ой ли обители доносится до них звон. Пауло отвечал утвердительно и прибавил, что весьма примечательные обстоятельства никогда не дадут ему забыть храма Санта дель Пьянто.
— Этот монастырь, синьор, наверняка вас заинтересует, — сказал Пауло. — О нем рассказывают уйму диковинных историй. Я склонен думать, что наш монах принадлежит к тому самому братству: поведение его слишком уж странно.
— По-твоему, я склонен принимать на веру всякую небывальщину? — с улыбкой спросил Вивальди. — Что именно тебе известно необычного касательно этого монастыря? Говори тихо, а не то нас услышат.
— Видите ли, синьор, история эта мало кому знакома, — прошептал Пауло. — Вообще-то я давал слово молчать о ней.
— Если ты связан обещанием, — перебил его Вивальди, — я запрещаю тебе рассказывать эту удивительную историю, хотя, сдается мне, она так велика, что едва помещается у тебя в голове.
— Ей без труда подыщется место и в вашей, синьор, — откликнулся Пауло. — Я давал слово, но не давал клятвы — и потому охотно поделюсь услышанным с вами.
— Тогда начинай, только смотри говори возможно тише.
— Повинуюсь, синьор… Знайте же, что это случилось в канун праздника Святого Марка, тому назад лет шесть…
— Постой! — прервал его Вивальди.
Оба умолкли, вслушиваясь в тишину, но, так как всюду царило безмолвие, Пауло решился продолжить повествование, еще более понизив голос.
— Это случилось в канун Святого Марка, и, как только ударил последний колокол, один человек… — Тут Пауло вновь запнулся, ибо рядом с ним послышался шорох.
— Ты опоздал! — внезапно произнес голос, и Вивальди тотчас же узнал внушавшую трепет речь монаха. — Полночь минула, ее нет уже больше часа. Остерегись!
Пораженный знакомым голосом, Вивальди не сразу совладал с растерянностью; обуздав желание крикнуть: «Кого больше нет?» — он ринулся вперед — удержать незваного гостя; Пауло же, встрепенувшись при первых признаках тревоги, выстрелил наугад из пистолета, а затем поспешил за факелом. Вивальди, не питая ни малейшего сомнения в том, что оказался вплотную с невидимым преследователем, порывисто раскинул руки в надежде схватить противника, но тщетно: он всюду натыкался только на пустоту. Непроницаемая мгла вновь сыграла с ним злую шутку.
— Ты разоблачен! — вскрикнул Вивальди. — Мы встретимся в храме Санта дель Пьянто! Что такое? О! Пауло, Пауло, — факел, скорее сюда факел!
Пауло подскочил с быстротой молнии.
— Он поднялся вверх вон по тем выступам в скале, синьор; я видел полы его одеяния!
— Следуй за мной! — приказал Вивальди, взбираясь по стертым ступеням.
— Вперед, вперед, синьор! — нетерпеливо подбадривал его Пауло. — Бога ради, не упоминайте только церковь Санта дель Пьянто, а не то мы поплатимся за это жизнью.
Пауло последовал за Вивальди к небольшой площадке, где тот, держа факел высоко над головой, оглядывался вокруг в поисках монаха. Окрест, в пределах, доступных глазу, царили запустение и тишина. Отблески пламени освещали лишь выщербленные стены цитадели, острые обломки скал внизу и вершины раскидистых сосен над ними; прочие развалины тонули в непроглядном мраке, а выше, за скалами, чернела непроходимая чаща.
— Ты видишь кого-нибудь, Пауло? — спросил Вивальди, размахивая факелом в воздухе, чтобы пламя разгорелось ярче.
— Мне почудилось, синьор, будто через сводчатые проходы по левую сторону от крепости мелькнула какая-то смутная фигура. Судя по его молчанию, он, как я понимаю, наверное, призрак; но, похоже, чутья, как спасаться бегством, этому призраку у смертных не занимать; помчался он опрометью — только пятки засверкали, этак впору удирать любому прокаженному в Неаполе.
— Меньше слов, больше осмотрительности! — сказал Вивальди, указывая факелом в том направлении, о котором говорил Пауло. — Будь осторожен; иди тихо.
— Повинуюсь, синьор, но, если мы будем освещать собственные следы, нашим преследователям вполне хватит глаз, даже если им откажут уши.
— Тише, довольно паясничать! — строго оборвал слугу Вивальди. — Иди за мной молча и будь настороже.
Пауло послушно двинулся вслед за Вивальди к веренице арок, соединенной со строением, необычность которого привлекла ранее внимание Бонармо: именно оттуда и сам Вивальди однажды вернулся с неожиданной поспешностью, чем-то потрясенный.
Поняв, к какому зданию он подходит, Вивальди вдруг остановился; Пауло, подметивший его волнение и, по-ви-димому, не слишком жаждавший подвигов, попытался отговорить хозяина от дальнейших розысков:
— Бог весть кто ютится в этом зловещем месте, синьор; быть может, разбойников там хоть пруд пруди, а нас-то всего-навсего двое! К тому же, синьор, вон через ту дверь, — и он указал как раз на тот выход, из которого некогда появился устрашенный Вивальди, — именно там, мне померещилось, что-то только-только прошло мимо.
— Ты уверен в этом? — возбужденно спросил Вивальди. — А каковы были его очертания?
