да — и это не годится без доказательств. Да вы и без меня знаете: в девяти случаях из десяти доказать ничего нельзя, но это не мешает людям верить!
— А тебе бы, выходит, хотелось, чтобы этого человека наказали за убийство, которого он, вероятно, не совершал?
— Убийство? — повторил крестьянин.
Скедони на несколько мгновений замолк, а потом произнес:
— Ты разве не говорил, что речь идет об убийстве?
— Я ни словом об этом не обмолвился, синьор.
— Что же это было за преступление в таком случае? — спросил исповедник после новой паузы. — Ведь ты упоминал о чудовищном преступлении; что же это, если не убийство? — Когда Скедони произносил последнее слово, губы его задрожали.
Крестьянин не отвечал, только пристально смотрел на исповедника, а затем повторил:
— Разве я поминал убийство, синьор?
— Тогда рассказывай, что ты имел в виду, но только в двух словах, — высокомерно потребовал исповедник.
— Эту историю в двух словах не расскажешь, синьор.
— Ладно-ладно, короче.
— Как это возможно, когда история такая длинная!
— Я не намерен более тратить время впустую, — сказал Скедони, вставая.
— Хорошо, синьор, я постараюсь. Как-то в бурную декабрьскую ночь Марко Торма вышел в море порыбачить. Марко был старый человек, синьор; он жил в нашем городе, когда я был еще мальчишкой. Я только немного помню его, а вот мой отец знал его хорошо; он любил старого Марко и все говорил, бывало…
— Не отвлекайся, — одернул проводника Скедони.
— Да я и так рассказываю как могу быстро, синьор. Когда все произошло, старый Марко жил не в городе, а в каком-то, не припомню каком, месте у побережья. Как же оно называлось? Что-то вроде…
— Ну, так что же случилось с этим старым дурнем?
— Неправда ваша, синьор, он был не дурень, вы и сами это скоро увидите. В то время, синьор, Марко жил не помню в точности где и промышлял рыбалкой — потом-то настали для него лучшие времена, но это к делу не идет. Старый Марко вышел на промысел, ночь выдалась бурная, и представляю себе, как он радовался, когда добрался до берега. Темень была хоть глаз выколи — так же темно, думаю, как прошлой ночью, — и он пробирался так быстро, как мог, вдоль берега с корзиной рыбы, но все же в потемках сбился с дороги. Дождь хлестал, дул ветер, а Марко все брел, не встречая ни огонька, и не слышал ничего, кроме плеска волн, которые, как иной раз казалось, грозили смыть его и унести с собой. Он старался держаться от них подальше, но помнил, однако, что берег окаймляют высокие скалы, и, понятное дело, опасался удариться о них головой, если отойдет чересчур далеко. Но мало-помалу он подобрался к ним вплотную, нашел сухое местечко и решил пока дальше не идти. Я слово в слово повторяю вам рассказ своего отца, а тот узнал все от самого Марко.
— Подробности ни к чему, ближе к делу.
— Ну вот, синьор, только старый Марко улегся поудобнее под нависшими утесами, как ему почудились шаги, и он, бедняга, конечно же, поднял голову, словно в этой темнотище что-нибудь можно было разглядеть; осталось только навострить уши — слышит, и правда кто-то идет; Марко, однако, голос подавать не собирался, пока те люди не подойдут поближе. И вдруг старик видит, что в его сторону движется огонек, вот он поравнялся с Марко, и тот разглядел на земле чью-то тень, а вслед за тем и самого человека, который шел вдоль берега с тусклым фонарем в руках.
— Ну-ну, ближе к делу.
— Храбростью старый Марко никогда не отличался — так говорит мой отец; вот старик и забрал себе в голову, что раз тот человек расхаживает с фонарем, то, значит, он разбойник, хотя, по правде сказать, он и сам бы от фонаря не отказался. Так вот, он схоронился, и вдруг произошло такое, от чего он затрясся как овечий хвост: тот человек поставил на скалу, в двух шагах от старика, груз, который нес за плечами; старый Марко видел, как он с себя сбросил тяжелый мешок, и услышал, как он тяжело дышит. В точности так, синьор, рассказывал мой отец.
— Что же было в мешке? — холодно осведомился Ске-дони.
— Не торопитесь, синьор; кто вам сказал, что Марко об этом проведал? Но погодите, и все станет ясно. Старик боялся даже пошевелиться, так как думал, что в мешке награбленное добро. Но неизвестный человек вдруг снова взвалил мешок на спину и потащился с ним дальше, и более уже Марко его не видел.
— И какое это имеет отношение к твоей истории? Что, этот человек был Спалатро?
— Всему свое время, синьор, не сбивайте меня. Когда гроза немного утихла, Марко выбрался из углубления в скале и пошел поискать поблизости деревушку или хотя бы хижину, ведь где ходят люди, там должно быть и жилье. Но лучше бы он этого не делал, потому как шел он вслепую и все без толку, но хуже всего, что буря разгулялась еще пуще, а спрятаться было уже негде. Старик не знал, куда ему и податься, и тут видит вдали огонек. Марко, недолго думая, зашагал ему навстречу, ведь, подумал он, если это окажется давешний фонарь, то можно и свернуть, а если нет, то, верно, вблизи отыщется местечко, где можно будет приютиться. И я бы так же поступил на его месте, синьор.
