Девятнадцатый век оказался весьма знаменательным для итальянского народа, поскольку произошло объединение страны и приблизительно в нынешних границах возникло современное государство Италия. Обычно термином «Рисорджименто» обозначают процесс развития национального самосознания и национального движения в Италии. Ведутся споры о том, когда же именно начался этот процесс и, соответственно, как глубоко нужно копать, чтобы обнаружить его корни. Вероятно, он берет свое начало в наполеоновском периоде или даже в эпохе Просвещения, но здесь мы возьмем за точку отсчета ситуацию по окончании эпохи Наполеона. Еще после Венского конгресса 1815 года шансы на объединение были весьма малы: сама идея итальянской нации казалась далекой и даже не особенно желанной для большинства итальянцев. Италия существовала лишь как географическое понятие, и не более того.
Венские соглашения восстановили у власти в Италии донаполеоновские правящие круги, — это был настоящий поворот истории вспять, в XVIII век. Целью конгресса, как большинства мирных соглашений, было обеспечение вечной безопасности победителей от угрозы со стороны проигравшего, в данном случае Франции. Для Италии это означало, что Австрия становится доминирующей державой на полуострове и продолжает устранять любые проявления патриотизма и либерализма в собрании государств, на которые полуостров снова распался. Поэтому снова явился Фердинанд, сделавшись королем Неаполя и Сицилии, Королевства обеих Сицилий, как его называли. Виктор Эммануил приплыл по морю из своего убежища на Сардинии и принял правление в Пьемонте, включавшем теперь и Геную. Тоскану вернули Фердинанду III Габсбург-Лотарингскому, сыну предыдущего правителя, а герцогство Пармское отдали супруге Наполеона Марии-Луизе, чью идеологическую верность теперь контролировал ее любовник-австриец, одноглазый генерал Нейпперг. Всю Папскую область вернули папам и, наконец, австрийцам пожаловали Ломбардию, Венецию и право держать гарнизоны в Пьяченце, Ферраре и Комаккьо.
Из великих держав этого периода Британия была наименее враждебна чаяниям итальянских патриотов; виги публично выражали недоумение тем, что венский договор игнорирует чаяния итальянцев. Как и следовало ожидать, австрийцы, преследуя собственные интересы в Италии, больше всех противились понятию итальянской независимости и национального самосознания. «Италии не существует», — констатировал австрийский канцлер князь Меттерних, и главная венская газета удалила раздел об Италии, обращаясь только к событиям в отдельных ее государствах. Что до Франции, то она все еще зализывала свои раны, Италия не стояла в ее повестке дня. Поэтому многое должно было измениться, чтобы Италия могла стать независимой политической единицей: международное положение, могущество прочно окопавшихся деспотов и пап и, не в последнюю очередь, сознание самого итальянского народа. То, что все изменилось в сравнительно короткий срок и возникла итальянская нация, во многом замечательно уже само по себе. Однако в Рисорджименто и объединении Италии нельзя видеть, как это делали некоторые патриоты, историческую неизбежность, вызванную неодолимыми силами. Скорее, это была череда не связанных между собой и даже случайных событий, которая счастливо завершилась созданием того исторически и во многом культурно логичного и согласованного единства, какое мы наблюдаем теперь.
Ранний этап Рисорджименто: неудавшиеся революции 1820-821 и 1831-832 годов
Сразу после Венского конгресса никаких перемен не последовало. Многие крупные государства действительно начали вести реакционную политику, отчасти чтобы упрочить положение восстановленных в своих правах правителей. Папская область сделала несколько шагов назад к религиозному фундаментализму, оживив орден иезуитов и восстановив несколько монастырей. Остальные, в частности Пьемонт и Королевство обеих Сицилий, следовали тем же курсом, хотя австрийские территории и Тоскана выступали против реставрации иезуитов. Международное положение тоже было малообещающим. Политика Меттерниха непреклонно поддерживала европейский status quo, невзирая на существенные перемены и не учитывая рост патриотических настроений, происходивший по всему континенту. В своей политике Меттерних опирался на четырехсторонний альянс Австрии, Бритаиии, России и Пруссии, работавший по системе конгрессов: нечто вроде политического и дипломатического картеля XIX века, который поддерживал регулярные связи для решения крупных спорных вопросов, возникавших в Европе и по соседству. По этому сценарию итальянские государства были, конечно, не более чем второстепенными и весьма слабыми актерами. Меттерних для достижения свих целей был готов использовать насилие и вдобавок сумел развернуть грандиозную систему шпионажа и целую сеть секретной полиции, чтобы душить в зародыше любую попытку мятежа.