— Здесь так сумрачно, синьор, что мне ничего не удалось разглядеть.
Вивальди не отрывал глаз от сооружения, и душу его сотрясали самые противоречивые чувства. Недолго думая, он решился.
— Я пойду вперед, — проговорил он, — и покончу любой ценой с неизвестностью, которую не в силах долее терпеть. Пауло, задержись на минуту и взвесь основательно, готов ли ты положиться на свою храбрость — ведь она может подвергнуться суровому испытанию. Если готов — молча следуй за мной, и советую тебе держать ухо востро; если раздумаешь — я пойду один.
— Мне уже слишком поздно, синьор, задаваться подобным вопросом, — ответствовал Пауло со смиренным видом. — Я решил его давным-давно, а иначе не пошел бы за вами так далеко. Раньше, синьор, вы никогда не ставили под сомнение мою храбрость.
— Тогда идем! — скомандовал Вивальди, обнажив меч, и они вступили в узкий проем. Факел, который держал теперь Пауло, слабо осветил казавшийся нескончаемым каменный коридор.
На ходу Пауло заметил, что стены кое-где покрыты пятнами, напоминавшими кровь, но предусмотрительно не поделился своими наблюдениями с хозяином, памятуя строжайший его наказ блюсти полное молчание.
Вивальди ступал осторожно и часто останавливался, вслушивался и затем ускорял шаг, знаками призывая Пауло следовать за ним и хранить бдительность. Коридор упирался в начало лестницы, которая вела, очевидно, к расположенным внизу сводам; Вивальди вспомнился мелькнувший там свет, и впечатление от пережитого тогда заставило его остановиться в нерешительности.
Немного помедлив, Вивальди оглянулся на Пауло — и не успел шагнуть дальше, как тот схватил его за руку.
— Стойте, синьор, — проговорил он приглушенным голосом. — Неужели вы не замечаете фигуры, которая стоит вон там, во тьме?
Вивальди вгляделся туда, куда показывал Пауло, и различил что-то напоминавшее человеческую фигуру, но застывшее в неподвижном безмолвии в темном проходе возле лестницы. Одеяние на ней, если только это было одеяние, казалось черным, однако сама фигура вырисовывалась настолько смутно, что невозможно было определить, принадлежит ли она монаху. Вивальди взял у Пауло факел и вытянул руку вперед, желая на расстоянии пристально всмотреться в загадочное явление, прежде чем двигаться дальше; попытка не удалась — и, возвратив факел Пауло, Вивальди устремился вперед. Но только он достиг начала лестницы, как призрак — или что бы это ни было — исчез бесследно. Пауло точно показал, где стояла фигура, но никаких следов ее присутствия обнаружить не удалось. Вивальди громко окликнул монаха, но услышал в ответ только отголоски эха, стихавшие под просторными сводами; поколебавшись с минуту, он стал спускаться вниз.
Пауло сошел вслед за хозяином лишь на несколько ступеней — и вдруг воскликнул:
— Он здесь! Синьор, я снова его вижу: он ускользнул через дверь, ведущую под своды!
Вивальди шагал вперед столь стремительно, что Пауло, с факелом в руке, едва за ним поспевал; наконец юноша остановился перевести дыхание — и вдруг сообразил, что находится в той же самой просторной комнате, куда ранее спускался по лестнице. Пауло, взглянув на хозяина, увидел, как сильно он изменился в лице.
— Вы больны, синьор? — вскричал слуга. — Во имя святого нашего покровителя, покинем это место. От здешних обитателей добра не жди, и, если мы туг застрянем, ничего хорошего из этого не выйдет.
Вивальди молчал: дыхание давалось ему с трудом, глаза были опущены…
В это мгновение из дальнего угла послышался скрип, похожий на то, как если бы с трудом открывалась тяжелая дверь на заржавленных петлях. Пауло резко обернулся, и оба увидели, как дверь в стене медленно отворилась, а потом тотчас захлопнулась, словно кто-то страшился быть обнаруженным. Бросив на него беглый взгляд, оба подумали, что перед ними та самая фигура, которая стояла у лестницы, и что это не кто иной, как сам монах. Подбодренный этой верой, Вивальди, мгновенно овладев собой, метнулся к двери, которая оказалась незапертой и легко уступила его нетерпеливому напору.
— Теперь ты меня не одурачишь! — вскричал Винчен-цио, врываясь внутрь. — Пауло, посторожи у входа!
Вивальди окинул взором другой склеп, в котором теперь находился, но всюду было пусто; он тщательно исследовал каждую пядь пространства — в особенности стены, однако нигде не нашел ни малейшей трещины или щели (не говоря уже о дверях или окнах), через которую мог удалиться злоумышленник; единственно под потолком имелось крошечное зарешеченное окошко, пропускавшее слабый свет и воздух. Вивальди был изумлен.
— Мимо тебя проскользнул кто-нибудь? — обратился он к Пауло.
— Нет, maestro!
— Просто невероятно! — воскликнул Вивальди. — Нет, этот монах не может принадлежать роду человеческому!
— Если это так, синьор, — возразил Пауло, — с чего бы ему нас бояться? А ведь он перед нами робеет, иначе с какой стати он от нас убегает?
— Сказать наверняка нельзя, — заметил Винченцио. — Быть может, он заманивает нас в ловушку. Дай-ка сюда факел: здесь в стене есть подозрительная выемка.