— Похоже, эта история никогда не кончится!
— Так вот, синьор, Марко сделал всего несколько шагов и понял, что это светится не фонарь, а окошко. Марко подошел к дому и потихоньку стукнул в дверь, но никто не отозвался.
— Что это был за дом? — резко спросил Скедони.
— Дождь барабанил вовсю, синьор, а бедняга Марко — могу поручиться — все ждал и ждал и только потом постучал опять, потому как терпения у старика хватало на двоих. Вот уж кто мог выслушать до конца любую историю, даже самую длиннющую!
— Мне бы его терпение! — процедил Скедони.
— Когда он постучался снова, дверь подалась; увидев, что она открыта, а на стук никто не выходит, Марко решил войти без позволения.
— Старый дурень! С какой стати его так разобрало любопытство? — воскликнул монах.
— Любопытство? Что вы, синьор, он искал пристанища, и больше ничего! Он долго пробирался в потемках, но так ни души и не встретил и наконец набрел на комнату, где в очаге дотлевал огонек. Марко устроился там, чтобы обсушиться и дождаться хозяина.
— Что же, дом был пуст?
— Услышите, синьор. Не пробыл он там и двух минут — за это он ручался, — как тут же в комнате раздался какой-то непонятный шум; но огонь едва мерцал, и, был там кто или нет, Марко не разглядел.
— Что это был за шум?
— Не сбивайте меня, синьор. Не больно этот шум понравился старому Марко, но что было делать! Марко пошевелил угли, думал — они вспыхнут, но нет, в комнате было все так же темно. И вдруг Марко услышал шаги, потом завидел огонек, а вслед за тем явился и человек, и Марко встал, чтобы попросить у него приюта.
— Кто был этот человек?
— …попросить приюта. Марко рассказывал, что хозяин дома при виде его стал белее полотна; оно и понятно, я бы и сам перепугался, если бы в такой поздний час застал в доме незнакомого. Хозяин не очень хотел оставлять гостя на ночь, но спросил, что он здесь делает, и все такое. Буря разгулялась вовсю, и старый Марко решил, что лучше не обращать внимания на пустяки; он показал хозяину корзинку, полную отменной рыбы, и сказал, что поделится с ним, так что хозяин явно смягчился.
— Невероятно! Вот болван!
— Не такой уж болван, синьор; по словам Марко, на вид он был голодный-преголодный.
— Это что? Свидетельство его ума? — раздраженно сказал исповедник.
— Так я никогда не закончу, синьор. Ясное дело — го-лодный-преголодный, потому что он тут же подбросил в очаг дров, чтобы поскорее приготовить рыбу. А тем временем сердце старого Марко — он сам так говорил — подсказало ему беду: не этот ли человек встретился ему на берегу? Марко разглядывал хозяина так пристально, что тот сердито спросил, с чего это он так на него уставился, но Марко поостерегся сказать правду. Пока хозяин готовил рыбу, Марко сумел все же разглядеть его получше, а каждый раз, когда хозяин оглядывался — а так случалось частенько, — старику казалось, что он и есть тот самый человек с берега.
— А хотя бы и так, что с того? — вставил Скедони.
— Когда же старик углядел в углу мешок, то сомнений у него не осталось никаких. Сердце у него ушло в пятки; он желал только одного: убраться оттуда подобру-поздорову, и решил про себя улизнуть при первой же возможности, не дав хозяину угадать свои мысли. И Марко понял теперь, почему хозяин так часто оглядывался: не для того, чтобы проверить, не прокрался ли в дом вместе с Марко кто-нибудь еще, нет — хозяину нужно было знать, что его добро в безопасности.
— Похоже на то, — заметил Скедони.
— Да, попал-таки старый Марко из огня да в полымя. Пока жарилась рыба, старик места себе не находил, но что ему было делать?
— Просто встать да идти себе куда глаза глядят. Я вскоре и сам так сделаю, если твоя история не кончится.
— Да нет же, синьор, послушайте, в чем дело: так бы он и поступил, если бы думал, что тот даст ему уйти, но…
— Так вот, этот человек был Спалатро, а жилище его — тот самый дом на берегу, о котором ты говорил раньше.
— Ловко же вы угадали, синьор, хотя, сказать по правде, я уже с полчаса жду, что вы догадаетесь.
Многозначительный взгляд, который бросил на него крестьянин, не понравился Скедони, но он все же велел ему продолжать.
— Первое время, синьор, Спалатро все помалкивал, но постепенно приходил в себя и, пока жарилась рыба, стал весьма разговорчив.
Тут Скедони взволнованно встал и принялся шагать по комнате.
— Бедняга Марко подумал, что он, быть может, не так уж и опасен, а тем временем в окна барабанил дождь, и старику совсем расхотелось вставать с места. И вот Спалатро вышел из комнаты за тарелкой для рыбы…
— Вышел из комнаты? — Скедони встал как вкопанный.
— Да, синьор, но, не будь дурак, свет унес с собой. Однако же старик, которого разбирало любопытство…
— Чего-чего, а любопытства ему, вижу, не занимать! — бросил Скедони, вновь принимаясь расхаживать по комнате.