— Ну и дела! — присвистнул Барни. Тут его посетила еще одна мысль. — А что твоя настоящая мать? Где она во всей этой истории?
Беннет напрягся:
— Не знаю, Барн. Я ее совсем не помню.
— Что ж, тебе еще повезло. У тебя есть родители, которыми ты можешь гордиться. Большинство этим похвастать не могут.
Беннет засмеялся и обнял Барни за плечи. Тот был тронут непривычным проявлением симпатии.
Лора ненавидела хирургию.
Не только из-за крови и отрезанных органов, но и потому, что держать ретрактор на протяжении двух или трех часов, пока отсоединяли нужные сосуды или органы, производили резекции, накладывали лигатуру или удаляли, было физически тяжело. «Грубой» работы она тоже насмотрелась: сломанные ноги вправляли в точности как плотник подгоняет бруски или доски, швы накладывали всевозможными нитками — из нейлона, кишок кенгуру и шелка. Временами все это напоминало сборочный конвейер в Детройте.
Ей больше была по душе предоперационная подготовка, когда она старалась помочь больному унять страх перед операцией и наблюдала, как тот проваливается в сон под воздействием наркоза и ее убаюкивающих слов.
Послеоперационная палата производила душераздирающее впечатление. Ей доставляло радость видеть, как тот или иной больной, с которым она говорила до операции, теперь улыбается, радуясь скорому выздоровлению. Но чаще, даже если операция прошла успешно, они страдали от сильной боли, и это состояние невозможно было облегчить никакими словами.
Но конечно, были и такие, кто уже не просыпался…
Каждый вечер она возвращалась из клиники так поздно, что сразу ложилась спать, не имея сил даже спуститься и купить в автомате бутерброд.
И почти каждый день ее ждало письмо от Палмера. Или от «младшего лейтенанта Тэлбота», как он иногда себя называл.
«Господи, — думала она, — ну зачем я его отпустила? Разъезжает теперь по всяким экзотическим местам в Тихом океане и небось знакомится с кучей сговорчивых цветущих барышень». Хотя в письмах он клялся в верности и целомудрии, она не сомневалась, что Палмер весело проводит время.
Со своей стороны, Лора не желала ничем себя связывать, за это время завела лишь пару ни к чему не обязывающих романов с ординаторами.
Будучи примерным сыном, Сет Лазарус каждые выходные звонил домой. Мама всегда спрашивала:
— Что у тебя нового?
И он неизменно поддерживал их давнишнюю игру:
— Ничего особенного. Я только что нашел средство от рака, сердечных заболеваний, зубной боли и комариных укусов.
На что она в соответствии с их традициями отвечала:
— А что еще нового?
После этого трубку брал отец и произносил монолог о положении чикагских команд в турнирной таблице и об их видах на место в чемпионате.
Однообразный ритуал не претерпевал ни малейших изменений. Сет сам себе удивлялся, зачем тратит деньги на звонки.
Но в один из выходных на его звонок никто не ответил. Ни дома, ни в отцовской лавке. Уехать на природу или развлечься они не могли — они этого никогда не делали. Ему порой даже казалось, что, поместив Говарда в клинику, они дали молчаливый обет никогда не развлекаться.
Но тогда где же они?
Он позвонил Джуди — обычно он делал это по ночам в будни, когда снижался тариф; начавшись в одну минуту двенадцатого, разговор зачастую продолжался до бесконечности. На сей раз она сразу поняла, почему он звонит.
— Сет, мне очень жаль, но твои родители взяли с меня слово ничего тебе не говорить. Это касается Говарда…
Она замолчала, а Сет в глубине души понадеялся, что осуществилась его потаенная мечта и брат наконец перестал страдать.
— Что случилось? — быстро спросил он.
— У него произошло кровоизлияние в мозг. Он практически уже умер.
Сет был ошеломлен:
— Практически? То есть он все-таки еще жив?
— Он еще дышит. Он подключен к аппарату искусственного дыхания. Твои родители всю неделю неотступно сидят у его постели.
— Зачем, черт побери, они это делают? Он уже двадцать лет как почти умер! Что это за клиника, будь она неладна! — Сет просто выходил из себя.
Джуди вздохнула.
— Не знаю, Сет, — тихо сказала она. — Я только могу сказать, что твоя мама все время сидит там, чтобы проследить, что Говарду оказывают помощь.
— Я попрошу кого-нибудь меня прикрыть и завтра первым же рейсом вылетаю, — решительно заявил Сет. — Думаю, это будет рейс «Американ эйрдайнс» в иол восьмого.
— Я тебя встречу! — обрадовалась Джуди, — Тебе предстоит тяжелая поездка, но я буду очень рада с тобой повидаться.
— Я тоже, — поддакнул Сет.
Через полчаса он уже засовывал в дорожную сумку то, что ему могло понадобиться в поездке: рубашку, галстук, шорты, носки, зубную щетку и косметичку.
И главное — шприц.
23
— Господи, Сет, какой у тебя усталый вид!
— Я всю ночь глаз не сомкнул. Мне предстоит сделать нечто ужасное.
— Не тебе, а нам, дорогой, — поправила Джуди. Они шагали под руку по длинным проходам чикагского аэропорта О’Хара. Было раннее утро. — Мы с тобой сделаем это вместе.
