Битва за Николаевку выиграна! Потеряли сорок офицеров и тысячи солдат. Среди них подполковник Кальбо, командир артиллерии авангарда, капитан Фругони, бывший студент юридического факультета университета в Падуе, студенты генуэзского университета Орзали и Де Рос, Росси из Мачерата, дипломник миланского политехнического, бухгалтер Пиатти, и так далее; невозможно назвать всех.
Они были представлены к двадцати пяти Золотым медалям, из которых двадцать три «в память» (посмертно) и две «живым». Среди последних: генерал Ревербери и лейтенант Зани.
Выиграть битву было необходимо, чтобы выбраться из мешка и соединиться с остальными силами.
День боев у Николаевки был богат эпизодами храбрости и подтверждал, тем не менее, трагическую реальность войны в России. Знаменательный эпизод – это прибытие отставших от частей, основная часть которых бросили свое индивидуальное оружие, эти люди стремились только остаться в живых любой ценой. На передовой немногие проявили смелость, такие люди как Зани, награжденный Золотой медалью за храбрость, дипломированный специалист по экономике и коммерции Фриульского Университета; он прибыл из Албании в Большой, находясь всегда во главе своего «Валь Кьезе». После войны он проживал в Милане.
На рассвете 27 января, в пять часов, батальон «Эдоло» первым покинул Николаевку. Первым препятствием был русский отряд с противотанковыми орудиями и пулеметами, который уничтожил альпийских стрелков Берсани.
27 января, после короткой реорганизации частей, колонна возобновила марш к Успенке. Авангард достиг Ливовки. А на снегу у Николаевки осталось лежать среди тысяч других и тело генерала Мартината.
Чтобы избежать новых атак, продвинулись на другую дорогу по глубокому снегу. Марш продолжался выше всяких пределов человеческих возможностей.
Русские самолеты повторяли налеты, вызывая большие потери.
Днем 28 января в ответ на атаку русских, немецкое командование было вынуждено послать часть подкреплений и незначительные средства, для продолжения пешего марша.
Авангард колонны на перекрестке у Николаевки двинулся на юго-восток по дороге на Новый Оскол. Итальянцы знали, что русские днем заняли этот район, по которому они должны продвигаться, несмотря на угрозу атак русских, к Слоновке, юго-западнее железной дороги. Длительный марш по глубокому снегу означал гибельную потерю физических сил альпийских стрелков, которые до последнего момента прорывались из окружения, которое постоянно сжималось, и вновь вышли к линии обороны союзников.
Во время этого марша пришлось оставить орудия, которые невозможно было продолжать транспортировать слабыми вьючными животными, которых плохо кормили, усталые они теряли силы в длинных ночных переходах под открытым небом.
Эуджисто Корради в своих воспоминаний так описывал события у Николаевки 26 и 27 января 1943 года.
Меня не было в Николаевке, после полудня двадцать шестого января, но стоит сказать сейчас о том решительном сражении. Верю, что никто среди тех, кто участвовал и еще остался в живых, не забудет боевые события в этот день. Еще сегодня, по прошествии двадцати лет, я собрал сотни и сотни воспоминаний. И все они, или почти все, заслуживают уважения, несмотря на череду сражений, и других эпизодов. Многие из рассказов, оставшихся в живых согласуются между собой, хотя, конечно, есть отличия и некоторые неясности. Многие рассказы имели некоторые несоответствия, без сомнений. Тем не менее, основная часть рассказов и наблюдений совпадают, позволяя точно определить начало и основной ход событий битвы за Николаевку.
/…/ В действительности Николаевка не была одной из главных битв кампании. После ее первых фаз, соответствующих тактическим задачам, задачи усложнились грандиозными перемещениями пеших людей, передвижения и атаки с гарибальдийским порывом, а также доведенные до отчаяния, разбитые и окровавленные. Можно оценивать, что в Николаевке было убито на поле боя от четырех до шести тысяч солдат, или от одной трети до половины всех активно участвующих боевых частей без учета огромного скопления отставших и сбившихся с пути людей.
Битва у Николаевки имеет две основные стороны. Первая, это то, что она была практически последней из семи или восьми основных сражений в окружении. Николаевка может наверняка быть определена как последнее препятствие перед освобождением. Также необходимо учесть, что окружение было тяжелым и многодневным, и потом еще, по крайней мере, два раза колонна из оставшихся в живых подвергалась опасности попасть в западню, устроенную русскими войсками. Вторая сторона – основную цену в битве заплатили альпийские стрелки из дивизии «Тридентина», в этом нет сомнения. Но ценный вклад в это сражение внесли также, несомненно, формирования или группы сбившихся с пути и отставших из дивизий «Юлия», «Кунеэнзе», а также «Виченца», кроме того, истощенные немецкие части из XXIV корпуса, которые на тот момент имели только два боеспособных самоходных орудия. Все они участвовали в этом бою. Ради справедливости их также необходимо отметить. Я передаю всем бойцам, оказавшимся в окружении, благодарность за высокий уровень организации частей из трех дивизий Альпийского армейского корпуса. Хочу добавить, что многое делали отдельные взводы, роты, батальоны, батареи, штабы, а также различные группы для сдерживания действий русских в окружении, навязывали бой различным советским частям, нанося им более или менее ощутимые потери. Осталось в живых из Альпийского экспедиционного корпуса в России, может быть, десятая часть из всего состава.
