Из государств, пользовавшихся в этот период некоторой независимостью, зачастую призрачной, самым ярким была веротерпимая и деятельная Венеция. Ей удалось сохранить блеск и могущество в течение XVI века, через экономический кризис XVII века она прошла с меньшими потерями. И все же это не могло скрывать общего упадка Венеции. Она уступила большую часть своего влияния на Средиземном море голландцам и французам; на Адриатике ей с одной стороны грозили славянские пираты, поддерживаемые Габсбургами, а с другой — турки. У себя дома венецианцы находились под угрозой со стороны испанцев. Им пришлось вести несколько войн, которые серьезно подорвали государство в финансовом отношении и завершились двадцатилетней войной с турками, которая закончилась потерей острова Кандии (Крита) в 1669-м и привела Венецию к вступлению в Священный союз с Габсбургами, приблизив конец республики.
Тем не менее венецианцы пользовались более высокой степенью плюрализма и свободы мысли, чем граждане других итальянских государств, сопротивлялись контрреформации, как никто другой, и воспитали таких известных интеллектуалов и художников, как Пьетро Аретино, Паоло Парута и Франческо Сансовино, сына флорентийца Якопо, определившего образ площади Святого Марка. Именно венецианцы стояли на переднем крае антииспанского движения в этот период. Под предводительством дожей Леонардо Лоредана и Паоло Сарпи им удалось «победить» в споре об интердикте, а также заставить Габсбургов прекратить поддержку славянских пиратов. К несчастью, они были достаточно изолированы, что ограничивало их могущество на международной арене, лишая возможности померяться силами с какой-либо великой державой своего времени.
Савойя под управлением Карла Эммануила I также чувствовала себя относительно сносно, как и Генуя, богатевшая на банковских операциях, хотя ее политические структуры не могли сравниться с финансовыми по действенности и смелости. С другой стороны, для Флоренции это был по-истине период регресса. Здесь государством управляла синьория Медичи, которые контролировали исполнительную власть, «Pratica Segreta»[24], с 1580 года располагавшуюся в новом дворце Уффици Джорджо Вазари. Город-государство Флоренция сделался Великим герцогством Тосканским в 1569 году, однако новый громкий титул не мог скрыть начавшегося застоя. Герцогство и в частности сам город уже не были крупными индустриальными и финансовыми образованиями. Флоренция стала прибежищем чинуш и землевладельцев, городом сервиса, каким в общих чертах остается и до сих пор. В то время в ней почти не происходило архитектурного развития, как показывает практически полное отсутствие здесь барочных церквей. Ситуация во многом повторялась в других тосканских городах, единственным исключением был порт Ливорно, процветавший в силу своего стратегически выгодного местоположения.
Интеллектуальная и художественная жизнь герцогства, столь открытого и просвещенного в предыдущие столетия, теперь отражала его экономическое положение. Даже допуская, что Ренессанс уже не мог продолжаться, нельзя отрицать тот факт, что Флоренция сделалась скучной и самодовольной, ограниченной и закрытой от внешних влияний. Флорентийская Академия делла Круска воспитывала тот же «провинциальный патриотизм» и безоговорочную преданность городу, которую в Венеции проповедовали Паоло Парута и Якопо Сансовино, а Ди Костанцо отстаивал в Неаполе, и которая столь очевидно проявляется в комедии масок с ее героями и действующими лицами, чье происхождение из той или иной местности подчеркивается. Парадоксальным образом в течение этого периода интеллектуальной дремоты Флоренция умудрилась произвести на свет таких великих людей, как Галилео Галилей и Джорджо Вазари.
