Валентина Орбини сделала жест рукой, и человек с автоматом передал ей мобильный Даниэлы.
— Новейшая система слежения, — постучала она по крышке мобильного. — Я знаю, где ты находишься в любой момент. Неужели ты думаешь, что я могу оставить тебя без присмотра?
— Я так и знала, что она считает меня маленькой и глупой и постоянно контролирует, — пробормотала Даниэла.
— В конце концов, это и спасло нас, — возразил Витторио.
Даниэла посмотрела на него, потом на себя: грязные, усталые, одежда помята и истрепана.
— А это что за чудо рядом с тобой? Очередной обормот? — недовольно спросила мать.
— Это не обормот, мамочка. А вот чудо — точно!
— Раз связался с тобой, значит, обормот. Ну кто из путных молодых людей согласится тебя терпеть?
— Мама! — обиженно воскликнула Даниэла. — Это Витторио Колонни.
— Из рода тех самых Колонни? — удивилась Валентина.
— Да, синьора Орбини, — церемонно склонил голову Витторио.
— Очень приятно. — Валентина Орбини тоже наклонила голову в знак приветствия. — Простите мои слова. Это я в беспокойстве за свое дитя.
— Я вас понимаю. Княгиня, здесь, конечно, не место и время. Но я прошу руки вашей дочери.
— Судя по ее взглядам, замуж она не собирается, связывать себя серьезными отношениями — тоже.
— Я согласна, мамочка! — завопила Даниэла. Больше всего она боялась, что Витторио сейчас возьмет свои слова обратно.
— Ну тогда… — развела руками Валентина. — Не вижу препятствий.
Даниэла бросилась к матери. На груди княгини было что-то твердое.
— Это что? — удивилась она.
— Пневматический жилет последней конструкции. Только и успела нацепить… в дороге. — Княгиня кивнула на сиденье. Там лежали автомат Калашникова, пистолет и граната.
— Мама! — изумленно воскликнула Даниэла. — Ты что, собиралась лично взять в руки оружие?
Валентина Орбини кивнула:
— Я собиралась лично, если бы это понадобилось, — принять участие в твоем освобождении. Наши предки сражались на стенах крепостей в первых рядах. Чем мы хуже?
— Ой, мамочка! Как же мне стыдно! Но я так счастлива! Я больше не буду.
— Теперь о тебе есть кому заботиться. Думаю, юный Колонни не даст своей жене совершать глупостей.
— Обещаю это, — серьезно подтвердил Витторио.
Княгиня обернулась и достала с переднего сиденья сумочку. Щелкнув замочком, она достала записную книжку.
— Надо записать число, когда устроить бал по случаю помолвки. Это будет событие года!
Париж — Москва. Наши дни
Варвара Епифанова летела в самолете рейсом Париж — Москва. Временами она смотрела в окно иллюминатора и вспоминала свою поездку. Виктор Зардари. Как и ожидалось, тип скользкий, но благоразумный. Ей удалось с ним познакомиться, она усердно изображала из себя арт-дилера российского олигарха, а Вадим ей усердно подыгрывал в роли этого олигарха. Кажется, им удалось произвести определенное впечатление. Такое, что Зардари согласился с ними сотрудничать. Варвара запросила у начальника согласия на то, чтобы привлечь к разработке дела своего жениха, Георгия Кунцевича, суперайтишника. Тот дал добро. Они и раньше сотрудничали с Гошей, зная, что он строго соблюдает конфиденциальность. Дальнейшее было делом техники, Варвара переслала информацию о Зардари Кунцевичу. И тот взломал компьютер Зардари и выяснил, что у него хранится часть архива Горького, доставшегося от баронессы Будберг. Это было важно. Важным был и сам контакт. Для чего — Варавара пока до конца не знала. Но она понимала, что ее шеф ничего не делает зря.
Они с Вадимом полетели разными рейсами. Варвара подозревала, что тот не вернется в Москву, а отправится прямиком на новое задание. Но это уже была не ее работа, и спрашивать об этом она не имела никакого права.
Варвара вспомнила открытие выставки в галерее Зардари. Было множество гостей. Особенное впечатление на нее произвела одна пара. Молодая красавица-итальянка и ее не менее красивый спутник. Было видно, что они влюблены друг в друга. Но также было видно — по особым признакам, — что к ним проявляется определенный интерес, некая слежка. Как профессионал Варвара сразу определила это. Впрочем, это уже проблемы парочки.
Она снова посмотрела в окно. И подумала, что как прилетит — сразу выйдет на скайп и переговорит с Гошей. Соскучилась.
Флоренция. Наши дни
Они сидели в квартире Витторио и пили кофе. Ангел сидел рядом и смотрел на них, словно уличая в чем-то. Даниэла не выдержала и прыснула.
— Похоже, он ревнует.
— Кто знает! — откликнулся Витторио, а затем задумчиво нахмурился и попросил: — Мне не дает покоя последнее письмо Лючии. Прочитай его.
