.
— А как быть тем, кто не по личному вопросу? — спросил Максим и представился: — Я из управления внутренних дел.
Секретарша встала и прошла в кабинет директора. Вскоре она вышла оттуда и сказала:
— Заходите. Только не надолго. Петра Ивановича вызывают в Академию наук.
В глубине просторного кабинета за большим письменным столом сидел Зарубин. Почувствовав на себе взгляд, директор поднял голову и произнес недовольным тоном:
— Слушаю вас, молодой человек.
— Я — следователь из областного управления внутренних дел. Зовут меня Максим Архипович Костров. Веду уголовное дело по факту хищения картин Рериха в усадьбе Плетнево.
— Я уже давал показания вашему начальнику, — перебил Кострова Зарубин. — По-моему, мы поговорили весьма обстоятельно. На все, повторяю, на все его вопросы я ответил весьма подробно. Что вам еще от меня нужно?
— Напрасно вы так, — спокойно продолжал Костров. — Я же не обвиняю вас. Меня интересуют два вопроса. Во-первых, мне нужны списки сотрудников, которые в последнее время ездили в командировки или ушли в отпуск. Во-вторых, хотелось бы узнать, кто из ваших сослуживцев по нескольку раз выезжал за границу, особенно в капиталистические страны.
— Это вы серьезно? — удивился Зарубин.
— Вполне, — твердо сказал Костров. — Эти сведения должны быть исчерпывающими и подготовлены как можно быстрее.
Зарубин, ни слова не говоря, потянулся к селектору.
— Акимов, — нажав на одну из кнопок, произнес он, — Евгений Петрович, возьмите графики выездов наших людей в зарубежные командировки за последние три года и зайдите ко мне.
Через минуту в кабинет вошел худой длинноногий мужчина, одетый в темно-коричневый костюм. Под мышкой он держал объемистую папку.
— Только в этом году мы приняли семь иностранных делегаций и направили за рубеж пять своих работников, — начал Акимов, кладя папку на стол.
— Кто-нибудь из иностранцев был на выставке? — спросил Костров.
— Да, и в день открытия выставки, и в другие дни мы организовывали такие посещения, — ответил заместитель директора.
— Это что, новая версия? — спросил Зарубин.
— Да, ведь не исключено, что некто Икс мог вступить в контакт с иностранцами и затем продать им картины Рериха. Кто из работников института постоянно общается с иностранцами?
— Таких немало. Ну, во-первых, переводчики, — пояснил Акимов. — Франкоязычные страны, например, обслуживает Ольга Дмитриевна Сельгина, кстати, именно она работала с последней группой иностранцев. И еще многие, и многие. Начиная от Градова, который организует приемы иностранцев, и кончая мной — замом по работе с иностранцами.
— Я тоже причастен к работе с иностранцами, — вставил фразу директор.
— У Градова обширные контакты с зарубежными специалистами? — спросил у него Костров.
— По существу все они через него проходят: организация гостиницы, подготовка приемов, посещение театров… Да пусть он сам об этом расскажет.
После этих слов Зарубин вновь нажал одну из кнопок селектора и, услышав женский голос, спросил:
— А где Марк Львович?
После небольшой заминки ответили: «Он уехал в Луховицы. Там новые удобрения для нас приготовили».
— Хорошо, как появится, пусть даст знать, — сказал Зарубин.
По тону директора Костров понял, что поездка Градова — обычное явление, рядовой эпизод в жизни института, и еще то, что завхоз самостоятельно, не докладывая Зарубину, определяет дни таких поездок.
— Если позволите, Петр Иванович, мы с вашим замом выясним некоторые детали международных связей института, — сказал Максим.
Получив «добро», Костров вместе с Акимовым вышли из кабинета.
На письменном столе зама лежала целая гора папок, тетрадей, блокнотов.
— У нас обширная переписка с несколькими десятками иностранных институтов, — начал Акимов, — к нам присылают людей на стажировку, на стажировку ездят и наши работники.
— Евгений Петрович, — обратился к нему Костров, садясь в кресло, — прежде всего я хотел бы знать, кто из ваших сотрудников в ближайшее время едет за границу?
— Есть такие, — Акимов начал рыться в одной из папок. — Сейчас, сейчас найдем такую справочку. Да вот она.
Акимов передал следователю список сотрудников, направленных в текущем году за рубеж. Максим прочитал: Хребтова Вероника Германовна, доктор биологических наук. Конгресс. Италия, 17 августа.