Наконец, Рим и Папская область, центр контрреформации, тоже вступили в период упадка, несмотря на захват государства Феррары в 1598 году, Урбино в 1631-м и Кастро в 1649-м. Город рос, но, к сожалению, некоторые памятники архитектуры классической эпохи были разрушены или понесли значительный ущерб: старую кладку разбирали и из этого камня строили новые здания. Рим развился в космополитический город с поразительно непропорциональным составом населения: мужчин было больше, чем женщин (вероятно, из-за статуса религиозного центра); были здесь и временные жители — паломники и путешественники. Одним из результатов такого дисбаланса стала широко распространенная в городе проституция. Рим находился на иждивении, обеспечивая удовлетворение своих ненасытных аппетитов за счет обременительных налогов, которыми обложил остальные части Папской области, вследствие чего иные из них пришли в длительный упадок. Показательный случай — земельные угодья вокруг Рима и Маремма близ Тарквинии, которые были отданы под пастбища для производства овечьего и козьего сыра, обожаемого римлянами и до сих пор потребляемого ими в огромных количествах.
Испанское владычество в Италии продлилось столь долго отчасти благодаря силе и могуществу самих испанцев, но также из-за молчаливой поддержки итальянской знати, которая, особенно во времена Филиппа II, была готова видеть в испанском иге лучший способ сохранения мира, стабильности и собственного положения. Однако в течение XVII века могущество самой Испании значительно ослабло. Ее Великую армаду разгромили англичане, нарастала угроза со стороны Франции, где правил Людовик XIV, не терявший случая досадить испанцам на итальянском полуострове. Ко второй половине XVII века Испания уже не была великой державой, и итальянцы оказались между двух огней: эксплуатация, подчинение причудам и приказам иноземцев — и никакой защиты взамен. Северная Италия все больше становилась зоной конфликта. Наконец, война за Испанское наследство, вспыхнувшая после смерти Карла II в 1700 году и бушевавшая тринадцать лет, привела к полному разгрому испанцев и прекратила их владычество в Италии. Утрехтский мир 1713 года документально оформил эти изменения и окончательно низвел Италию до положения пешки в игре международной дипломатии. Контроль над всей Италией теперь перешел к австрийским Габсбургам.
XVIII век: от Утрехтского мира к эпохе Наполеона
Политическая география Италии XVIII столетия сложилась в Утрехте. Однако основной целью мирного договора 1713 года было установление баланса сил между крупнейшими европейскими державами, а не удовлетворение нужд итальянцев и не решение итальянских проблем. Поэтому их грубо поделили между крупными державами, не слишком заботясь или совсем не заботясь о традициях и чаяниях народа, чьей жизнью распоряжались, похоже, безо всякой политической логики. Так, император Карл VI, эрцгерцог Карл Австрийский, получил большую часть бывших испанских владений в Италии: Милан, Мантую, Неаполь и Сардинию. К Пьемонту (под властью Виктора Амадея И), уже ставшему к тому времени единым и могущественным государством, оказывавшим значительное влияние на франко-испанские войны, отошли некоторые миланские территории близ Алессандрии. Пьемонтцы также присвоили себе герцогство Монферратское и остров Сицилию, и вновь две части королевства Неаполитанского попали в разные руки.
Утрехтский раздел оказался непрочным и перекраивал границы в течение всей первой половины XVIII века. Первая поправка случилась в 1720 году, когда Савойский дом вынудили обменять Сицилию, отошедшую к Австрии, на Сардинию. В 1734-м Неаполь и Сицилия вернулись в руки испанцев, когда Дон Карлос, сын Филиппа V Испанского и Елизаветы Фарнезе, захватил государство со своим войском и принял титул короля Карла III. В 1737 году умер последний Медичи, Джованни Гастоне, и Великое герцогство Тосканское попало в руки Франциска Лотарингского, который передал его своему сыну Леопольду в 1745-м. Затем в Аахене в 1748 году пьемонтцы отобрали Ниццу и Савойю. Эти территориальные преобразования сохранялись почти без изменений до 1796 года, когда в Италию вторгся Наполеон Бонапарт, и были восстановлены Венским конгрессом 1815 году после победы над ним.
