Отметим, что в отличие от Колли кинематографическая судьба Орор более чем успешна, в её фильмографии картина Луи Маля «Лакомб Люсьен» (1974), и «Париж, Техас» (1984) Вима Вендерса и даже «Апокалипсис сегодня» Копполы. Впрочем, что касается последней работы, то эпизодическую героиню Клеман можно увидеть лишь в расширенной версии фильма.
10 июля на кастинг пришла актриса, претендующая на исполнение роли Эуджении, а также актёр — потенциальный Доменико. Оба мимо. 18 июля — три актрисы и один актёр. Последний режиссёра не впечатлил, но типаж показался интересным, потому Тарковский собирался предложить ему сняться в эпизодической роли крестьянина. Из актрис же понравилась одна: «Очень интересна, глубока и близка тому, что я хочу от этого характера». Кто она, сказать затруднительно, но это ещё не Домициана Джордано. Однако кастинги — это не работа. Праздность, пусть и вынужденная, была для режиссёра испытанием.
5 июля он прогуливался по окрестным магазинам на виа дель Корсо и пьяцца ди Спанья в поисках белых джинсов. Кроме того, в конце месяца возвращаться в Москву, а значит нужны подарки. Почти всегда для подобных походов Андрей находил сопровождающих, но в тот день пошёл один.
7 июля в дневнике появилась чрезвычайно интересная запись: «Разговаривали с Тонино по поводу сценария, который он пишет вместе с Федерико Феллини. Кое-что я им придумал (и очень неплохо): то, что забыта причина путешествия на этом пароходе. И характер человека, которого должен играть [Джон] Гилгуд — он никак не может вспомнить, зачем он здесь и куда они плывут (они плывут похоронить в море урну с прахом знаменитой певицы)».
Речь идёт о картине «И корабль плывёт…» (1983) — удивительной притче о крахе культуры, которая любителями не столько экспрессивного, сколько интеллектуального кино почитается за творческую вершину Феллини. Андрей будто бы вернул долг Федерико, от которого сам — непосредственно или через Тонино — получил несколько важных наводок и идей. Трудно сказать, воспользовались ли авторы советами, но через некоторое время[421] Тарковский не без ревности писал о гонораре Феллини и бюджете этого фильма.
Нужно сказать, что выдающийся британский актёр и режиссёр Джон Гилгуд в ленте так и не снялся. Идея Федерико состояла не конкретно в том, чтобы пригласить именно его, но он хотел отдать роли музыкантов английским театральным артистам. В этом заключался символический жест. Снимать соотечественников Феллини не заставляли, потому идея была воплощена. В фильме участвуют Барбара Джеффорд — актриса Королевской шекспировской компании, которая нередко встречалась с Гиглудом на подмостках, Фредди Джонс, Питер Селлиер и другие представители элиты британской сценической школы.
9 июля Тарковский с Лорой и четой Антониони ходили на фестиваль фокусников. 10-го же, помимо кастинга, произошло одно существенное событие. В судьбу будущего фильма внезапно вмешался Джан Луиджи Ронди, сильно переживавший за дела Андрея. Имея связи «наверху», Ронди воспользовался случаем и посетовал на происходящее в разговоре с Джулио Андреотти — одним из ключевых политиков Италии. В это трудно поверить, но за свою долгую карьеру Андреотти по несколько раз занимал пост министра обороны, министра внутренних дел, председателя совета министров, единожды — министра иностранных дел и массу иных ответственных должностей. Этот чрезвычайно влиятельный человек помимо всего прочего обладал весьма незаурядными политическими взглядами: он был христианским демократом. Андреотти сразу назвал происходящее позором, поскольку Тарковский — самый литургический режиссёр мирового кино, а потому вопрос о поддержке его новой картины пообещал поднять в парламенте.
Ситуация становилась всё более сложной и неоднозначной. С одной стороны, Андрей прибыл в Италию по линии коммунистической партии, через которую Гуэрра лоббировал его приезд. С другой, руками Андреотти его начинал поддерживать противоположный политический фланг. Загадочно… А быть может, наоборот, положение дел прояснялось, ведь в СССР всё было против режиссёра, да и фланг имелся только один.
11 июля было посвящено покупкам подарков, но также Тарковский получил приглашение в Америку на фестиваль независимого кино в Теллурайде, штат Колорадо: «Наверное, паршивенький фестивальчик, но в прекрасном месте — в Скалистых горах, где Форд снимал свои вестерны», — отметил режиссёр. Действительно, смотр в Теллурайде — не первой величины, но он имеет свою, довольно славную историю. Впрочем, она будет написана позже, а в 1980-м форум проводился ещё только в седьмой раз. Фестиваль существует до наших дней, а Тарковский всё-таки посетит его в 1983 году. Написанные слова сыграют с Андреем злую шутку: и в 1981-м, и в 1982-м он будет рад приехать на «паршивенький фестивальчик», но его не пустят московские чиновники. Пока же, в 1980-м, он отказался сам. Начало смотра было назначено на первый понедельник сентября — национальный праздник в Америке, День Труда. Режиссёр не сомневался, что в это время будет занят съёмками «Ностальгии», не подозревая, сколь далеко его предположение от истины.
