Вступив в свои полномочия, Маруцци в реляции от 26 ноября 1768 г. сообщает в Петербург, что по случаю его аккредитации сенат оказал ему особые почести, «каковые только послам и посланникам протчих коронованных глав, а отнюдь не поверенным в делах акордуются». Однако он с сожалением отмечает, что венецианское правительство в связи с начавшейся русско-турецкой войной «остерегается от всякаго поступка, могущаго привести его у Оттоманской Порты в подозрение». Видимо, из-за этого и задерживался выезд в Петербург дипломатического представителя Венеции.
Уже в ходе русско-турецкой войны Петербург решил наладить отношения с Сардинским королевством. С этой целью туда в мае 1770 г. был направлен министр 2-го ранга камер-юнкер Алексей Нарышкин. Он должен был, прибыв в Турин «в качестве партикулярнаго по собственной охоте путешествующаго дворянина», прежде всего «стараться о том, чтоб быть при дворе и министерству обыкновенным образом представлену, употребляя к тому посредство министра аглинскаго как нам союзнаго и дружественнейшаго двора или хотя самого венскаго двора». Нарышкину дозволялось в разговорах с министром иностранных дел «отозваться партикулярным образом… что е. в. в разсуждении взаимной для обеих сторон пользы, также и по хорошим ея о короле мнениям, желала бы настоящую доныне между ими церемониальную переписку превратить в ближайшее соединение, почему она и не удалена прислать ко двору е. с. в. министра своего в публичном карактере, естьли и он, с своей стороны, соответствуя… ея намерениям, согласится такой же поступок вместе и в одно с нею время зделать».
Если на русские предложения последует положительная реакция, Нарышкин должен был объявить о намерении своего правительства назначить его «первым… инструментом к начатию с туринским двором безпросредственнаго чрез взаимных министров сношения».
В январе 1771 г. Нарышкин прибыл в Турин. В соответствии с полученными указаниями он несколько раз встречался и беседовал с министрами сардинского правительства. В ходе этих встреч он смог выяснить позицию короля Карла-Эммануила I в части возможности установления двусторонних отношений. Сардинское правительство хоть и считало «союз» с Россией весьма целесообразным, но в самый разгар русско-турецкой войны воздержалась от каких-либо конкретных шагов в этом направлении.
В соответствии с полученной информации, первоприсутствующий Коллегии иностранных дел Н.И. Панин писал 25 июля 1773 г. полномочному министру в Париже И.С. Барятинскому, что сардинский король весьма «привязан к английским интересам», поэтому его министры ограничивались лишь общими разговорами о налаживании регулярных отношений с Россией, но дальше не пошли.
Россия вновь попыталась сблизиться с Сардинией на завершающем этапе русско-турецкой войны, перед заходом русской эскадры в порты Сардинского королевства. Соответствующий зондаж был проведен по всем дипломатическим каналам в Англии и Голландии. Сардинское правительство согласилось на прием русских судов в своих водах.
Со временем в Турине поняли, что от установления политических отношений с Санкт-Петербургом может получить и какие-то выгоды. Так, Виктор-Амадей III рассчитывал на поддержку русского правительства в вопросе расширения своих владений. Так что теперь уже Сардиния стала через частных лиц выяснять возможность установления официальных отношений с Россией. В августе 1782 г. сардинское правительство решило направить в Петербург своего посланника маркиза ди Парелла.
В Петербурге же, понимая важное значение учреждению дипломатического поста в Турине, в сентябре 1782 г. направили посланником России в Сардинии известного дипломата Д.М. Голицына, бывшего в то время полномочным министра в Голландии.
Но скоро Д.М. Голицын вышел в отставку, и 7 января 1783 г. посланником в Турин назначается Н.Б. Юсупов, до этого выполнявший в Италии лишь отдельные дипломатические поручения. Инструкцией от 17 февраля 1783 г. Н.Б. Юсупову предписывалось по прибытии в Турин «ознакомиться с находящимися там других коронованных глав министрами втораго ранга и отобрать у них точное достоверное сведение о порядке и образе обычайнаго их при Сардинском дворе акредитования, дабы ему в собственном своем узаконении поступить одинаково с ними».
Посланник должен был «внушать Сардинскому двору о пользе ближайшаго его с Россиею сношения, а до того о благосклонном приеме в его пристанях наших торговых судов и военных эскадр», ежегодно отправляемых в Средиземное море «для прикрытия и охранения начинающагося по оному безспосредственнаго кораблеплавания россиян».
Н.Б. Юсупов добирался из Петербурга в Турин через Варшаву и Вену и прибыл к месту назначения 2 ноября 1783 г. Он в тот же день нанес визит госсекретарю по иностранным делам графу де Перрону. 4 ноября Юсупов вручил Виктору-Амадею III кредитивную грамоту, датированную 17 февраля, которая гласила: «Мы охотно желая распространить и утвердить с в. к. в. приязнь, доброе согласие и дружескую безпосредственную переписку, за благо разсудили доказать то самым делом, отправя ко двору вашего величества нашего действительнаго каммергера… князя Николая Юсупова в качестве чрезвычайнаго посланника и полномочнаго министра».