Период Утрехтских соглашений для Италии был относительно мирным — что примечательно в свете событий предыдущих веков и особенно тех, которые произойдут в первой половине XIX века. Это был также период широкого социального упадка, попыток частичных реформ в отдельных частях полуострова и некоторого интеллектуального развития в эпоху Просвещения.
Социальная поляризация
Итальянское общество XVIII века было крайне раздробленным, даже более, чем в других странах Европы, и в течение этого периода оно пережило существенную социальную поляризацию. Аристократии в различных итальянских государствах обладали всем и вели открытую, подчеркнуто роскошную и блистательную жизнь в городах и сельских поместьях, в основном приобретенных в ходе экономического спада прошлого века. Например, в Ломбардии родовая знать, за исключением духовенства, владела 40 % земли; в Венеции эта цифра составляла около 50 %, между тем как в сельской местности Тосканы господствовали обширные поместья семей Медичи, делла Герардеска и Феррони. Остальное население — как в городах, так и в деревне — будучи подавляющим большинством, почти ничем не владело и жило в бедности и нищете. Знать пользовалась освобождением от налогов и другими привилегиями, одновременно осуществляя традиционные феодальные права по отношению ко всему остальному населению, взыскивая десятину, пошлины и множество других налогов, тем самым еще увеличивая свои доходы и благосостояние. Этот пережиток феодализма преобладал на деревенском Юге, хотя был широко распространен и на Севере.
Здесь важно отметить два фактора. Прежде всего, богатство и могущество аристократов последовательно сосредоточивалось в руках все меньшего числа семей. В Неаполе 15 (из 1500) титулованных фамилий владели 75 % феодальных земель; в Агро Романо, в окрестностях Рима, 13 семей владели 61 % земли, а в Мантуе 142 фамилии владели третью всей территории. Во-вторых, церковь стала в этот период крупным обладателем привилегий и богатства: например, в середине XVIII века в Ломбардии она владела 22 % земли, в Агро Романо в 1783 году 64 церковные организации владели 37 % земли; а в Неаполе церкви принадлежало около трети территории.
Аристократия стояла во всех отношениях выше закона, она имела абсолютную и ужасающую власть над жизнью своих вассалов. Их можно было упрятать в тюрьму, выселить и даже убить по прихоти хозяина. Знать пренебрегала своими обязанностями по отношению к сельской экономике, расточая богатства на подчеркнутую роскошь, не вкладываясь в инфраструктуру и в благоустройство деревень. Зачастую аристократы были «отсутствующими землевладельцами», предпочитали жить в городах, где могли наслаждаться преимуществами придворной жизни, используя свои провинциальные виллы как временное пристанище. Такая система землевладения создала ситуацию, когда поместья сдавались в аренду доверенным лицам, которые становились управляющими. Так, например, в Тоскане появились фермы («fattorie»), организованные сельскохозяйственные поселения и единицы, которые делились на еще более мелкие угодья («poderi»), обычно менее десяти гектаров. На севере страны, на неспециализированных фермах («poderi») и молочных («cascine») трудились крестьянские семьи арендаторов («coloni»), которые рассчитывались за это право деньгами или испольщиной («mezzadro»). На юге были латифундии, где наемные работники трудились на зерновых полях или овечьих фермах.
