С Робби она могла болтать о чем угодно и, в частности, заговорила как-то раз о проблеме Греты.
— Ее самая большая проблема, — заметил Робби, — это ее врач. Энди Химмерман хоть и является крупнейшим мировым специалистом по подростковому возрасту, да и внешностью не хуже Кэри Гранта, но сам он тоже не без комплексов.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Лора.
— Могу предположить, что он не уверен в своих мужских достоинствах. Но зачем ему систематически злоупотреблять своим положением и соблазнять пациенток — это выше моего понимания.
Лора опешила.
— Откуда тебе все это известно?
— Это врачебная тайна. Будем считать, что у меня была одна больная, которую он обхаживал. И с медицинской точки зрения наломал много дров.
— Но Грета клянется, что он хочет на ней жениться!
Робби хохотнул:
— Если он вздумает жениться на всех, кому обещал…
— Робби, это не смешно! Грета — легковерное существо. Иначе она не стала бы встречаться с этим Химмерманом.
— О господи, — вздохнул Робби. И замолк.
Лора забеспокоилась:
— И как, удалось тебе эту пациентку привести в норму? Все у нее выправилось?
Робби поморщился:
— Она была серьезно больна.
— Была?!
Робби сумрачно кивнул:
— Я даже хотел продиктовать судмедэксперту причину смерти: Эндрю Химмерман, доктор медицины.
— Боже мой! — вскричала Лора. — Почему ты его не заложил?
— Я пытался, — упавшим голосом ответил Робби, — но единственная свидетельница ничего подтвердить уже не могла.
Беннет не верил своим глазам.
Небольшая, увешанная плакатами гостиная на верхнем этаже двухквартирного коттеджа рядом с Диксвелл-авеню была набита людьми. Он насчитал больше двух десятков негров, из которых половину составляли женщины с прическами «афро». Большинство мужчин были одеты во все кожаное, словно штурмовики. Это была официальная форма «Черных пантер» — черная кожаная куртка, берет, рубашка и брюки. И конечно, черные сапоги.
Комнату украшали портреты непримиримых борцов — Малькольма Икса, Че Гевары, Стокли Кармайкла и Рона Каренги, самого воинственного негритянского националиста. Плакаты призывали: «Разобьем мерзавцев!», «Убей белого!»
Беннет вошел, смущаясь, но приободрился, увидев Джека. Санитар приветствовал его, потом подошел и вывел на середину комнаты со словами:
— Это брат Беннет.
В свитере с университетской эмблемой, расстегнутой рубашке и джинсах Беннет чувствовал себя не в своей тарелке.
Он изо всех сил пытался настроиться на волну этих людей; которые, несмотря на явную приверженность к насилию, все же руководствовались стремлением искоренить существующую несправедливость.
Джек приготовился говорить речь, и Беннет обратил внимание, что окружающие обращаются к нему не по его «рабскому» имени, а «брат Джамал».
— Среди нас есть братья, служившие в армии и способные обучать наших людей методам партизанской войны. Тех, кто еще не дорос до ружья, мы научим приемам карате. Мы также организуем курсы боевых действий в условиях города. Раз белый человек готовится к войне, он свое получит!
Раздались аплодисменты и одобрительные возгласы: «Правильно!»
Брат Джамал попросил задавать свои вопросы.
Беннет поколебался, но потом все-таки поднял руку.
— Могу я вас спросить, какими вы располагаете фактами, свидетельствующими о подготовке… э-э… «белого человека» к войне?
Джамал, он же Джек, ответил:
— У меня есть письменные доказательства того, что армия США ведет подготовку семи оперативно-тактических групп — вы слышите? семи! — к подавлению «вспышек нахальства», которых они от нас ждут. Только будет все наоборот: не они нас, а мы их сокрушим!
Эти слова вызвали у слушателей новый прилив энтузиазма.
— Между прочим, — продолжал оратор, глядя в упор на Беннета, — мы бы хотели, чтобы ты взялся руководить курсами первой медицинской помощи и, поскольку ты хирург, готовить медперсонал для лечения получивших огнестрельные ранения. А теперь скажи: ты с нами, брат?
Беннет растерялся, а Джамал-Джек продолжал на него давить:
— Ну же, ведь ты помнишь, что сказал Элдридж: «Ты или часть решения, или часть проблемы». Так с кем ты, брат Беннет?
Аудитория загудела. Беннет поднялся и ответил по возможности спокойно:
— Я здесь, пожалуй, самый старший, поэтому, мне кажется, я могу рассмотреть борьбу за равенство — нашу борьбу — в перспективе. В маленьком городке в штате Джорджия, где я вырос, была прекрасная школа для белых и жалкая лачуга для ниггеров. С тех пор кое-что изменилось, и в школах и даже университетах Юга белые и черные учатся вместе. В сенате есть чернокожий сенатор, он представляет Массачусетс…
— Остановись-ка, дядя Том! — раздался сердитый голос.
Он принадлежал Джомо Симбе (что на языке суахили означает «лев»).
— Мы поняли, мистер, куда твоя голова клонится — к заду белого хозяина!
