— Все было бы куда проще, если бы они с самого начала сказали правду, — заметил Рен.
— Мы чужаки, а у них нет причин доверять кому-то из нас. Особенно тебе.
— Спасибо.
— Представляешь, вдруг они найдут статую, а мы раззвоним об этом по всему миру? Для них это настоящая трагедия. Одно дело, когда местные политики предпочитают не видеть, что бесценный этрусский экспонат хранится в ризнице, но чиновники остальной части страны вряд ли будут столь великодушны. Здешние боятся, что статую попросту запрут в стеклянном шкафу музея рядом с «Вечерней тенью».
— Где ей самое место, — кивнул Рен, кроша дольки чеснока.
— Пока ты работал, я тут пошарила немного, и посмотри, что нашла.
Она притащила пожелтевший конверт, обнаруженный в гостиной, и разложила содержимое на кухонном столе: несколько дюжин фотографий внучки Паоло, все тщательно надписанные с оборотной стороны.
Рен вытер руки и подошел к столу посмотреть. Она показала на цветной снимок пожилого человека, державшего младенца, на крыльце маленького белого домика.
— Это самое старое фото. Должно быть, снято, когда Паоло ездил в Бостон сразу после рождения внучки. Ее зовут Джози, сокращенное от Джозефины.
На всех снимках была Джози: с друзьями в лагере, на каникулах с родителями, в Большом каньоне или просто одна. Изабел выбрала два последних:
— Это Джози в день свадьбы шесть лет назад.
У девушки были вьющиеся черные волосы и широкая улыбка.
— А этот, с мужем, был сделан незадолго до смерти Паоло. Она перевернула фото, чтобы показать надпись на обороте.
— Не похоже на коллекцию детоненавистника, — покачал головой Рен. — Так что, может, Паоло и не крал статую.
— Именно он сложил ограду и накопил ту мусорную кучу.
— Вряд ли это можно назвать неопровержимым доказательством. Но если статуя не замурована в ограде, где же она?
— Только не в доме, — заверила Изабел. — Анна и Марта обыскали каждую щель. Вроде бы собирались перекопать сад, но Марта поклялась, что заметила бы, если бы Паоло спрятал там что-нибудь. Кроме того, она не позволила бы портить посадки. Понимаешь, существует тысяча мест около ограды или в оливковой роще, а может, даже в винограднике, где он мог выкопать яму и зарыть статую. Я предложила Джулии привезти несколько металлоискателей.
— Верно! Мне это начинает нравиться.
— Вот и хорошо.
Изабел сняла обвязанное вокруг талии кухонное полотенце.
— Довольно разговоров. Выключай плиту и раздевайся. Рен взвыл и уронил нож.
— Из-за тебя я чуть не отрезал палец!
— Хорошо, что только палец! — ухмыльнулась она, принимаясь расстегивать блузку. — Кто говорит, что я не могу быть импульсивной?
— Только не я. Ладно, кажется, отдышался, — буркнул Рен, жадно следя за каждой пуговицей. — Который час?
— Почти восемь.
— Черт. В любую минуту могут явиться гости.
Он потянулся к ней, но она нахмурилась и отступила.
— Я думала, Джулия и Витторио отменили визит.
— Я пригласил Гарри.
— Ты ведь не любишь Гарри.
Она снова отступила и стала застегиваться. Рен вздохнул.
— Кто тебе это сказал? Прекрасный парень. Не хочешь оставить расстегнутыми пару верхних? Кстати, Трейси тоже придет.
— Удивительно, что она согласилась. Сегодня отказывалась даже взглянуть в его сторону.
— Собственно говоря… я… вроде как не сказал ей, что пригласил его.
— Кажется, нас ожидает приятный вечерок.
— Ничего не поделать. Утром они окончательно рассорились, и с тех пор Трейси его избегает. Гарри ужасно расстроен.
— И все это рассказал тебе?
— Парни, бывает, делятся друг с другом. У нас тоже есть чувства, знаете ли.
Изабел вскинула брови.
— О'кей, может, Гарри немного отчаялся, и я тут единственный, с кем он может потолковать по душам. Поверь, этот парень — просто беспомощный хлюпик, когда речь идет о женщинах, и, если я не помогу, он будет торчать тут целую вечность.
— Однако этот беспомощный хлюпик умудрился прожить в браке одиннадцать лет и завести пятерых детей, тогда как ты…
— Тогда как у меня появилась идея, которая, думаю, тебе понравится. Идея, кстати говоря, не имеющая ничего общего с воюющими Бриггсами, если не считать того обстоятельства, что для ее осуществления нужно прежде избавиться от них.
— Что за идея?
Она наклонилась, чтобы подобрать пару грибных ножек, которые он уронил на пол.
— Небольшая сексуально-костюмная драма. Но для постановки необходима вилла, а это означает, что всю семейку плюс нянек нужно убрать оттуда.
— Костюмная драма?
Ножки вывалились из ослабевшей руки.
— Сексуально-костюмная драма. Думаю, постановку лучше осуществить в ночное время. При свечах. И если повезет, во время грозы.
Он взял бокал и задумчиво повертел в руках.
— Получилось так, что распутный принц Лоренцо случайно увидел в деревне одну вздорную крестьянку, далеко не первой свежести…
— Эй!
— Что делает ее еще более привлекательной.
