пада и привести эту сторону в состояние равновесия, создав первую линию на высоте форта Бань. Этот форт закрывает доступ в старый порт и находится в 500 туазах от озера Мареотис. 11) Надо было создать вторую линию перед этим фортом, примкнув ее слева к озеру Мареотис и связав с фортом Помпея. Этот злосчастный укрепленный лагерь со стороны Розетты и был источником всего зла… 12) При этом положении вещей, которое создалось к концу августа, было бы приличнее продолжать обороняться до последней крайности; таково было бы единодушное мнение офицеров, участвовавших в военном совете, если бы их заверили, что к 15 ноября им придет на помощь новая армия или же они получат известие о подписании предварительных условий мира. Этот пример, как и тысяча других, которые можно заимствовать из истории, доказывает, что комендант крепости должен думать только о том, чтобы обороняться до последней крайности. Значит, надо было держаться, пока противник не преодолеет стену Арабов, не возьмет форт Кретэн и форт Каффарелли и не пробьет бреши, пригодной для штурма, в стене Перешейка; только тогда честь была бы спасена. Только тогда капитуляция, каковы бы ни были ее условия, явилась бы славной. Чтобы быть почетным, акт капитуляции должен заключать в себе плохие условия. В отношении гарнизона, выходящего из крепости по золотому мосту, всегда существует неблагоприятная для него презумпция.
Извлечения из различных произведений Наполеона[123]
Из сочинения «Семнадцать замечаний на работу под названием „Рассуждение о военном искусстве“, изданную в Париже в 1816 г.»
(Схема 21)
Замечание 2-е. О пехоте[124]
У римлян была пехота двух родов: легкая, вооруженная метательным оружием, и тяжелая, вооруженная коротким мечом.
По изобретении пороха пехота все еще делилась на два рода: на аркебузиров, легко вооруженных и имевших назначение вести разведку и тревожить неприятеля, и на пикинеров, заменивших тяжелую пехоту.
За 150 лет, прошедших с того времени, когда Вобан заставил все европейские армии отказаться от пик и копий, заменить их ружьем со штыком, вся пехота сделалась легкой и получила назначение действовать в качестве застрельщиков и сдерживать врага. С этого времени существовал только один род пехоты. Егерские роты введены были в батальонах по аналогии с гренадерскими: батальон состоял тогда из девяти рот; полагали, что недостаточно одной отборной роты. Император Наполеон учредил роты вольтижеров, вооруженных драгунскими ружьями, для замены упомянутых егерских рот; он сформировал их из людей ростом менее 5 футов, чтобы, таким образом, воспользоваться разрядом малорослых призывников, который до того времени не нес службы, что делало бремя воинской повинности более тягостным для прочих разрядов. Это новшество позволило вознаградить многих старых солдат, которые, имея менее 5 футов роста, не могли поступить в гренадерские роты, а между тем храбростью своей заслуживали направление в отборные роты; такое сопоставление карликов и исполинов было сильным поощрением к соревнованию. Если бы в армии Наполеона были люди различного цвета, то он сформировал бы роты белых и черных. В государстве, среди жителей которого были бы одноглазые и горбатые, можно было бы извлечь немалую выгоду, сформировав роты одноглазых и горбатых.
В 1789 г. Французская армия состояла из линейных полков и егерских батальонов: севеннских, виварэйских, альпийских, корсиканских, пиренейских. Из них, со времени революции, составлены были полубригады легкой пехоты, но не с тем, чтобы иметь пехоту двух родов: они обучались и вооружены были единообразно. Все различие состояло в том, что егерские батальоны набирались из жителей горных областей и сыновей лесничих, наиболее способных к службе на альпийских и пиренейских границах. Если же они оказывались в войсках, действовавших на севере, то их преимущественно употребляли при атаках высот и прочесывании лесов. Если в день сражения этим людям приходилось стоять в линии с прочею пехотой, то они прекрасно заменяли собой батальон линейных войск, потому что были обучены и вооружены совершенно так же. Нередко правительства организуют в военное время, под названием вольных батальонов или легионов, иррегулярные войска, которые укомплектовываются неприятельскими дезертирами либо людьми особенного направления ума или взглядов; но и тут нет двух родов пехоты. Есть только один род ее, и больше быть не может. Если люди, по-обезьяньи приверженные к античности, хотят подражать римлянам, то им надо формировать не легкую пехоту, а тяжелую, или батальоны, вооруженные мечами, потому что ныне вся европейская пехота несет службу легких войск.
Если бы пехота всегда могла высылать вперед в качестве застрельщиков только вольтижеров, то она перестала бы использовать силу огня; целые кампании проходили бы без единого ружейного выстрела с ее стороны; но это невозможно. Разве, когда вольтижеры посылаются в авангард или для прикрытия флангов и обозов, остальные четыре роты батальона могут отказаться от высылки застрельщиков и допустить, чтобы пули вражеских стрелков поражали их ряды? Неужели рота, отделяемая от батальона, должна отказаться от высылки застрельщиков, если ее не сопровождает отделение роты вольтижеров? Эта рота вольтижеров составляет только четвертую часть батальона, и в день сражения ее будет недостаточно для несения службы стрелков. Если бы по своей численности она составляла половину, даже три четверти батальона, то и тогда ее было бы недостаточно. В больших сражениях вся первая линия рассыпается в стрелки, иногда даже два раза; стрелков необходимо сменять через два часа, потому что они утомляются, а ружья их портятся и загрязняются.