«Пантеры» захихикали, а Симба продолжил:
— Мы здесь потому, что нам до смерти надоели эти беззубые разглагольствования в духе «посмотрите, какой прогресс!». Лучше бы тебе образумиться, мужик, и взяться за ум. Иначе, когда развеется дым, от тебя останутся комочки черной пыли.
— Правильно! — раздалось со всех сторон.
— Хорошо, умник, — ответил Беннет, — давай посмотрим, есть ли у тебя ответы на некоторые непростые вопросы. Первое: какой был смысл жечь Уоттс или любой другой городишко, если при этом мы спалили собственные дома и собственные лавки? А если перенестись поближе, ответь-ка: бывал ты в госпитале Йель-Нью-Хейвен? Куда же ты пойдешь лечиться, когда он сгорит?
— У них там целых два с половиной врача-негра! — прокричал пронзительный женский голос.
— Это правда, — согласился Беннет, — но ведь в отделении скорой помощи черное население принимают! Весь Нью-Хейвен там лечится!
— Тоже мне, великое достижение! — не унималась девушка.
Беннет понизил голос и ответил с подчеркнутой решимостью:
— Дайте мне секунду — рассказать одну маленькую историю. Изобретателем метода переливания крови был врач-негр по имени Чарли Дрю. Один из самых талантливых людей за всю историю. В тысяча девятьсот пятидесятом году он попал в аварию в Алабаме. Но поскольку он был черный, его не приняли в клинику, где могли сделать единственную процедуру, способную в тот момент спасти ему жизнь, — переливание крови! Врубаетесь? А у кого из вас возникала такая проблема?
Ответа не последовало.
— Я что хочу сказать? Я могу понять желание жечь за собой мосты. Но зачем жечь мосты перед собой?
Доводы Беннета ошеломили слушателей. Все молчали. И тут из дальнего угла подал голос еще кто-то из «Пантер».
— Мы не нуждаемся в твоем идиотском мнении! Нам требуется твоя задница в бою!
Беннет постарался как можно спокойнее покинуть трибуну.
— Послушайте, ребята, — не повышая голоса, сказал он, — вы поставили передо мной непростую задачу, и мне нужно время, чтобы все обдумать. Я бы с радостью учил приемам первой помощи в гетто — от этого действительно была бы польза. Но подкладывать бомбу под кресло Линдона Джонсона я пока не готов.
После этого, сославшись на дела в клинике, он распрощался и направился к выходу. Джамал-Джек нагнал его в коридоре.
— Послушай, Беннет, — смущенно зашептал он, — я в госпитале получаю шестьдесят восемь баксов чистыми, а у меня жена и дети. Не заложишь?
— Конечно нет, Джек. Не беспокойся.
Беннет повернулся и поспешно выскочил на улицу. Он не хотел, чтобы его видели в «ягуаре» за девять тысяч долларов.
33
Момент для вступления в самостоятельную жизнь был не самый благоприятный. Тем не менее в 1967–1968 годах врачи, получившие гарвардские дипломы пятью годами ранее, обретали свободу от опеки и право заниматься самостоятельной практикой.
То было время всеобщего смятения, когда руководители военного ведомства произносили речи о ценности человеческой жизни, а медики пересматривали критерии наступления смерти. Нравственное помешательство распространялось со скоростью эпидемии.
Генерал Вестморленд заявил журналистам, что восточные народы вроде того, что пытались уничтожить его войска во Вьетнаме, ценят человеческую жизнь меньше, чем народы просвещенного Запада.
Негры бунтовали в город ах, вызывая ответную ярость белых. Но как ни парадоксально, когда те же самые темнокожие парни надевали армейскую форму и давали автоматные очереди по вьетконговцам, белые генералы вешали им на грудь медали.
Это противоречие, это аномальное отношение к насилию получило отповедь из уст Кассиуса Клея, как его называли белые, или Мохаммеда Али, как он именовался в кругу своих братьев и небольшого числа либералов левого крыла. Великий боец встал на ступенях призывного пункта и во всеуслышание объявил, что не намерен класть данные ему Богом таланты на алтарь борьбы с далекими вьетнамцами. Человек, который с радостью выходил на ринг, чтобы отправить в нокаут своего соперника, отказался участвовать в уничтожении народа, чьи сыны не могли себе позволить даже боксерских перчаток.
Али был объявлен непригодным к действительной службе как человек с психическими отклонениями. («Я говорил, что я самый великий, но не самый умный».) Времена менялись.
Тем временем врачи задавались вопросом: «Что есть смерть?» Иными словами, в какой момент можно изымать орган умершего для пересадки другому человеку, на место больного или поврежденного органа?
В ЮАР доктор Кристиан Барнард дожидался известия о смерти человека, у которого он мог бы взять донорское сердце.
Третий пациент доктора Барнарда, белый дантист из Кейптауна, был спасен благодаря сердцу негра. Кем он теперь станет для идеологов апартеида? Какой частью автобуса, каким общественным туалетом ему пользоваться, в каком районе ему теперь жить?
Пересадка сердца от одного человека другому заняла газетные полосы в 1967 году, а в том же году в тихой кливлендской лаборатории в штате Огайо доктор Роберт Уайт осуществил пересадку мозга обезьяны.