В течение XVIII века численность населения Италии в русле общеевропейской тенденции выросла с 13 до 17 миллионов человек. Это вызвало повышение спроса на продукты питания и в свою очередь породило новые системы землевладения. Управляющие брали на себя все больше ответственности и власти; наряду с зарождением сельского капитализма появлялся новый сельскохозяйственный средний класс. Положение крестьян при этом ухудшалось. Крайняя бедность, кабальный труд, невежество, безграмотность и полное бесправие уже давно сопутствовали их жизни; теперь крестьян обирали и управители, и налоговые откупщики; многие крестьяне были вынуждены перейти от сравнительно безопасного положения арендаторов или испольщиков к гораздо более шаткому образу жизни наемных рабочих. Многие влезли в непомерные долги в результате печально известного «устного договора» («contratto alia voce»), ставшего образом жизни на юге. Он состоял в том, что купцы давали крестьянам зерно в долг, который нужно было вернуть во время жатвы, когда цены были значительно ниже. Ситуацию в деревне до предела обострил голод 1764–1766 годов, нанесший ущерб в основном Южной Италии. Цены на продукты питания поднялись, а жалование осталось прежним, соответственно и без того тяжелое положение крестьян еще ухудшилось. В конце столетия возникли такие социальные явления в раздробленной и разобщенной итальянской деревне, как массовое переселение из южных областей и нищенство. Миграция достигла таких масштабов, что королевство Неаполитанское еще долго испытывало нехватку рабочей силы, а все государства выпустили законы, препятствующие утечке населения.
Жизнь в городах была чуть лучше, но определялась столь же коренным неравенством и бедностью. Богачи обитали в своих дворцах и наслаждались придворной и культурной жизнью. Например, в упадочной Венеции они развлекались на карнавалах, на представлениях комедий Карло Гольдони (1707–1793) и, конечно, на концертах музыки Вивальди (1675–1741), между тем как пролетариат влачил самое жалкое существование. Правительство в городах, по меньшей мере, могло сдерживать самые безнравственные крайности аристократии, фиксировать цены и раздавать милостыню, помочь нуждающимся устроиться на службу в аристократический дом или ремесленную артель. Численность населения в городах росла медленнее, чем в деревне. Город господствовал над деревней и часто эксплуатировал ее, но между ними не было взаимопонимания. Городская экономика по большей части находилась в застое, исключением были порты, развивавшиеся вместе с ростом торговли, когда Италия включилась в европейскую экономическую и политическую жизнь. Некоторые из них становились порто-франко: пример подал Ливорно в 1675 году, потом Триест в 1713-м; за ними в 1728 году последовала Мессина, потом Анкона в 1732-м; процветающие прибрежные городки в некотором роде бросали вызов превосходству традиционно влиятельных городов.
Предсказуемым следствием этого социального неравенства и беззакония был пугающий рост преступности в XVIII веке. В Папской области с населением около трех миллионов человек произошло не менее тринадцати тысяч убийств за время одиннадцатилетнего понтификата Климента XIII (1758–1769). В Венеции с 1741 по 1762 год семьдесят три тысячи человек были казнены или приговорены к каторжным работам. Пытаясь как-то остановить этот процесс, венецианцы выработали трагикомическую систему странствующего безотлагательного правосудия: по городу и окрестностям в сопровождении группы стражей порядка должны были ходить судья, адвокат, священник и палач, хватая встречающихся преступников, чтобы казнить их на месте.
Просвещение и реформы
Другим естественным следствием несправедливого устройства итальянского общества было стремление к реформам. Толчок был дан интеллектуалами-просветителями. Просвещение было первым массовым культурным движением новой Европы. Оно пришло в Италию из Франции через развитие книжной торговли и распространение театра: например, Ла Скала открылся в Милане в 1778 году, Ла Фениче в Венеции — в 1790-м. Просвещение объединило итальянских интеллектуалов в сравнительно сплоченную силу, которая извещала образованные круги населения о последних идеях в развитии естественных, гуманитарных и общественных наук и питала стремление к преобразованиям нарождающегося общественного мнения с помощью таких изданий, как миланский журнал «Каффе». Главной особенностью было развитие новой социальной науки — экономики, выступавшей за свободу торговли, развитие промышленности и улучшение способов ведения сельского хозяйства. Она привлекла внимание нескольких крупных итальянских мыслителей этого периода: великого неаполитанца Антонио Дженовези (1713–1769), с 1754 года первого университетского профессора политической экономии в Европе; Фердинандо Галиани (1728–1787); доктора права и сторонника отмены смертной казни Чезаре Беккарии (1738–1794); издателя «Каффе» Пьетро Верри (1728–1797) и венецианского монаха Джанмарии Ортеса. Однако, быть может, величайшим из итальянских интеллектуалов-просветителей был историк Лодовико Антонио Муратори (1672–1750), который обратил взор к Средним векам в поисках вдохновляющей идеи для обличения современной несправедливости и злоупотреблений церкви и правящих классов. Просвещение XVIII века подарило Италии и таких крупных литераторов, как Гольдони, Витторио Альфьери (1749–1803) и сатирик аббат Джузеппе Парини (1729–1799). Движение быстро распространялось при некотором посредстве французских деятелей и масонских лож, которые основывали в Италии странствующие английские аристократы.