В Николаевке в кульминационный момент битвы было немало солдат также из дивизии «Юлия». Мне рассказывал лейтенант Альберто Крочи, один из товарищей по штабу дивизии: «Началось все когда масса бойцов бежала по откосу в глубоком снегу. Под смертоносным огнем советских войск до дна лощины добрались немногие. Я не видел мертвым известного генерала Мартината, начальника штаба Альпийского армейского корпуса. Но я видел убитых, сотни и сотни альпийских стрелков. Бежавшие впереди все были убиты и лежали на снегу. Через некоторое время перед избами Николаевки все узнали о смерти генерала Мартината. Говорили об этом с удивлением. Говорили, что он погиб, как эпический герой в битве.»
Поблизости от Мартинат в этот момент находился альпийский стрелок Валентино Петрелли из штаб-квартиры армейского корпуса. Петрелли рассказал: «Мы защищались днем, сразу после полудня. Я был в пятнадцати метрах от Мартината, не больше. Спустился бегом, все бежали, стреляя на ходу. Я помню, что сзади находился один немецкий гусеничный автомобиль, на котором был генерал Ревербери, который кричал и жестикулировал руками». Сейчас, я колеблюсь верить или нет тому, что сказал Петрелли. Потом он продолжал: «В двухстах метрах перед нами один русский стрелял из небольшого миномета. Он спрятался в снегу, его едва было видно. Стрелял в быстром темпе, его потом зверски убили. Двигались вперед перебежками, яростно крича. В него стреляли сбоку, а один из нас убил его ударом в голову.» Но вот конец генерала Мартината: «Мина взорвалась близко от него, и осколок попал в грудь. Он упал, поднялся и крикнул два раза: «Вперед, кто остался из альпийских стрелков!» Потом снова упал. Это было на моих глазах, как сейчас помню. В конце спуск был забит мертвыми, ранеными и умирающими. Дон Гнокки кричал с саней, загруженных ранеными, или исповедовал их. Раненые кричали: «Подлые! Долой дуче!»
В нескольких шагах от генерала Ревербери находился в этот трудный момент младший лейтенант Ремо Баччи из 19-й батареи группы «Виченца». Баччи рассказывал: «19-я батарея была среди первых прибывших батарей, мы все утро стреляли по Николаевке. Я помню, что один русский самолет типа «Аист» поднялся над местностью, но был сбит выстрелами, упал вдалеке. В полдень пришел приказ выходить без прикрытия только с орудиями.» Боччи понизил голос: «В артиллерии не выдвигались никогда без прикрытия орудий, такой приказ превращал орудия в мишень для стрельбы. Но мы намеренно выходили без прикрытия для демонстрации русским нашей решимости». И продолжал: «Через некоторое время орудия прекратили стрельбу, было холодно, и некоторые из них просто замерзли. Было много раненых, лейтенант-медик, кажется Маццокки, переходил от одной группы к другой, бегом, согнувшись. У одного альпийского стрелка была оголена нога, красная от крови, он посмотрел на Маццокки и сказал: «Синьор лейтенант у меня лицо замерзло, как и все другое». Позднее получили приказ двигаться к железнодорожной насыпи. В железнодорожном туннеле был генерал Ревербери, который ел кусок хлеба. Чтобы транспортировать гаубицу на равнине, ее необходимо демонтировать, но гаубица замерзла, демонтаж был невозможен. Теперь, в десять или одиннадцать часов, удалось смонтировать орудие на равнине, и потом начали стрелять по избам. Около нас было одно немецкое самоходное орудие. Русский снаряд попал в самоходное орудие, ничтожная немецкая прислуга удирала. Теперь мы кричали немцам: «Вы храбрее нас!». Когда входили в Николаевку, было необходимо уничтожить избу за избой, не было другого способа идти вперед».
Быстрый спуск к станции описывает теперь старший сержант Брино Дегано из штаба 9-го полка альпийских стрелков: «Перед нами были батальоны «Эдоло» и «Вестоне», это точно; позади накапливались прибывающие силы. В полдень спускались всей массой по направлению к станции. Русские стреляли из минометов, одна «катюша» венгерская била в секторе по русским. В какой-то избе мы нашли желто-зеленые брикеты, похожие на немецкий синтетический мед. Среди тех, кто его съел, некоторые умирали и утром они оставались в Николаевке… В избе, где ночевали, были итальянские солдаты, которых русские захватили в плен несколько дней назад».
Фрагмент воспоминаний бывшего лейтенанта Джиузеппе Приско из батальона «Акуила» дивизии «Юлия»: «В Николаевку моя 108-я рота прибыла позднее. Перед нами услышали крики: «Вперед, «Эдоло», вперед, «Валь Камоника!». Сражались уже более часа, русский пулемет стрелял с колокольни. Утром мы, из 108-й роты, сражались еще в Никитовке и в Арнаутово. На снегу лежало огромное количество мертвых, почти все они были из батальона «Тирано» дивизии «Тридентина».