Как, вольтижерам не нужно никакого порядка, никакой тактики, даже умения двигаться в бою? Разве им не приходится менять фронт, строиться в колонну, отступать в шахматном порядке? Нет: «Им ничего более не нужно, как уметь бегать и употреблять в дело ноги, чтобы избежать кавалерийской атаки». Как же можно предлагать тогда соединить вольтижеров воедино и образовать из них авангард? Как можно желать, чтобы они удалялись на 300 туазов от линии и действовали вперемежку с кавалерийскими взводами?
Незачем учить солдат бегать, ложиться, прятаться за деревом, но необходимо внушать им, чтобы в отсутствии своего начальника они не теряли присутствия духа и хладнокровия и не давали напрасным опасениям овладеть собою; чтобы всегда держались поблизости от товарищей, прикрывая друг друга с боков; чтобы они – до того, как высланные вперед неприятельские всадники успеют изрубить их, – на ходу перестраивались в боевой порядок по 4 человека, а затем смыкались по 7 и 16 человек, до того как неприятельский эскадрон сумеет атаковать их; чтобы они успевали потом, без излишней поспешности и часто поворачиваясь лицом к неприятелю, отступить к резерву, где на расстояний ружейного выстрела остается капитан с остальной третью своих стрелков, построенных в боевой порядок. Когда роты соберутся таким образом, они должны перестроиться в батальонное каре, или переменить фронт, или начать отступать, поворачиваясь, если неприятель сильно теснит, по команде: «Полоборота направо, огонь!» – словно повинуясь волшебной палочке, а затем продолжать отход к батальонному командиру, остающемуся с третью своего батальона в резерве. Потом батальон строится в колонну и отступает повзводно. По команде: «Стой! повзводно направо и налево! пальба рядами!» – батальон строит каре и отражает атаку кавалерии. По команде: «Отступление продолжать!» – батальон перестраивается из каре в колонну по подразделениям или хладнокровно отступает в шахматном порядке к указанной ему позиции, прикрывая либо правый, либо левый фланг. Вот чему должно учить вольтижеров. И если бы можно было иметь пехоту двух родов – одну, назначенную для действия в качестве застрельщиков, другую для того, чтобы оставаться в линиях, то следовало бы назначать в первую лучше всего обученных людей. Действительно, роты вольтижеров, которые чаще других употребляются в застрельщики, маневрируют лучше всех в армии, потому что чаще других ощущают в этом необходимость. Кто извлекает подобные предложения[125] из латинских и греческих авторов, тот не понял этих авторов и с большею пользою употребил бы время на беседу с капралом вольтижеров или со старым гренадерским сержантом; они дали бы ему более здравые понятия о военном деле.
Доныне батальоны, состоящие из большего или меньшего количества рот, строились в боевой порядок таким образом, что один офицер становился на правый, другой на левый фланг и один или несколько в центр, так что капитан[126] имел под своим начальством постоянно одних и тех же офицеров и сержантов, а последние тех же капралов и рядовых. Никому не приходило в голову, что можно всерьез сделать предложение строить роту в одну шеренгу, с протяжением фронта в 60 туазов; поставить капитана на правый, лейтенанта на левый фланг; построить таким же образом вторую и третью роты за первою, а шесть младших лейтенантов поставить замыкающими. Трое стоящих друг за другом капитанов батальона будут убиты одним ядром, трое лейтенантов – другим. Сверх того можно ли на левом фланге услышать команду капитана, стоящего на правом, когда едва слышна команда батальонного командира, находящегося в центре? И наконец, как солдату различить голос своего капитана, когда все трое капитанов стоят в одном месте? Но, может быть, таким построением облегчается пальба рядами? Нет! ее гораздо удобнее производить по команде батальонного командира, потому что он находится в центре. Может случиться, что командир 1-й роты скомандует: «Вперед!», командир 3-й роты: «Стой!», командир 2-й роты: «Пол-оборота направо!» По команде: «Подразделениями направо!» – батальон разделится на три линии, каждая из которых будет состоять из офицеров, унтер-офицеров и солдат всех трех рот, после команды: «Повзводно направо!» – во всех шести линиях окажутся офицеры, унтер-офицеры и солдаты всех трех рот. Если от такого батальона будет отряжена одна рота, то она построится для боя в одну линию, а остальная часть батальона в две линии? Какая нелепость! Какое незнакомство с основами батальонного учения! И такие правила предлагает французский генерал и тем подвергает мундир свой насмешкам Европы!! Почему наборщик в типографии не обратил на это его внимание? Наборщик, верно, бывал на войне или, по крайней мере, служил в национальной гвардии.