Шикарная вилла Катена — это комплекс из множества больших и малых строений, венчаемых огромным четырёхэтажным домом, стоящим на возвышении, с многоуровневым подъездом для карет. Вид на ансамбль открывается едва ли не за полкилометра… Это сооружение уместнее было бы назвать дворцом, но его статус не таков. Вилла была построена в XVI веке семьёй Конти. Иными словами, она моложе иных памятников архитектуры времён великих итальянских кланов, но именно потому и сохранилась лучше.
Место имеет обширную не только «реальную», но и кинематографическую историю. Причём здесь снимались и фильмы, к производству которых Де Лаурентис не имел отношения. Из особо примечательных следует отметить картины «Анна» (1951) Альберто Латтуады, «Да здравствует Италия!» (1960) Роберто Росселлини, «Корсиканские братья» (1961) Антонио Джулио Маджано, «Девичье тело» (1979) Паскуале Феста Кампаниле… Зачастую вовсе не главный дом, а флигели были востребованы в качестве декораций. А вот академией вилле стать было не суждено. Удивительно, но замечательному ансамблю не удалось найти применение в современности. Сейчас он, хоть и охраняется государством, находится в запустении, а это очень редкий случай для памятника такого масштаба в Италии.
Однако вернёмся в Сан-Грегорио. После череды мытарств ремонт в чайном домике будет сделан в соответствии с планами Андрея, но пожить в нём семье почти не доведётся. Приведя здание в порядок и изрядно перестроив под себя, Тарковские продадут его. А вот в квартире они пробудут долго, хотя дорога отсюда до Рима через Тиволи будет занимать несколько часов, что страшно неудобно. Памятуя о том, сколь придирчиво режиссёр обсуждал недостатки прежних вариантов жилья, трудно не удивляться тому, что о тесной и бедной квартире с маленькой кухней[740] он скажет: «Обживёмся». Казалось бы, это место станет очередным временным пристанищем в ожидании «дома». Но на самом деле для Тарковского уже не будет ничего более постоянного.
Здесь с Андреем и Ларисой поселится кот Гриша, которого можно увидеть на полароидных снимках. Именно квартиру в Сан-Грегорио режиссёр полюбил особо и, быть может, как раз через неё по-новому полюбил Апеннинский полуостров. Очень ему нравился и монастырь Санта-Мария-Нуово, расположенный неподалёку (@ 41.927021, 12.864249). Примерно в это время Тарковский дал интервью[741], в котором произнёс чрезвычайно важные слова: «Действие „Ностальгии“ происходит в Италии, поскольку я знаю эту страну. Я бывал там неоднократно, и всегда возвращался наполненным разнообразными эмоциями. Кроме того, именно в Италии я ощущаю близость к людям. Когда я работал над картиной, впечатления туриста быстро сменились на более глубинные чувства, а краски стали ярче. Этот фильм стал частью моих личных страданий, поскольку я сам нахожусь вдали от родины, которую покинул около года назад». И далее — особо значимое предложение: «Тем не менее „Ностальгия“ не выражает моего отношения к Италии»[742].
В Сан-Грегорио ему нравились покой и красота. Особенно завораживал вид на церковь святого Себастьяна (via Giovanni Giolitti, 2, @ 41.918165, 12.872660), открывавшийся из окна квартиры. Тарковский сделал множество фотографий этой базилики в разное время суток и в разные сезоны. Он завёл хороших знакомых среди местных жителей. Этими людьми он восхищался, в отличие от итальянской кинематографической общественности. В другом интервью[743] он скажет: «Я… жил[744] некоторое время в одной деревне недалеко от Рима. Там я встретил крестьянина, который всю жизнь работал на земле. Он говорил со мной о том, что крестьянская работа, которую мы рассматриваем, как очень важную, оплачивается ниже всех других. „Если бы речь шла о моей собственной выгоде, я должен был бы бросить сельское хозяйство и открыть, например, продуктовый магазинчик. Тогда бы я сразу разбогател. Но я этого никогда не сделаю“, — сказал этот абсолютно необразованный человек… Смотрите, у этого человека есть чувство долга, это свидетельствует о его духовности». Режиссёр говорит об одном из самых интересных для него жителей коммуны — фермере Пачифико Мартуччи, с которым они сблизились чрезвычайно. Впрочем, в Сан-Грегорио он любил не только простых людей, но даже чиновников! Познакомившись с мэром Франческо Первенанци, Андрей придёт в восторг от него. Он даже специально отметит[745] в дневнике, что не может себе представить, чтобы его мнение о Мартуччи и Первенанци переменилось. На самом деле такая, малозначительная на первый взгляд ремарка — самое главное, что сказано об этих людях. Именно это отличает их от всех остальных на свете, о которых мнение Тарковского постоянно и неизбежно ухудшалось.