Противодействие уставленному порядку внутри Италии, конечно, существовало, но никогда еще оппозиционеры не были так разделены и сбиты с толку, да и в любом случае их было немного. Небольшой, но важной частью оппозиции была группа пылких, экстремистки настроенных революционеров, исполненные самых благих побуждений. Эти наивные идеалисты слабо разбирались в системе общественных отношений и не имели никаких тактических навыков, но были готовы к заговорам, агитации и самым решительным действиям, одержимые идеей победы любой ценой. Самым известным из них был Филиппо Микеле Буонарроти, а все вместе они выступали за перемены в самом широком смысле слова: единство Италии невысоко стояло в списке их первоочередных задач, по крайней мере на первых порах. Более умеренную оппозицию представляла группа интеллектуалов, которые поддерживали французскую конституцию 1814 года, допускавшую право голоса в условиях двухпалатной законодательной власти. Однако самыми заметными и романтическими оппозиционерами были так называемые «радикалы», выступавшие за принятие испанской конституции 1812 года, по которой власть принадлежала одной законодательной палате, частично избираемой всеобщим голосованием. Самыми известными радикалами были карбонарии, члены неаполитанского тайного общества, чьи странные ритуалы отражали их франкмасонское происхождение. Годы, последовавшие сразу за 1815-м, отмечены деятельностью этих тайных обществ, чьи ряды пополняли демобилизованные из наполеоновских армий. Среди них были федераты, адельфы, американские стрелки, «Черные стрелы», латинисты и те же карбонарии. Это было время заговоров и конспирации, что вызывает еще больший интерес к эпохе Рисорджименто. При всей своей непросвещенности в тактических вопросах и нестойкости в убеждениях эти искатели приключений, в основном представители среднего класса, приверженностью к безнадежным затеям уберегли Италию от возвращения к политической бездеятельности XVIII века.
Так или иначе, их деятельность породила два крупных мятежа. Первый начался в 1820 году, хотя его и предварили волнения в Мачерате, в современной области Марке, в 1817 году. Бунт 1820 года возник в Неаполе, цитадели карбонариев, а затем распространился на Сицилию и Пьемонт. Неаполитанские революционеры под предводительством генерала Пепе [26] принадлежали в основном к среднему классу или к аристократии; воспользовавшись стечением обстоятельств в связи с бунтами в Испании, они вынудили короля Фердинанда принять испанскую конституцию 1812 года. На Сицилии революция была ближе народным массам, поскольку опиралась на союзы ремесленников («maestranze»). Принятие испанской конституции 1812 года здесь тоже было главной целью.
Казалось бы, эти две группы революционеров из одного государства имеют много общего. Однако разногласий между ними было еще больше. Неаполитанские повстанцы хотели, чтобы Сицилия подчинялась управлению с материка, и поэтому поддержали Фердинанда, когда тот взялся за отвоевание острова. Так они сами способствовали собственному разгрому и являются прекрасным примером для изучения конфликта между частными интересами и национальным самосознанием, конфликта, всегда характерного для Италии, а в XIX веке ставшего главным препятствием на пути к объединению страны. Восстание сицилийских революционеров, тоже разобщенных, было подавлено, но случилось так, что судьбу южных повстанцев решили внешние события.
На конгрессе в Троппау в 1820 году Австрия, Россия и Пруссия договорились, что будут вводить войска в любую страну, если почувствуют угрозу европейскому равновесию. На конгрессе в Лайбахе (Любляне) вероломный король Фердинанд, под честное слово добившись от нового неаполитанского парламента разрешения посетить конгресс, по обыкновению, слова не сдержал и обратился к великим державам с просьбой восстановить его на престоле. Конгресс милостиво согласился и отправил австрийскую армию на полуостров для осуществления этого решения. Карбонарии призывали неаполитанцев к сопротивлению, но одного красноречия было мало, и австрийцы разбили силы генерала Пепе при Риети в марте 1821 года, а вскоре и город покорно капитулировал. Фердинанд благополучно вернулся в Неаполь в хвосте австрийской армии и принялся жестоко мстить вновь обретенным подданным, на этот раз с помощью своего министра полиции Канозы. Фигура трусливого, беспринципного и беспощадного короля Фердинанда, словно уродливый кошмар, омрачает историю юга Италии рубежа XVIII–XVIII веков; не многие подданные оплакивали его смерть в 1825 году.