Определенные трудности для русского двора представляло установление дипломатических отношений с Папской областью. В XVI–XVII веках в России Папскую область рассматривали как обычное светское государство и боролись с многочисленными попытками римских пап создать на ее территории религиозное представительство, так как это шло вразрез с законами Российской империи, где монарх являлся главой не только государства, но и православной церкви, а также светским и духовным главой всех своих подданных, к какому бы вероисповеданию они ни принадлежали. Решительно отстаивая свои позиции, русское правительство отказывалась официально признавать на территории Российской империи какую бы то ни было духовную власть и церковную иерархию, даже возглавляемую римским папой.
Еще при Петре Великом Россия, пытаясь установить дипломатические отношения с итальянскими государствами, большое значение придавала Папской области как центру католического мира. В 1707 г. Петр I направил к папе Клименту XI своего неофициального представителя дипломата Б.И. Куракина, в задачу которого входило выяснить намерения римского папы в отношении установления связей с Россией. Куракину поручалось добиться от папы отказа признать Станислава Лещинского польским королем. Также ему следовало самым скрупулезным образом изучить папский двор — его структуру, состав правительства, именовавшегося Римской Курией, направленность и цели его политики, а также осторожно выяснить возможности соглашения между двумя государствами при условии ограничения влияния римских пап на католическое население России.
Б.И. Куракин прожил в Риме три года. Он детально ознакомился с положением дел и сделал неутешительный вывод, что с папством достичь какого-либо компромисса невозможно. Русский дипломат в своих реляциях оценивал Римскую Курию как организацию, использовавшую религию в качестве политического инструмента, с помощью которого можно было вмешиваться во внутренние дела России. Римские папы настаивали на предоставлении им как полной свободы религиозной пропаганды, гак и права контроля над организационной и административной структурой всего православного и католического духовенства в России. Если бы требования престола св. Петра касались лишь церковных вопросов, соглашение, возможно, и состоялось бы. Но вот политические притязания Римской Курии заставили Петра I отказаться от своих намерений установить более тесные связи с Папской областью.
Тогда же был издан «Канонический, или церковный, статут Петра Великого», который заложил прочные основы политики России в отношении Святого престола. Этот «Статут Петра» действовал вплоть до 1769 г., когда был принят Регламент, определявший взаимоотношения между правительством и римской католической церковью в России, которая полностью подчинялась государственной юрисдикции. Назначение и смещение духовных лиц производилось только российским правительством.
Указом 1772 г. католической церкви в России запрещалось принимать папские буллы или иные послания без предварительного рассмотрения их Сенатом. То есть российское правительство не допускало вмешательства Рима во внутренние дела государства и в управление католической церковью в России под предлогом защиты религии. Это положение стало государственным законом России по делам римско-католической церкви.
Так что вопрос об установлении отношений между Россией и Папской областью так и оставался открытым. Немногочисленные связи с Римом поддерживались в основном через римских представителей на Мальте и в Польше, иногда приходилось прибегать и к услугам частных лиц. Например, в 1771–1772 гг. для переговоров с римским папой в Рим поехал неофициальный представитель российского правительства видный государственный деятель И.И. Шувалов. Целью его поездки было добиться отозвания из Польши папского нунция в связи с его русофобской деятельностью.
В 1772 г., после присоединения к России территории Западной Белоруссии, императрица Екатерина II назначила в ноябре 1773 г. епископом Могилевской епархии одного из преданных ей людей С. Сестренцевича-Богуша, который фактически стал во главе католической церкви в России. Сделано это было без согласования с римским папой.
В 1782 г. римский папа Пий VI дал свое согласие на назначение Сестренцевича архиепископом. На торжественную церемонию по случаю возведения Сестренцевича в архиепископы прибыл папский посол Аркетти. В январе 1784 г. в петербургском костеле состоялось посвящение, архиепископу был пожалован папским послом знак отличия нового духовного звания паллий — епископская мантия.
Чтобы освободить католическую церковь от влияния Святого престола, в ноябре 1784 г. российскому посланнику в Сардинии Н.Б. Юсупову, «отнюдь не в образе министра карактеризованнаго», было велено ехать в Рим, чтобы добиться согласия Римской Курии на пожалование Сестренцевичу кардинальского звания, а также признания самостоятельности католической церкви в России. Князь Юсупов за полгода своего пребывания в Риме лишь частично выполнил свою миссию. Так, Сестренцевичу в сане кардинала было отказано под тем предлогом, что он до 23 лет был кальвинистом. Но римский папа все же дал свое согласие на предоставление Сестренцевичу некоторой независимости от Рима. Духовные полномочия архиепископа были расписаны в августе 1786 г. в 29 статьях. В них оговаривалось, в каких пределах Сестренцевич мог разрешать церковные дела, канонически относившиеся к ведению папы.