Мимо проносились толпы озабоченных деловых людей, торопящихся поспеть каждый на свой рейс. Они поднялись на третий уровень автостоянки, где Джуди оставила машину, и теперь их голоса эхом отдавались в гулком бетонном лабиринте. Сет хранил молчание, а Джуди вырулила из бокса и двинулась вниз по эстакаде.
— Передумал? — спросила она.
— Не уверен. Сказать по правде, я до смерти боюсь.
Они выехали на трассу. Джуди попыталась его успокоить:
— Сет, ты все правильно решил.
— А кто-то скажет, что я вообразил себя Господом Богом.
— Не думаю, чтобы Бог хотел, чтобы какой-нибудь человек страдал без нужды, особенно когда больной даже не понимает, что формально он еще жив. Ты же сам мне тысячу раз это говорил!
— Знаю, — кивнул он. — Но что, если меня поймают?
На это у нее не было ответа. На самом деле такая мысль преследовала ее с того самого момента, как они согласились в том, что физическое существование без какой-либо надежды на выздоровление, да к тому же исполненное боли, не имеет смысла искусственно продлевать.
А Сет пошел еще дальше и признался, что в подобных случаях он помогал бы больному уйти. Если бы тот сам этого захотел.
— И еще одно, — вслух рассуждал Сет. — Не могу же я заявиться туда прямо с медицинским саквояжем. Это будет слишком явно!
— Я об этом думала, — ответила Джуди. — У меня в сумке для шприца хватит места.
Он кивнул и сказал:
— Лучше всего было бы просто выдернуть аппарат искусственного дыхания из сети. Будь у них хоть капля настоящего гуманизма, врачи бы сами это давно сделали. Когда страдают от боли лошади, их пристреливают, чтобы не мучились. Почему к человеку другое отношение?
— Наверное, большинство людей считают, что Господь любит их больше, чем лошадей.
— Нет, — поправил Сет. — Лошадей Он любит больше, ведь Он позволяет нам прекращать их страдания.
Они въехали на парковку клиники Святого Иосифа и встали в дальнем углу. Сет открыл свой чемоданчик и достал шприц, который вдруг показался ему огромным. После этого он вынул из кармана два пузырька.
— Что это? — спросила Джуди.
— Хлористый калий. Вполне обычное соединение, присутствующее в человеческом организме. Он нужен для клеток мозга. Если ввести его большой дозой внутривенно, он вызывает остановку сердца. И он не может вызвать подозрений, поскольку его наличие в организме никого не удивит.
Он проткнул иглой крышечку флакона и стал набирать жидкость в шприц.
— По крайней мере, я в последний раз буду видеть страдания Говарда.
Говард. Сегодня он еще не называл этого имени вслух. Всю ночь и весь полет он изо всех сил старался думать не о своем несчастном брате, а о каком-то безымянном больном. «Это не твой брат, — твердил он себе, — это всего лишь страдающий набор бесполезных органов, который невозможно определить как личность».
Сет набрал содержимое второго пузырька и протянул шприц Джуди. Та, озираясь, завернула его в носовой платок и стала запихивать в сумочку.
— Некоторое количество вытечет, пока донесем, — встревожилась она.
— Не волнуйся, — голос Сета был каким-то механическим, — этого больше чем достаточно.
Она аккуратно закрыла сумочку. Они вышли из машины и рука об руку направились к входу, гравий громко шуршал под их ногами.
Они как раз входили в центральную дверь, когда из лифта вышел измученный и небритый Нэт Лазарус.
— Сет! — хрипло окликнул он. — Вот так сюрприз! Мама обрадуется, что ты приехал. — Повернувшись к Джуди, он беззлобно добавил: — Ты, кажется, обещала не…
— Пап, это я виноват, — перебил Сет. — Я не нашел вас по телефону, позвонил Джуди и заставил ее объяснить, что у вас тут происходит. Так как он?
Отец пожал плечами:
— Как он? С таким мальчиком, как Говард, на этот вопрос так прямо не ответишь. В других обстоятельствах я бы сказал, что ему стало немного хуже, но ведь ему и до того было хуже некуда…
— А мама как?
Нэт вздохнул:
— Ответ ты прекрасно знаешь сам. Как она может быть? Сидит у него денно и нощно и говорит с ним без умолку о последних новостях, о новомодных голливудских диетах — ну, обо всем, что в журналах пишут. Непонятно, как она еще голос не сорвала.
— А поспать ей удается? — забеспокоился Сет.
— Она заставила их поставить ей кровать прямо в палате. «На тот случай, если я ему понадоблюсь», — так она сказала. Я-то в этой палате задыхаюсь, так что я сейчас еду в мотель и ложусь спать.
— И правильно делаешь, пап. Тебе это не помешает. До завтра.
— Да, пока. — Тут Нэт устало добавил: — Рад тебя видеть, Джуди.
Подходя к палате, Сет сжал Джуди руку.
Чем ближе они подходили, тем громче становился шум аппарата искусственного дыхания.
Дверь была слегка приоткрыта, и над спинкой прикрытого зеленым пледом кресла виднелась седая голова Рози Лазарус. Она сидела лицом к старшему сыну и, судя по всему, не отрывала глаз от его лица. Сет и Джуди могли видеть только огромный железный аппарат искусственного дыхания.