Пьемонтские революционеры, в большинстве своем аристократы, под предводительством графа Санторре ди Санта-Роза в 1821 году заставили короля отречься в пользу его брата Карла Феликса, а наследника престола и регента Карла Альберта — ввести испанскую конституцию. Бунт (было бы преувеличением назвать его революцией) встретил очень слабую поддержку у народа и продержался недолго. Его неудача имеет много параллелей с южным восстанием: здесь тоже мятежники были наивны и разобщены, здесь тоже был призыв оказавшегося под угрозой монарха и скорый ответ австрийского милитаризма, который подавил восстание в 1821 году. Как и в Неаполе, большинство невежественного и неграмотного населения приветствовало реставрацию прежнего порядка: Рисорджименто еще не скоро захватит воображение масс. Однако, в отличие от Неаполя, резни в Пьемонте не было: известно лишь о двух погибших. Секретная полиция Меттерниха позаботилась, чтобы в соседней Ломбардии не произошло ничего подобного пьемонтскому бунту, а папы (Пий VII, 1800–1823; Лев X, 1823–1829) предупредили волнения в Папской области полицейским контролем и репрессиями — такое вот превентивное наказание!
На протяжении 1820-х годов присутствия австрийских гарнизонов и бдительности со стороны итальянских правителей хватало, чтобы уберечься от крупных беспорядков. Однако в феврале 1831 года в некоторых частях Италии снова началось брожение. И вновь непосредственным катализатором была революционная активность за рубежом: на этот раз подействовала июльская революция 1830 года, освободившая французский престол для Луи-Филиппа. Бунты сосредоточились в Модене, Парме и Папской области, особенно в Болонье. В Модене их организовал молодой адвокат Энрико Мислей[27] при молчаливой поддержке изворотливого местного правителя, эрцгерцога Франца IV, увидевшего в ситуации возможность для собственного возвышения. Как и десять лет назад, бунты получили очень слабую поддержку народа, в них был вовлечен в основном средний класс из городов с самоуправлением. В Модене дело дошло до смешного: некоторые заговорщики жили в двух шагах от эрцгерцога Франца. На этот раз армию не задействовали. Самые сильные волнения произошли в Папской области, где только что избрали папу-реакционера Григория XVI (1831–1846), и тут же большую часть территории охватил мятеж. Поначалу бунтовщикам казалось, что на международном горизонте брезжит какая-то надежда, поскольку они сочли возможным вмешательство Франции на стороне революционеров против Австрии, но на самом деле австрийцы подавили мятеж без лишнего шума. Затем новый французский режим оказал давление на Австрию, чтобы смягчить ее непримиримую позицию в Италии, и австрийские войска действительно были выведены из Папской области. Предоставленный самому себе, папа оказался явно неспособным контролировать ситуацию в собственном государстве, и австрийцы незамедлительно вернулись в январе 1832 года; они стояли в Болонье до 1838 года. Французы, со своей стороны, попытались сохранить лицо, отправив войска в Анкону, которую они занимали вплоть до конца десятилетия. Рисорджименто вернулось к самому началу, разгромленное и все еще лишенное народной поддержки.
Путь к 1848 году
В Италии, по крайней мере на первый взгляд, между бунтами начала 1830-х годов и следующим крупным потрясением, случившимся, как и во всей Европе, в 1848 году, все было спокойно. Международная обстановка была в основном стабильной, спокойствие нарушали отдельные столкновения торговых интересов, например спор о сере, ключевом сырье для стремительно развивавшейся в то время по всей Европе промышленности, случившийся около 1840 года между Неаполем и Британией, чья внешняя политика в то время была под контролем Пальмерстона. В Италии большинство государств пребывали в состоянии кажущейся неподвижности, но что-то происходило в глубине.