На большей части полуострова завуалированная агитация за движение к преобразованиям зачастую не затрагивала умы и сердца. Каких реформ можно было ожидать от великодушных деспотов Габсбургов и Бурбонов, владевших Миланом, Тосканой и Неаполем? В Ломбардии необходимость в преобразованиях была, вероятно, не столь сильна: феодализм здесь только начал свое развитие, и во второй половине XVIII века производство сельскохозяйственной продукции значительно возросло в связи с введением новых технологий (некоторые из них были впервые применены самими интеллектуалами-просветителями), а также благодаря значительным вложениям со стороны государства и передовых землевладельцев. Например, разведение тутового дерева позволило развивать производство шелка как товарной культуры для экспорта; в общем, государство оказалось во главе итальянской экономики, чего никогда раньше не было. И все же экономический прогресс не привел к аналогичному социальному и политическому развитию; старые структуры с их неповоротливостью и несправедливостью остались. В частности, церковь служила интересам власть имущих; почти 600 монастырей обслуживали духовные запросы населения численностью около миллиона человек. Конечно, самым обездоленным было крестьянство, но движущей силой реформ, как и во Франции, стала буржуазия. В Ломбардии это было ограниченное число мелких землевладельцев и откупщиков, проживавших большею частью в городах, и, естественно, интеллектуалы.
К преобразованиям решительно приступили абсолютные монархи Ломбардии — Габсбурги, Мария-Терезия и Иосиф II. Задача модернизации социальных структур государства с целью выровнять их по структурам экономическим была сложна (на достижение результата ушло полвека) и потребовала участия выдающихся личностей итальянского Просвещения, таких как Верри, Беккария и Парини. К 1760 году был введен земельный кадастр, и его стали использовать как основу для уменьшения бремени налогов на собственность и землю. Одним из косвенных результатов было ускорение прогресса в ломбардском сельском хозяйстве через поощрение развития интенсивного землепользования вместо экстенсивного, которое до этого было распространено в государстве. Большая часть реформ была выполнена за тридцать лет, с 1760-го по 1790 год. Программа была обширной: местное управление прошло реструктуризацию; финансовая система была тщательно пересмотрена и создана фискальная бюрократия, заменившая откупщиков; проведена реформа косвенного налогообложения и некоторые перемены в монетарной системе и торговле. Началось наступление на привилегии церкви, в частности на сферу образования с запрещением ордена иезуитов; воинская повинность была отменена; Павийский университет расширен. Вдобавок были предприняты несколько таких проектов по улучшению инфраструктуры, как строительство дорог и больниц; пытались также провести преобразование рынка труда, отменив ремесленные цеха.
После 1780 года с восшествием на престол Иосифа II ход реформ ускорился, но направление их изменилось. Теперь целью стало сосредоточение власти в руках деспота с отнятием полномочий у местных граждан Ломбардии и передачей их австрийским чиновникам. Течение дел в государстве изменилось, но никакого реального прорыва не произошло; ломбардские деспоты, конечно, были просвещенными, но все-таки оставались деспотами и одобряли перемены лишь до определенной степени.