— Чертовски правильно.
— Крестьянка известна в стране своей добродетелью и работой на благо человечества, поэтому отвергает его ухаживания, несмотря на тот факт, что он один из самых смазливых пижонов во всей округе. Черт, во всей Италии.
— Только Италии? Все же всегда следует ставить на добродетельных женщин. У него нет ни малейшего шанса.
— А я упоминал, что принц Лоренцо еще и самый умный тип во всей округе?
— О, это определенно осложняет дело.
— Поэтому он и грозится сжечь деревню, если она не покорится.
— Подлец! Она, естественно, клянется, что прежде убьет себя.
— Чему он ни на минуту не верит, поскольку добрые католички не кончают с собой.
— Тут ты прав.
Рен картинно взмахнул ножом:
— Первое действие начинается той ночью, когда она крадется на уединенную, освещенную сиянием свечей виллу. По странному совпадению именно ту, которая высится на вершине холма.
— Поразительно.
— Она приходит в платье, которое он прислал ей днем.
— Так и вижу это платье. Простое и белое.
— Ярко-красное и потаскушное.
— Что только подчеркивает ее добродетель.
— Он не тратит времени на прелюдию и сразу тащит ее наверх…
— Подхватывает ее на руки и несет наверх.
— Несмотря на то что пушинкой ее не назовешь, но, к счастью, он каждое утро качает мускулы.
Оказавшись в спальне, он заставляет ее снимать одежду… медленно… под его неотступным взглядом.
— А сам он уже обнажен, потому что на вилле очень жарко.
— В спальне еще жарче. Я уже упоминал, как он красив?
— По-моему, да.
— Итак, настало время, когда она вынуждена отдаться ему.
— А вот эта часть мне не слишком нравится.
— Все потому, что ты помешана на контроле.
— И по случайному совпадению она тоже.
Рен смирился с неизбежным.
— И когда он уже готов изнасиловать ее, она случайно видит пару наручников.
— А в восемнадцатом веке были наручники?
— Кандалы. Пару кандалов, лежащих поблизости.
— Весьма кстати.
— И пока его затуманенный похотью взгляд устремлен в другом направлении… — затуманенные похотью глаза Рена сосредоточились на ее грудях, — она протягивает руку, хватает кандалы и застегивает на…
— Я стучал, но никто не ответил.
Они отскочили друг от друга и увидели Гарри, с самым жалким видом стоявшего в дверях.
— Мы проделывали эту штуку с наручниками, — мрачно объяснил он. — Потрясающе.
— Кхм… — неловко откашлялась Изабел.
— Мог бы и постучать, — проворчал Рен.
— Я стучал.
Изабел схватила бутылку с вином:
— Почему бы вам не открыть это? Я принесу бокалы.
Он едва успел налить вино, когда появилась Трейси и при виде мужа гневно ощетинилась:
— Что он тут делает?!
Рен поспешно чмокнул ее в щеку.
— Изабел его пригласила. Я говорил ей, не стоит этого делать, но она воображает, будто умнее всех.
В другой жизни Изабел наверняка сумела бы себя защитить, но сейчас она имела дело с безумцами, так что какой смысл?!
— Лучшего способа я не придумал, — оправдывался Гарри. — Целый день пытался поговорить с тобой, но ты все время убегала.
— Только потому, что меня от тебя тошнит. Гарри поежился, но не отступил:
— Выйдем в сад, Трейси. Всего на несколько минут. Мне просто необходимо сказать тебе кое-что, только с глазу на глаз.
Трейси повернулась к нему спиной, обняла талию Рена и прижалась шекой к его плечу.
— Мне ни за что не следовало разводиться с тобой. Боже! Ты был изумительным любовником. Лучшим на свете.
Рен бросил взгляд на Гарри:
— Уверен, что все еше хочешь жить с ней? Прямо говорю, ты мог бы найти кого поприличнее, и намного.
— Уверен, — кивнул Гарри. — Я очень ее люблю. Трейси вскинула голову, совсем как нюхающий воздух зверек, и, похоже, решила, что запах ей крайне неприятен.
— Ну да, как же!
Гарри понуро опустил плечи и повернулся к Изабел. Тени под глазами придавали ему вид человека, которому терять нечего.
— Я надеялся поговорить с ней наедине, но поскольку Трейси ничего не желает слушать, я скажу вам, если не возражаете.
Но Трейси, кажется, прислушивалась, и поэтому Изабел кивнула.
— Я влюбился в нее с той минуты, когда она опрокинула на меня свой бокал, как я думал сначала, случайно. До сих пор не знаю, верить ли ей, что это не так. На той вечеринке была куча симпатичных парней, которые из кожи вон лезли, чтобы привлечь ее внимание, но мне и в голову не пришло попытаться. Не только из-за ее красоты, — а Господь знает — она была самой прекрасной из всех, кого я знал, — но из-за окружавшего ее сияния. Такая энергия!
Я не мог отвести от нее глаз, но в то же время не хотел, чтобы она это заметила. Но тут она опрокинула на меня свою выпивку, и я никак не мог придумать, что сказать. В голову ничего не лезло.
— Он сказал: «Простите, виноват», — донесся еле слышный голос Трейси. — Я опрокидываю бокал, а этот идиот говорит, что виноват. Следовало бы сразу догадаться.