Карл Альберт
Прежде всего, постепенно совершались едва заметные преобразования в Пьемонте. Карл Альберт, прозванный «королем колебаний» за политику уступок всем сторонам в период мятежей 1821 года, взошел на трон в 1831-м, наследовав своему дяде Карлу Феликсу. Карл Альберт — одна из самых таинственных фигур Рисорджименто. Во время первой части своего царствования он играл роль католического реакционера, отказался помиловать узников 1821 года, преследовал тайные общества, поддерживал иезуитов, защищал католичество и ввел настолько суровую цензуру, что такие сторонники прогрессивных реформ, как Мадзини, Кавур и Гарибальди, были вынуждены бежать из Пьемонта. Он также придерживался либеральных экономических идей, а во внешней политике был надежным союзником австрийцев в русле традиционной позиции Пьемонта — лавировать между крупными державами, сохраняя и по возможности распространяя свое влияние. И он сражался с теми же австрийцами в 1848–1849 годах, поддерживая ломбардских мятежников, а Пьемонт стал государством, впоследствии приведшим Италию к независимости и единству. Что же могло вызвать подобное преображение? За отсутствием достоверных свидетельств противного некоторые невозмутимые историки сделали вывод, что самое убедительное объяснение этого раздвоения личности заключается в тайной романтической приверженности Карла Альберта идеям революции и патриотизма, скрываемой им до тех пор, пока он не почувствовал, что настало время действовать. Может показаться неправдоподобным, однако Рисорджименто — это действительно период великого романтического порыва, как мы увидим на примере Гарибальди и других деятелей. Характер Карла Альберта — загадочный, гамлетовский, как говорил Мадзини, — дает некоторые основания этому верить.
Мадзини
Годы, предшествовавшие 1848-му, примечательны развитием Рисорджименто как существенного интеллектуального и литературного явления. Крупнейшей фигурой был Джузеппе Мадзини (1805–1872), в котором часто видят отца итальянской нации. Мадзини родился в Генуе и выказал значительное литературное дарование, но после решил посвятить себя политической деятельности. Ему пришлось бежать во Францию в 1831 году, после того как он ввязался в заговор карбонариев. С 1837 года он жил в Лондоне (впоследствии сходным образом поступали многие провидцы, в том числе Карл Маркс). Его величайшим вкладом в Рисорджименто было внесение идеи объединенной Италии в политическую повестку дня и придание движению, по крайней мере некоторым участвовавшим в нем людям, направленности и дальновидности, — чего явно недоставало идеологически невыдержанным революционерам 1820–1821 и 1831–1832 годов. Как и его предшественник Буонарроти, пропагандировавший идею итальянского единства, Мадзини считал, что в новом, независимом государстве должна быть республиканская форма правления. Воссоединенная Италия, по его мнению, могла бы стать неким культурным ориентиром и лидером для всей Европы; государство его мечты не станет придерживаться политики завоевания и империализма. Он полагал, что этих целей можно достичь путем народного восстания, которое нужно подготовить с помощью пропаганды, обращенной не только к культурным прослойкам буржуазии, но также к народным массам. Последний пункт был, вероятно, слегка фантастичным, учитывая невежественность и неграмотность большинства населения, особенно крестьянства, но подход Мадзини отличался по духу от подхода его предшественников и, конечно, от взглядов большинства его современников. Его любимый девиз «Pensiero ed Azione» («Мысль и дело») прекрасно иллюстрирует его позицию.
Мадзини решил добиваться своих целей с помощью «Молодой Италии» («Giovine Italia»), общества для тех, кому нет сорока, основанного им в Марселе в начале 1831 года.
Развернутая им и его сторонниками агитация (типичными примерами являются открытое письмо к Карлу Альберту, призывающее возглавить патриотическое движение против Австрии, и многочисленные публичные собрания и листовки) привела к быстрому расширению «Молодой Италии», чего не удавалось предыдущим тайным обществам. Утверждение Мадзини о 50 000 присоединившихся почти несомненно преувеличено, Тем не менее в Милане к середине 1830-х годов «Молодая Италия» насчитывала более 3000 членов. Однако сторонники Мадзини достигли очень малого: их сеть развалилась, многие из них были вынуждены удалиться в изгнание, в том числе Гарибальди, отправившийся в Южную Америку. Сам Мадзини, как мы уже говорили, бежал в Лондон, где по общим отзывам его отвага, романтизм, игра на гитаре и благородство имели большой успех у городских мещанок. Знаменательной, хотя и тщетной, была попытка переворота в Калабрии, предпринятая его последователями братьями Бандьера и их сообщниками. Все девятнадцать заговорщиков были убиты, но итальянский патриотический фольклор обессмертил это событие.