Тоскана, чей сельскохозяйственный сектор был гораздо слабее ломбардского, в XVIII веке сначала находилась в руках супруга Марии-Терезии Франца I, а затем брата Иосифа II Леопольда. Вся семья увлекалась идеями Просвещения, поэтому за реформы принялись и в Великом герцогстве. Однако Франц был почти всегда «отсутствующим» самодержцем, поэтому реформы шли медленнее, хотя были предприняты некоторые важные меры по либерализации торговли зерном и ограничению власти церкви. Однако с восшествием на престол Леопольда скорость преобразований значительно возросла, и с 1766-го но 1773 год произошла либерализация внутренней и внешней торговли зерном и было прекращено регулирование рынка земли. Экономическую реформу дополняли административные и финансовые усовершенствования, отмеченные значительной степенью децентрализации. Быть может, самой значительной финансовой реформой было введение, по крайней мере в принципе, единого и равного налогообложения для всех граждан. В сотрудничестве с епископом города Прато Шипионе Риччи и другими янсенистами Леопольд также затронул привилегии духовенства, хотя, надо сказать, со скромным успехом, поскольку его предложения были излишне радикальными для правящих церковных кругов, которые заставили самодержца прекратить их в 1780-е годы. Несмотря на этот частный случай отступления, Леопольду удалось осуществить несколько более важных преобразований: отмену гильдий, освоение земель Валь ди Кьяна, введение вакцинации и, пожалуй, самое поразительное — отмену пыток и смертной казни.
Как и его миланским родственникам, Леопольду удалось внести изменения лишь в отдельные стороны жизни своего королевства. Тирания, хотя и просвещенная, оставалась тиранией; соотношение между различными группами и классами тоже не менялось. Оглядываясь на прошлое, трудно ожидать чего-то иного. Мы не должны забывать, что Италия эпохи Просвещения, в сравнении с некоторыми ее европейскими соседями, была во многом отсталой страной, управляемой зачастую «отсутствующими» королями-деспотами, и это в преддверии Французской революции. Удивительно как раз то, что какие-то изменения все же произошли. Конечно, жизнь в некоторых государствах, испытавших конкретные следствия Просвещения, улучшилась по сравнению с тем, что можно сказать о других государствах, где таких реформ не было. Например, Венеция под властью дожей продолжала свой путь к тому, что теперь называется ее роскошным упадком. Папская область и Пьемонт с Сардинией коснели в своей отсталости; причем пьемонтцы под властью Виктора Амадея III, находившегося на престоле с 1773 года, больше интересовались наращиванием военной мощи, чем тонкостями социальных преобразований.
Реформы по образцу Габсбургов имели место также в Модене, где правящий аристократический дом Эсте был связан семейными узами с Венским двором. Однако более серьезные перемены происходили на юге, где правили Бурбоны. В этих реформах, безусловно, была наибольшая нужда, поскольку ситуация в Неаполитанском королевстве была серьезнее, чем где-либо. Именно там богатство аристократии сильнее всего бросалось в глаза, именно там бедность и невежество крестьян были самыми ужасными, а церковные злоупотребления самыми чудовищными. Например, королевство обеспечивало издержки и финансовые привилегии около 100 000 священников и монахов, за которыми стоял целый ряд епископов, архиепископов и аббатов. В Неаполе обычную неразбериху, коррупцию и привилегии дополнял законодательный хаос: в повседневном обиходе были десять разных кодексов, и тысячи юристов ничего не могли поделать с этой путаницей.
Поэтому реформа Бурбонов встретилась с серьезными препятствиями со стороны глубоко окопавшихся заинтересованных кругов. Соответственно, и подход к решению проблемы был значительно осмотрительнее, чем у Габсбургов в северных и центральных областях, и, как следовало ожидать, достижений было гораздо меньше. Большинство перемен произошло за время правления вице-короля маркиза Тануччи, но когда в 1776 году руководство государством принял король Фердинанд, его интересы сосредоточились в иной плоскости (охота и погоня за удовольствиями), и стремление к переменам постепенно сошло на нет.
