— Все еще на операции. Мне сказали, операция очень сложная. Но это не важно, я его заменю. Сейчас посмотрим вашу жену…
Он подошел к Лоре и стал проверять открытие шейки матки. У Барни появилось неловкое чувство, оттого что такой мальчишка взял на себя контроль за ситуацией.
К этому моменту схватки у Лоры стали настолько частыми и болезненными, что она ни на чем больше не могла сосредоточиться.
— Я попрошу, чтобы пришла сестра и побыла с доктором Кастельяно, а я пока отведу вас выпить чашку кофе, — обратился Муради к Барни. — Это вас успокоит.
— Ступай, Ливингстон, — сказала Лора, выдавив из себя улыбку, — тебе надо передохнуть.
Барни обрадовался передышке. Смотреть, как мучается Лора, было тяжело. И в то же время он чувствовал себя виноватым. Вдвоем с молодым иранцем они отправились в сестринскую и сделали себе по чашке кофе. В этот момент к Муради подскочил совсем молодой врач, по-видимому стажер.
— Реза! — запыхавшись, сказал он. — У меня в пятой палате проблема с преждевременными родами. Боюсь, один не справлюсь…
Иранец улыбнулся и сказал:
— Сейчас взгляну.
Он положил руку на плечо молодому коллеге, и они вышли.
«Так, — подумал Барни, — должно быть, он хороший специалист, раз к нему бегут за советом». И отправился назад к Лоре.
Интервал между схватками несколько сократился, а сами они стали продолжительнее и интенсивнее.
— Барн, позови Берковичи! — прорычала Лора. — Я больше не могу терпеть!
— Доктор Кастельяно, волноваться не стоит, — раздался от двери голос Муради. — Я уже говорил с доктором и сообщил, что до полного раскрытия еще далеко и у него есть время перевести дух. Он семь часов стоял за операционным столом.
Барни тревожился все сильнее.
— А вам не кажется, что пора ей дать обезболивающее?
— Как вы и просили, мы ей дадим эпидурал, чтобы она оставалась в сознании в момент родов. Но это немного попозже. А я пока посоветуюсь с анестезиологом, что ей дать сейчас, чтобы облегчить ее состояние.
— Отлично, — обрадованно ответил Барни. — Просто замечательно.
— Эй! — окликнула Лора слабым голосом. — Ты сегодня что-нибудь ел?
Барни подошел и взял ее за руку.
— Не помню. Зато я знаю, что ты со вчерашнего дня крошки в рот не взяла.
— Мне нельзя. И ты это знаешь. Но это не означает, что ты должен за компанию морить себя голодом. Спустись вниз и поешь.
— Нет, Лора. Я намерен находиться здесь в роли твоего секунданта.
Тут в палату вошел Муради. За ним высилась могучая фигура анестезиолога. Тот немедленно приступил к делу:
— Здравствуйте, меня зовут доктор Болл. Вам нехорошо, юная леди?
Несмотря на свое мучительное состояние, Лора невольно подумала: «Неужели обязательно в такой момент сохранять все свое высокомерие? Индюк!»
Вслух она вежливо произнесла:
— Да. Хорошо бы вы мне что-нибудь сделали, чтобы немножко унять боль. Но только чтобы я не заснула!
— Никаких проблем, юная леди. Можете не волноваться. Я сделаю вам укольчик, и вы воспарите, как знамя на флагштоке в День независимости.
— Доктор, парить ей вовсе не обязательно, — подал голос Барни. — Просто снимите боль.
Болл не знал, что Барни тоже врач, и снисходительно ответил:
— Мой мальчик, предоставьте это мне. На моем счету больше принятых родов, чем у самого доктора Спока.
При этих словах он с поразительным для своей комплекции проворством сделал Лоре укол скополамина. Почти мгновенно у нее помутилось в голове. Великан кивнул коротышке и, выходя, сказал:
— Позовешь, когда до эпидурала дойдет.
Барни присел к кровати и взял Лору за руку, помогая ей ритмично дышать. Подушка у нее насквозь промокла от пота.
— Барни! — вдруг ахнула Лора. — Тут что-то не так. Схватки не должны продолжаться так долго. Это ненормально, понимаешь?
Барни бросился в коридор за Муради. Тот курил в холле.
— Доктор! — крикнул Барни. — Роды выходят из-под контроля!
— Это хорошо, — с улыбкой ответил молодой врач.
— Что именно?
— Мы ввели ей внутривенно небольшую дозу окситоцина. Он стимулирует сокращение матки. Это ей поможет.
— Может, это и помогает, только уж чересчур! Пойдите к ней!
Иранец затушил сигарету и направился в родильную палату.
Еще из коридора они услышали истеричный крик:
— Приведите мне этого придурочного врача!
Вокруг койки сгрудились стажеры, медсестры и доктор Болл.
— У женщины истерика, — сердито объявил анестезиолог. — Пожалуй, лучше я ее отключу.
— Только попробуй, приятель, и я отключу тебя! — набросился Барни. Он ринулся к Лоре.
Она ловила ртом воздух.
— Монитор… монитор…
— Лора, что случилось? Скажи мне, что не так?
— Я велела сестре повернуть монитор ко мне, чтобы видеть показания. Этот Муради козел, а не специалист! Он же должен с дисплея глаз не спускать!
Она все больше впадала в панику.
— Прибор показывает патологическое состояние плода. Наш малыш в опасности!
— Так-так, минуточку, — встрял Муради. — Давайте не будем все хором строить из себя врачей. Миссис Ливингстон доверена мне.