Роль Мадзини в Рисорджименто, как и его положение исторической личности на международной арене, стали предметом полемики. Безусловно, он выдающаяся личность — каждый итальянский ребенок со школы учится смотреть на него как на романтическую и значительную фигуру, выше которой только Гарибальди, — его характер и деятельность считались достойными почета, внушали вдохновение и даже служили образцом для политиков, от Ллойд Джорджа до Ганди. Большинство историков считают, что его роль в Рисорджименто была весьма велика, если не в 1830-1840-е годы, то впоследствии. Однако некоторые интерпретаторы, в частности марксисты, видят в его деятельности лишь пролог к более масштабному восстанию 1848 года.
Джоберти и умеренные
Если Мадзини и был самой влиятельной фигурой на этом этапе Рисорджименто, то не единственной, достойной упоминания: это было время умеренных реформаторов, явившихся оспаривать его власть над сердцами прогрессивных итальянцев. Истоки этого, в сущности, либерального католического движения, тоже выступавшего за объединение, восходят к журналам «Примиритель» («Conciliatore») и «Антология», запрещенным в 1830-е годы. Оно также многое заимствовало из сочинений Сильвио Пеллико (1789–1845), ревностного католика и противника революции, заключенного австрийцами в тюрьму, где он написал знаменитую книгу «Мои темницы», и из произведений Алессандро Манцони (1785–1873), автора романтического исторического романа «Обрученные», сделавшегося классикой итальянской литературы. Все они, так или иначе, поддерживали католицизм, реформы и итальянское национальное самосознание, критиковали иноземное владычество и отвергали насилие и революцию как способы осуществления перемен.
Движение обеспечило себе поддержку в 1840-е годы, толчок к его возникновению дало сочинение изгнанного пьемонтского аббата Винченцо Джоберти (1801–1852), написавшего «О духовном и гражданском первенстве итальянцев», многословную и скучноватую книгу, опубликованную в Брюсселе в 1843 году. Джоберти был политическим «попутчиком» Мадзини, но теперь он предпочел смешать свой ревностный католицизм с патриотизмом и выдвинул идею итальянской федерации по образцу обновленной политики гвельфов, с папой во главе объединенного государства, кабинетом из правителей государств-членов и Пьемонтом в качестве «воинской провинции». Книга при своем появлении произвела некоторый шум, затем была дополнена обнародованным в 1844 году сочинением Чезаре Бальбо (1789–1853) «Надежды Италии», где автор пытается затронуть тему внешнеполитических препятствий итальянской федерации, намекая, что Австрию можно вознаградить за итальянские потери разрешением на некоторые приобретения на Балканах. Он тоже видел в Пьемонте естественный центр такой федерации, отражая взгляды «альбертистов», которые считали монархию под управлением Карла Альберта подходящей политической структурой для новой Италии.
Предпосылкой для объединения Италии должны были стать изменения как во внутренней, так и во внешней политике; Джоберти рассматривает этот вопрос в своих «Пролегоменах к „Первенству“», где нападает на существующие злоупотребления в итальянских государствах и выступает за политику внутренних перемен. Массимо Д’Адзелио (1798–1866) развил эту идею в своем труде «Программа для итальянского национального общественного мнения», который стал манифестом умеренной партии. Законные реформы, введение суда присяжных, свобода печати, свобода торговли и унификация внутренних таможенных пошлин по примеру Германского таможенного союза были главными требованиями. Другим крупным выразителем умеренных взглядов был Карло Каттанео, издатель журнала «II Politecnico», основанного в 1839 году. Восемью годами позже в Пьемонте стал выпускаться еще один журнал с участием Кавура под примечательным названием «Risorgimento» («Пробуждение»).