С 12-го по 14 июля Тарковский помогал Норману Моццато монтировать фильм о классике греческого кино и большом друге Гуэрры Теодоросе Ангелополусе. Интересно, что буквально в то же самое время сам Моццато снимался в картине Ангелопулоса «Александр Великий» (1980). Трудно сказать, рассчитывал ли Норман на помощь Андрея изначально, но отказать хозяину квартиры, в которой он жил, режиссёр, разумеется, не мог, хотя это занятие радости ему не доставляло.
Совершенно точно: на тот момент Тарковский не был знаком со своим греческим коллегой. Они встретятся только 12 марта 1982 года, и общение с Ангелополусом Андрея не впечатлит. Отвлечённая запись в дневнике заставляет задуматься, что даже картины Теодороса на тот момент он ещё не видел. Впрочем, свои самые главные работы грек начнёт снимать во второй половине восьмидесятых. С тех пор они с Тарковским станут часто соседствовать в разнообразных списках лучших режиссёров Европы, века, всех времён…
12-го, 14-го и 16-го Андрей снова виделся с Донателлой Бальиво. Причём если после ужина в первый день в «Мартирологе» появился комментарий, что они проговорили всю ночь, то в остальные дни Тарковский писал лишь её имя. 17 июня — снова ужин в гостях у Бальиво и её мужа Армандо, который, кстати, был торговцем оружием.
18 июля стало известно, что Кристальди в «Ностальгию» вкладываться не будет. В свете событий прошлой недели никакой паники это не вызвало. Конечно, телеканалу «RAI» и лично Фикере теперь придётся искать другие источники финансирования, но задача больше не выглядела неразрешимой.
В тот же день: «Показывал фильм оператору и всем. Ужасная проекция. Норман переводил. Вечером с Норманом и Рере[422] Lanci ужинали у Марины — агента актеров. Прекрасная квартира с террасой, выходящей на Тибр. Устал. Пустые разговоры…» Вероятно, речь идёт о просмотре «Соляриса», поскольку несколько раньше, 15 июля, режиссёр писал: «Пытался (с Франко) поискать кое-какие места в Риме для съёмок. Вечером смотрел „Солярис“ в связи с показом в Таормине. Впечатление самое странное. Плохо играют актёры, особенно Гринько. Плохо смонтировано. Надо бы сократить. Если бы фильм был мой (в смысле проката), я бы его ещё помонтировал. Неточные склейки. Затяжки на склейках. Но, тем не менее… Мне казалось, что „Солярис“ хуже. Там что-то есть. Есть куски просто неплохие». 21 июля Тарковский формулировал ещё жёстче: «Видел „Рублёва“. Очень плохо всё это. „Солярис“, „Рублёв“».
В подобных высказываниях режиссёра следует видеть не столько переоценку прошлых работ, сколько признак творческой эволюции, а также смены эстетического курса. По «Солярису» проходит некий водораздел, заканчивается один творческий период и начинается другой, куда более универсальный, лишённый национальных признаков, но обогащённый метафизикой киноискусства. И безотносительно трагической смерти, эта тенденция достигает апогея в «Жертвоприношении».
Читатели дневников, интервью и прочих текстов Тарковского обратят внимание, что о «Зеркале» он негативно высказывался существенно реже. О «Сталкере» — всего несколько раз, долгое время называя эту картину своим самым удачным фильмом. О западных работах он, за редкими исключениями, плохо не говорил вообще.
Последнюю из приведённых дневниковых записей режиссёр сделал уже на Сицилии, куда отбыл 19 июля. Этот остров — «отдельная Италия» во всех смыслах. Здесь частенько пахнет дымом, недаром вулкан Этна веками считался входом в преисподнюю. Улавливаемые же аллегорические «запахи» зависят от каждого оказавшегося тут человека. Кому-то везде будет мерещиться аромат дона Корлеоне, а кому-то будут бить в ноздри «Приключение» Антониони[423] и «Леопард» Висконти. Автомобильное же путешествие по Сицилии с востока на запад, в сторону Палермо покажется поездкой по картине Ван Гога, чудесным образом сохранившего душевное здоровье.
Что касается Таормины, то в этом городе, расположенном на восточном берегу, традиционно проходило вручение премии «Давид ди Донателло». Место совершенно сказочное. Греки прибыли сюда в 734 году до н. э. и обнаружили, что весь остров плотно заселён. Исконных обитателей Сицилии принято разделять на три народа: элимцы на западе, сиканы в центре и сикулы на востоке. Они принадлежат к разным этническим группам, и быть может, именно из-за такой неоднородности на относительно малой площади остров представляет собой целый мир в миниатюре.
Эллины не помедлили основать по прибытии порт под названием Наксос, а потом, если верить Страбону, выходцы из Наксоса положили начало другому городу — Тавромениону, будущей Таормине. В IV веке до н. э. это было уже весьма преуспевающее поселение, едва ли не крупнейшее на Сицилии.
Не кто иной, как тиран Тавромениона Тиндарион призвал на остров легендарного эпирского царя Пирра, чтобы вместе выступить против Сиракуз. Ганнибал считал Пирра вторым величайшим полководцем после Александра Македонского, а приверженцы спиритуальных взглядов верили, будто неуёмный дух последнего попросту нашёл в эпирском царе своё новое пристанище. Пирр, кстати, ещё и приходился македонскому правителю родственником — его отец был племянником матери Александра.