— Вам? А где ваш чертов Берковичи? — взорвался Барни.
— Да пропади он, твой Берковичи! Сейчас не до него! — прохрипела Лора. — Монитор показывает, что у ребенка замедляется сердцебиение. Это очень плохо! Кто-нибудь, сделайте же кесарево! Немедленно!
В этот момент Муради взглянул на дисплей и понял, что пациентка более чем права.
— Так. Всем выйти! — скомандовал он. — Я сказал: всем!
Он повернулся к сестре.
— Кислородную маску ей, и немедленно в операционную! Я иду обрабатывать руки.
Не успел никто сдвинуться с места, как раздался новый беспомощный крик Лоры:
— Барни, помоги мне! Барни!
Он бросился к жене.
— Что? Что я должен сделать?
— Помоги повернуться. Меня так накачали, что я сама не могу. Помоги встать на колени. Это ослабит давление на ребенка. Улучшит кровообращение.
— Вы слышали, что она сказала? — рявкнул Барни медсестрам. — Черт побери, помогите же мне ее перевернуть! Я тоже врач!
За время беременности Лора очень отяжелела. Барни пришлось поднатужиться изо всех сил, чтобы вдвоем с той единственной сестрой, которая понимала, что происходит, перевернуть Лору и помочь ей встать на четвереньки. Дверь распахнулась, и две другие сестры бегом покатили кровать в родилку.
— Барни, останься со мной! — взмолилась Лора.
— Не беспокойся, Кастельяно, я сейчас догоню.
Он побежал в хирургическую раздевалку. Испуганный Муради натягивал зеленый костюм.
— Где одежда? — выпалил Барни.
— Простите, — возразил иранец, — но сейчас не время для мужей. Ей надо делать кесарево.
— А кто здесь умеет это делать, черт бы вас всех побрал! Буфетчик? Сколько таких операций сделали лично вы? Уверен, что меньше меня.
Молодой доктор вышел из себя:
— Слушайте меня, доктор Ливингстон. Она — моя пациентка, а вы останетесь ждать за дверью. Иначе я позову охрану и прикажу вас привязать к креслу. Мы тут с вами препираемся и теряем драгоценное время. А ребенок в опасности. Так что сядьте, закройте рот и дайте мне пройти.
Барни стукнул кулаком по одному из шкафчиков.
«Ах ты гаденыш! — подумал он. — Разговариваешь со мной так, будто это я виноват, что ты прошляпил монитор! Если бы не Лора, ты бы еще неизвестно сколько ждал!»
Но ничего этого вслух он не сказал. Остатки здравого смысла подсказывали, что врач уже и так до смерти напуган и лучше его сейчас не трогать.
— Доктор, простите, я сорвался. Делайте свое дело. Я знаю, все будет в порядке.
Муради ничего не ответил, повернулся и исчез в моечной.
Барни сидел под дверью операционной, пытаясь по доносящимся оттуда звукам разобрать, что там происходит. Он расслышал две вещи. Сначала Лора кричала: «Где мой муж? Барни! Где мой…» Потом анестезиолог сказал: «Это тебя успокоит».
После этого наступила полная тишина. Барни нервно поглядывал на часы.
— Сэр, — попросила подошедшая сестра, — боюсь, вы загораживаете вход в операционную. Это может плохо кончиться. Я прошу вас сесть в сторонке.
— Я врач! — возмутился Барни. — Мое место — там!
— Мне кажется, доктор Муради ясно дал понять, что ваше присутствие нежелательно.
Барни вышел в пустой полутемный вестибюль и прокричал:
— Черт бы тебя побрал, доктор Гастингс! Это ты называешь «звездной командой»?
Пока персонал операционной пробегал мимо него, он всех внимательно рассмотрел. Болл, Муради да еще двое стажеров, которые выглядели так, будто только что вылезли из коротких штанишек.
Барни опять посмотрел на часы. Тридцать пять минут. Нормальное кесарево сечение не может — или, во всяком случае, не должно — продолжаться так долго. Что-то случилось, причем что-то плохое.
— Хорошие новости! — окликнули его из темноты.
Это был Муради.
Барни резко развернулся.
— Ну же! Говорите!
— Все отлично. У вас хороший, красивый малыш. Мальчик.
От невероятного облегчения Барни чуть не упал в обморок. Иранец с дружелюбным видом подошел и положил ему руку на плечо.
— Как решили назвать?
— Не помню, — пролепетал Барни, но тут же взял себя в руки и спросил: — А как Лора?
— Какое-то время она еще будет спать в послеоперационной палате. Доктору Боллу пришлось дать ей сильный общий наркоз.
«Да знаю я, — мысленно проворчал Барни, — я же все слышал».
— Я иду посмотреть на нее и ребенка, — заявил он. — Они где?
— В послеоперационной, — повторил Муради. И нехотя добавил: — То есть ваша жена там. А ребенок наверху.
— Что значит «наверху»? Он должен быть с матерью! Она очнется и испугается, что его нет.
— Послушайте, — сказал Муради, стараясь говорить отеческим тоном, — у ребенка были кое-какие проблемы с дыханием, и мы решили для верности поместить его в интенсивную терапию, хотя бы до утра. Уверен, ваша жена нас правильно поймет.
Барни в один миг был подле Лоры. В палате лежало несколько женщин, их отделяли друг от друга лишь тонкие занавески, и голоса молодых мам, их мужей и младенцев были хорошо слышны.