Умеренные представляли собой крепко сплоченную группировку, объединявшую представителей крунной буржуазии и аристократов, главным образом из Пьемонта и Ломбардии, связанных семейными узами и дружбой. Они были далеки от народа. Хотя их деятельность в основном ограничивалась нагромождением утопического вздора, их нельзя не упомянуть, поскольку они поддержали развитие Рисорджименто, когда движение готово было выдохнуться. Многие из них на славу потрудились, чтобы Пьемонт сыграл ведущую роль в процессе объединения; они также на собственном личном примере показали, как нужно проводить в жизнь перемены. Были организованы научные конгрессы и другие встречи на национальном уровне с целью воспитания коллективного самосознания, отдельные представители умеренного крыла разрабатывали важные проекты по мелиорации земель, строительству железных дорог и по созданию таких коммерческих предприятий, как сырное производство «Горгонзола» и виноградники Риказоли Кьянти в Брольо.
Если Манцони был величайшим итальянским романистом XIX века, то наиболее выдающимся поэтом считается Джакомо Леопарди (1798–1837), чья лирика окрашена в патриотические и пессимистические тона. В музыке тоже наступил золотой век, особенно в опере. В Италии опера была популярна во всех слоях общества, а не служила развлечением лишь для богатых, как это было в других странах, и первая половина XIX века стала началом ее великого периода, отмеченного произведениями Беллини (1801–1835): «Сомнамбула» и «Норма» были представлены в 1831 году; Доницетти (1797–1848): «Любовный напиток» появился в 1832-м, «Лючия ди Ламмермур» в 1836-м; и Россини (1792–1868), который дирижировал премьерой своего «Севильского цирюльника» в 1816 году в Риме. Композиторы выражали патриотические чувства в музыке: «Вильгельм Телль» (1829) Россини написан на патриотический сюжет, как и раннее произведение Джузеппе Верди (1813–1901) «Ломбардцы в Первом крестовом походе» (1834). Когда раздавался популярный мотив, рукоплескания останавливали представление до тех пор, пока его не повторяли. Его распевали на улицах, и часто раздавался клич «Viva VERDI!»[28] — «Да здравствует Виктор Эммануил, король Италии!» Затем Верди написал ряд всемирно известных опер, включая «Риголетто» (1853), «Травиату» (1853) и «Аиду» (1871). Он был членом первого национального парламента с 1861 по 1865 год (и в это время написал «Силу судьбы»).
Так к середине 1840-х годов в Италии сформировалось внушительное патриотическое движение, объединявшее средний класс, аристократию и интеллигенцию. Конечно, не было выработано никакой согласованной или общепринятой позиции относительно того, как будет происходить объединение страны и даже какой политической структурой станет созданное государство: федералисты, монархисты и республиканцы в духе Мадзини имели различные взгляды в отношении дальнейшего пути развития. Движение также не встречало никакой поддержки со стороны народных масс. Тем не менее был сделан шаг вперед. Распространение движения и формирование национального самосознания облегчались развитием средств сообщения и экономики промышленных государств. Одним из наиболее значительных событий было появление железных дорог: в течение 1840-х годов были проложены линии Флоренция — Пиза, Турин — Генуя, Турин — Монкальери и Милан — Венеция. Еще до железных дорог появились банки, затем фабрики, а также большие станки, преимущественно в текстильной промышленности. Ширилась и внешняя торговля. Капитализм в Италии не достигал тех масштабов, как по всей Европе, но он пришел, и начались неотвратимые изменения.
С приходом капитализма усилилась конкуренция, ускорилось превращение части крестьянства в поденщиков, увеличились неравенство и различия между секторами и областями вместе с ростом интенсивного землепользования и мелиорации. Следует отметить, что сведение лесов на юге, которым сопровождались эти процессы, нарушило экологический баланс в регионе и в определенной мере стало причиной проблем, которые южный регион испытывает до сих пор. Тем не менее приход капитализма с его новыми социальными структурами также создал условия для отчуждения народных масс и некоторый потенциал для их политической организации. Действительно, в 1847 году стал очевиден рост волнений и беспорядков среди рабочих и крестьян (отчасти вызванных неурожаем), и призрак коммунизма замаячил перед итальянской аристократией. Положение в итальянских государствах созрело для событий. И в 1848 году они начались.