Режиссёр будет принимать активное участие в жизни коммуны. 14 августа 1984 года он сделает рисунки костюмов для местного оркестра, одев их наподобие казаков с красными накидками. По слухам, в театре Сан-Грегорио будет даже исполнен его «Борис Годунов», но это почти наверняка легенда.
Однако не станем так сильно забегать вперёд. В начале мая 1983 года Тарковский продолжал торопливо заканчивать работу над картиной, чтобы успеть в Канны. Работа продвигалась трудно и значительно медленнее, чем хотелось. «Катастрофа с титрами. Ещё хуже, чем в Москве», — пишет режиссёр 3 мая. 7-го начинался кинофестиваль, который продлится до 19-го. Показ «Ностальгии» любезно запланировали ближе к концу. 10-го режиссёр сетовал, что вот уже две копии выходят из печати, но его не устраивает качество, да и субтитры не готовы. В эти дни он дал интервью[746] корреспонденту французской газеты «Le Monde», в котором сообщил, что сам ещё «не видел фильм до конца».
Интересна и другая запись от 10 мая: Тарковский отметил, что Андрея Сахарова собираются выпустить из СССР. Все подобные прецеденты имели для него особое значение, вот только откуда взялись такие парадоксальные слухи, ведь 1983 год — один из крайне тяжёлых для академика[747]. Он не просто находится в ссылке, но ещё и содержится в строгом режиме. Сахарова выпустят за границу только в 1989-м, когда он уже будет членом Верховного Совета, но даже в этом случае потребуются огромные усилия множества людей, в том числе и иностранных журналистов. Что же касается поддержки с советской стороны, то за него лично поручатся выдающиеся учёные-академики, такие как физик-ядерщик Юлий Харитон, физик-теоретик Евгений Велихов и другие.
«Ностальгия» в Каннах. Точка невозврата
Май 1983.
Франция (Канны).
Каннский скандал, акт второй, кульминационный. Освещение фестиваля в советской прессе.
Как только пришли известия о том, что в жюри фестиваля будет Сергей Бондарчук, Андрей сразу начал подозревать заговор. Дескать, это Госкино «пропихнуло» Сергея: «Надо ведь кому-то будет меня давить в жюри»[748]. Вероятно, советские структуры действительно лоббировали членство Бондарчука в ареопаге, но вряд ли это было связано с Тарковским. Скорее дело в уже упоминавшихся международных проектах самого Сергея. И если не победа на фестивале, то хоть членство в жюри могло поддержать его авторитет, а также привлечь внимание к фильмам.
Более того, советская сторона была изрядно заинтересована в успехе «Ностальгии». Косвенно на это указывает, например, то, что после показа фильма 9 мая, Суриков и Мамилов взахлёб расхваливали его. Картина понравилась им куда больше, чем можно было ожидать. Такое впечатление, будто ещё в Москве было решено одобрить работу Тарковского и торжественно отправить её в Канны. Тремя днями ранее, когда чиновники только приехали в Рим, режиссёр назвал их в дневнике людьми «с оплывшими лицами и испуганными глазами». Однако Суриков сразу начал осыпать его новыми предложениями и проектами. Причём именно международным, а не сугубо советскими. Если бы, действительно, имелась запретительная директива от Госкино, картину элементарно завернули бы на этом этапе. Но Тарковский вновь видел подвох: «Суриков говорил также о том, что они просят копию фильма в Москву в конце июня. С тем, чтобы показать его на Московском фестивале. Вот тут-то мне и стало всё ясно. Что всё это вранье — и по поводу „Достоевского“, и по поводу Понти[749], и тем более по поводу „Ностальгии“ в Москве. Сказать так, не видя фильма! — разговор в высшей степени странный, фантастический, и здесь, конечно, Суриков, как говорится, погорячился». Логика суждений сомнительна, поскольку после фестивальной премьеры советская сторона определённо имела право получить копию картины через «RAI» и не обращаясь к Тарковскому.
Триумфальный просмотр «инспекторов» завершился праздничным ужином, в котором участвовали и главы итальянской телекомпании. Дабы подчеркнуть нервозное состояние режиссёра, отметим, что, услышав обильное одобрение Сурикова, он начал сомневаться, стоит ли ехать в Канны. Вдруг там готовится засада? Вдруг его схватят и отправят в Москву? Не слишком ли легко согласились советские чиновники?
Параллельно зрели другие тревожные мысли: на фестиваль против «Ностальгии» выставлено целых четыре французских фильма. Тарковский не сомневался, что своим будут подсуживать. В действительности же, сильный претендент из их числа был один — Робер Брессон с картиной «Деньги» (1983). Андрей вовсе не радовался встрече со столь дорогим коллегой, практически кумиром, в таких обстоятельствах. Он переживал и расстраивался: Брессон стар и у него никогда не было «Золотой пальмовой ветви», значит награду наверняка отдадут ему. Помимо всего прочего исполнительница главной женской роли в «Деньгах» Каролин Ланг — дочь министра культуры Франции Жака Ланга.