…Я пишу тебе письмо, прекрасно понимая, что, возможно. не имею никакого права писать. Но прошу тебя, смени гнев на милость и ответь мне. Иногда случаются события, которые все переворачивают с ног на голову, и надо протянуть руку дружбы и примирения, несмотря ни на что. Я не знаю, почему ты сердишься до сих пор? Разве кто-то виноват в той междоусобице, которая охватила страну почти сто лет назад и прошла линией разрыва почти в каждой семье, даже если никто и не хотел этого. Политические взгляды и мнения — у каждого свои. Кромешный двадцатый век во многом уничтожил в людях человеческое, и осталось совсем мало надежды на восстановление попранных основ и истин. Ты знаешь, как все это было… Даниэла наказала хранить семейные тайны, но ради бога, чем виновата эта девочка, воспитанная суровой бабушкой? Ты же знаешь эту непреклонную кровь…
Девочка славная и достойна лучшей участи. Ах, если бы я могла увидеть тебя, но надежды никакой практически нет. И остается только уповать на милость божью. Те письма, которые я тебе писала, надежно ли они спрятаны? Хранишь ли ты их как следует? Прошу тебя, ответь мне, не сердись. Ведь перед лицом вечности мы должны помириться, было бы странно и неправильно уйти в мир иной, не простившись как следует с тобой, не обняв тебя, моя дорогая…
Ты, конечно, понимаешь, что все это быльем поросло, как мы любили с тобой употреблять разные слова-словечки.
Но Мура! Как она была хороша и как она очаровала, пленила нашего бедного Макса.
Ты всегда называла Максима Горького — Макс, в этом тебе чудился некий шарм с иностранным привкусом. Тогда он был просто писатель, ты не думала и не гадала, что он когда-то станет таким знаменитым и вокруг него развернется такая борьба. Несмотря на свои пролетарские замашки, он был очень интересный мужчина, который к тому же умел обращаться с женщинами. Помнишь, как тебя это сразу пленило — такой контраст: грубоватый простой облик, тяжелые руки и тяжелый взгляд и обаяние, идущее изнутри. Человек не скрывал своих симпатий, если ему нравилась женщина, он не ходил долго вокруг и около (еще одно русское выражение). А немедленно приступал к делу. Ты думала, что это будет легким приключением, на раз. Но незаметно сама увлеклась не на шутку. Да и Макс потерял голову. Хотя, судя по его будущим пассиям — вкус у него был отменный. Одна красавица Маша Андреева чего стоит. Было от чего загореться… Да и Мура, с ее обаянием. Теперь можно сказать, что Горькому нравились не просто красивые, но и обаятельные. Обаяние — вещь глубокая, намного глубже красоты, потому красота — это природа, то, что не зависит от человека и относится больше к внешнему, тогда как обаяние — жар души, внутренний огонь, который то греет, то распаляет. Обаяние — штука серьезная, и если им пользоваться с умом, то дел можно таких наворотить… Что и делали с успехом его дамы. И Маша, и Мура (бог мой, что за имя!), и впоследствии Тимоша (тоже штучка еще та!).
Уже за один список своих дам Максим Горький мог бы войти в историю, в пантеон записных ловеласов. Но он не был ловеласом. В нем была простая мужицкая смекалка и поведение без излишних фрейдовских заморочек. Ты же знаешь, как мы все тогда были увлечены Фрейдом. Без него никуда. Я и сама ездила на прием к светилу. Но многое в его теории наносное. В этом я разобралась позднее, а тогда он мне казался светочем мысли и тем, кто все объяснит и разложит по полочкам. Это была ошибка нашего века — суматошного, стремительного, распятого революциями, войнами, катастрофами и гибелью людей.
Иногда я думаю — какой мор или чумовое поветрие пронеслось над Европой и Россией. Принято во всем винить русских варваров, но ведь это не так. Не одна Россия виновата в своих бедах. И мы, европейцы, тоже виноваты в этой чумовой бацилле коммунизма. В конце концов, Карл Маркс — не продукт русской цивилизации, напротив, его сумрачный талант расцвел в недрах европейской мысли. Правда, есть и такие, кто отрицает его талант и называет жуликом. Помнишь жениха Даниэлы? Он страшно ругал Маркса, потому что видел, что Даниэла увлечена новомодными марксистскими штучками. Кто бы мог подумать, что эта рассудительная здравомыслящая девушка до такой степени потеряет голову? А может быть, она и не была такой уж здравомыслящей, как это нам казалось… Мы не можем знать людей до конца.
Мы решили, что новейшие открытия в науке и технике будут способствовать тому, что тайн в человеке не останется. Это ошибка нашего века. Вздор! Человек — существо нежное, сложное, непостоянное. Его поведение зависит от множества факторов, которые невозможно объяснить строго логически. Люди не меняются или меняются очень тяжело. Человеческая натура на протяжении столетий остается такой же. Миром правят власть и гордыня. Девушки стремятся замуж. Мужчины — к реализации собственного потенциала. И все движется, как сказал когда-то наш сумрачный земляк Данте, — любовью.
Я давно мечтала удалиться в монастырь. Меня привлекали прохлада внутри монастырских стен, тишина, покой… Но и здесь невозможно спрятаться от людского горя. Все знают трагедию Монте-Кассино. Жуткая кровопролитная битва. Как Бог мог допустить это? И что? Разве не ставится вопрос решительной радикальной клеризации общества, его невозможности существовать только за счет религиозности?