Пробуждение от летаргии: Италия и Французская революция
Относительно бедное событиями течение XVIII века в Италии резко прервали французские события. За революцией 1789 года последовала вспыхнувшая в 1793-м война между Францией, Австрией и Пьемонтом. Французской армией в Италии командовал некий корсиканец, Наполеон Бонапарт, который в 1796 году прорвался через пьемонтские укрепления и погрузил Италию в почти двадцатилетний период потрясений и смуты.
События
Это время напоминает спагетти-вестерн с постоянной сменой декораций и потоками крови. Голые факты таковы: в конце 1796 года Наполеон с триумфом проследовал из Пьемонта в Милан, Болонью и Верону, народное восстание помогло ему занять Венецию. В начале 1797 года несколько северных итальянских городов спешно принялись вводить у себя республиканское правление: Болонья, Феррара, Мантуя и Реджо ди Эмилия объединились в Циспаданскую республику, а Милан, Брешия и близлежащие города стали республикой Транспаданской: все они потом слились в Цизальпинскую республику. Тем временем Генуя стала Лигурийской республикой. Кампоформийский мир с Австрией в октябре 1797 года закрепил господство Франции над всей Северной Италией, за исключением Венеции, отошедшей к австрийцам. Так закончился долгий период горделивой независимости и свободы этого прежде великолепного, а теперь убогого города каналов и дожей. Наполеон отправился за воинской славой и добычей на новые поля сражений в Египет, передав правление Италией генералу Бертье. В его отсутствие республиканский дух со сверхъестественной быстротой распространился по стране: Рим и Тоскана стали соответственно Римской и Этрусской республиками; после отречения и бегства в Сардинию Карла Эммануила IV Франция поглотила Пьемонт. На юге французы под командованием генерала де Шампьона обратили в беспорядочное бегство Фердинанда Неаполитанского, когда тот пытался захватить Рим (при подстрекательстве британского посла сэра Уильяма Гамильтона, мужа знаменитой возлюбленной адмирала Нельсона леди Гамильтон). Фердинанд бежал на Сицилию на британском корабле со своей женой Марией Каролиной, прихватив столько денег, сколько смог. Оставленный Неаполь превратился в Партенопейскую республику.
Новая республиканская структура оказалась недолговечной. В 1799 году объединенные австрийские и русские войска и толпы итальянских крестьян, подстрекаемых духовенством, выставили французов со всего полуострова за исключением Генуи с таким неистовством, какое только можно себе представить. Страшнее всего кровопролитие и бесчеловечная жестокость были на юге, где закадычный дружок Фердинанда кардинал Руффо организовал для разграбления Неаполя банду из всякого сброда, известную под несколько ироничным названием «Войско святой веры», в которой участвовал печально известный Фра Дьяволо. Республиканские силы заманили в окружение обещанием охранной грамоты только затем, чтобы вздернуть их предводителя адмирала Караччоло на нок-рее флагманского корабля Нельсона и подвергнуть предсказуемо ужасной мести Фердинанда и Марии Каролины большое число его последователей. Старуха с косой снова взялась за дело в Неаполе.
Очень скоро маятник качнулся в обратную сторону. К концу 1800 года Наполеон вернулся в Италию, разгромив австрийцев при Маренго и отняв у них большую часть севера, за исключением Венеции. Люневильский договор 1801 года закрепил новое положение. Наполеон имел все резоны: ему были нужны ресурсы страны, особенно людские — на пушечное мясо. Он ввел прямое правление на севере полуострова, разделив его на три части, и наконец создал Итальянскую республику, стал ее президентом, а Евгения Богарне назначил вице-королем[25]. Когда корсиканец сделался императором, его итальянские владения стали Итальянским королевством: нетрудно догадаться, кто там был королем! К 1810 году королевство присоединило Венецию, Тироль и Анкону. На юге Фердинанд снова отправился в изгнание на Сицилию в 1806 году, а на неаполитанский престол взошел брат Наполеона Жозеф Бонапарт; за ним последовал маршал Мюрат под именем короля Иоахима Неаполитанского; Тоскана и Папская область были одна за другой поглощены Французской империей. Стоит ли говорить, что все эти политические преобразования продлились не дольше правления Наполеона. После его падения Венский конгресс 1815 года все вернул на свои места.
Наследие
Некоторые итальянские историки, вероятно, ослепленные патриотизмом, полагали, что наполеоновский период оказал негативное влияние на ход итальянской истории, и утверждали, что им были прерваны просветительские реформы, тем самым замедлился процесс развития государства. Однако более объективный анализ опровергает это мнение. Ко времени Французской революции просветительские реформы уже повсеместно иссякли, может быть, за исключением Ломбардии. Кроме того, на большей части территории преобразования вообще не начинались.
Альтернативный и, быть может, более реалистичный подход показывает, что перипетии наполеоновских лет оказали скорее положительное действие на историческое развитие Италии. Начнем с того, что Наполеон внес некоторые не вполне очевидные, но важные улучшения в жизнь итальянцев: на территории страны действовал кодекс Наполеона, который в традициях Французской революции провозглашал равенство людей перед законом; было начато строительство новых школ, дорог и приняты другие общественные проекты; пересмотрена финансовая и административная система. Но действительная значимость наполеоновского периода для итальянцев была гораздо существеннее. Во-первых, Наполеон пробудил государства от вековой летаргии и неподвижности, показав итальянцам будущего, как легко и быстро можно перевернуть давным-давно установленный порядок. Во-вторых, в политическую повестку было внесено объединение Италии. Французское королевство Италии разрушило традиционные политические границы и стало образцом для будущих патриотов, поскольку часто рассматривалось как прообраз единой Италии. Например, итальянский флаг — триколор с зеленым цветом свободы, красным и белым цветами Болоньи — возник во времена Цизальпинской республики.
Самым, быть может, значительным было то, что рассмотренный период заложил основы националистически настроенного итальянского среднего класса. Эти люди впоследствии окажут влияние на новые силы общественного мнения, будучи уже знакомыми с новыми образцами политической организации и деятельности. Прежде всего эти молодые идеалисты возникли в лице итальянских «якобинцев»: например, Луиджи Дзамбони организовал мятеж в Болонье, затем был казнен в 1795 году в возрасте двадцати трех лет, а двадцатидвухлетний Эммануэле де Део действовал в Неаполе и был повешен в 1794-м. Затем, с установлением наполеоновского господства, нарождающийся средний класс нашел другие способы приложения своих дарований: в реформированной администрации, в журналистике (по этому пути последовал писатель Уго Фосколо (1778–1827)), в науке, и особенно во французской армии, где они также приобретали военные умения. Какая перемена по сравнению с временами до Французской революции, когда такая молодежь, как правило, могла трудиться лишь на ниве церкви и изучать богословие!
Другой характерной чертой этого периода было возникновение тайных обществ, становившихся проводниками стремления к переменам: адельфы на севере, гвельфы в Папской области и Романье и особенно карбонарии на юге. Они произошли от масонских лож, и, хотя ячеистая структура и атмосфера тайны придают им оттенок сюрреалистичности в глазах современного наблюдателя, они оказали неоспоримое воздействие на развитие национального чувства. Это чувство питала широко распространенная обида на бесцеремонное отношение к итальянцам и Италии как к пешкам, чья судьба часто зависела от прихоти иноземцев. Ясно было одно: времена подчинения иноземному владычеству близились к концу, и движение к национальному самосознанию началось. Италия никогда больше не будет прежней.