года.
В последующие века, медленно восстанавливаясь из пепла, город не был вовлечён в серьёзные перипетии, участвуя лишь в феодальных междоусобицах. Апогеем этого периода стало, пожалуй, зародившееся тут восстание против испанского владычества. После чего, в 1694-м, Потенцу полностью разрушило следующее землетрясение.
Через век, в 1799 году, отстроенный заново город противостоял уже королю Партенопейской республики, возникшей на руинах Неополитанского королевства. Собственно, Партенопея — не что иное, как древнее название Неаполя. В 1805-м королём Италии стал Наполеон Бонапарт, хотя на тот момент страна находилась в подчинении Франции уже четыре года — с подписания Люневильского мира 9 февраля 1801-го. Так или иначе, но Наполеон, испытывавший явную слабость к возвышениям — политическим, архитектурным, ландшафтным — назначил город на горе столицей региона Базаликата. Через полвека, в 1848 году, в Потенце закипело восстание уже против Бурбонов, а в 1957-м она была снова разрушена землетрясением.
От века это место становилось тиглем, в котором вспыхивали бунты и бушевали стихии. Потому, когда поднялись флаги Рисорджименто, город не помедлил присягнуть Гарибальди. Почти век Потенца росла, будучи частью единой Италии, пока во время Второй мировой войны её не стёрли с лица земли бомбардировки американских войск. Ну а в 1980-м последовало очередное землетрясение.
Вряд ли Тарковский, Гуэрра и компания обсуждали эту печальную историю, здесь её предпочитают не вспоминать. Привыкший восставать из небытия, город будто стесняется своей фантастической судьбы, заполняясь новыми районами, пряча руины, восстанавливая разрушения без следа. Тем самым, Потенца лишает себя предначертанной ей самобытности, стыдливо покрываясь торговыми центрами (в окрестных населённых пунктах такое их засилье не бросается в глаза) и промышленными предприятиями. Иными словами, изображая благополучие. Зайдя в кафедральный собор, не сразу сообразишь, что с XII века остались только окно-роза да апсида.
Как уже отмечалось, Потенца вряд ли была целью путешественников, оказавшись лишь промежуточной точкой по дороге с одного побережья Италии к другому. Помните, Тарковский писал в дневнике, что раз в двадцать минут «всё меняется»? Скорее всего, главное, что Гуэрра хотел показать своему русскому другу — не какой-то конкретный город, а сам путь от Тирренского моря к Ионическому. Ландшафт здесь, действительно, претерпевает постоянные метаморфозы: сначала трасса идёт вдоль моря, потом, углубляясь в континент, минует города на холмах, скалы, спускается к населённым пунктам в долинах… Далее жёлтые выжженные горы, водохранилища, замки. О перемещении по этой дороге невозможно составить цельное впечатление, ведь каждый брошенный взгляд вылавливает слишком много деталей, слишком много отличий, делающих любую точку маршрута уникальной. Этот путь — географический калейдоскоп. Причём как от Салерно до Потенцы (см. фото 27, 28), так и далее — от Потенцы до Метапонто, следующего упомянутого Тарковским пункта.
Крошечный городок Метапонто — первая точка путешествия, расположенная на побережье Тарентского залива — на своде между «пяткой» и «подошвой» Апеннинского голеностопа. Согласно отчётам итальянского комитета по туризму, редкий гость страны добирается в эти края. А зря. Название предвещает что-то античное. Из истории известно, что тут скончался Пифагор, после того как был вынужден покинуть Кротон, который, кстати, расположен менее чем в двухстах километрах по побережью от «пятки» к «носку». Да, некогда здесь были колонии Великой Греции, но сейчас первое, что бросается в глаза — невероятный контраст между монументальностью исторического названия и тем коттеджным посёлком, который его носит. В городке проживает менее тысячи человек, тут всего несколько десятков улиц, названных в честь Зевса, Геры, Афины, Европы и других мифических персонажей. Здесь, в сущности, лишь две достопримечательности о которых вам поведают в пункте туристической информации. Первая — современная церковь святого Льва на главной площади, напоминающая своей архитектурой провинциальный вокзал. А вторая — замок приморской башни (castello di Torre Mare), похожий на крупный амбар. Всё это может смутить незадачливого путешественника.
Занятно, что автору этих строк в пункте туристической информации сообщили, будто в этих местах родился Фрэнсис Форд Коппола. Для итальянцев «великий режиссёр» — это высший ранг знаменитости, потому, конечно, никакой Пифагор в сравнение не идёт. На самом деле один из основателей «нового Голливуда» появился на свет в Детройте. Юг Италии — родина его деда, да и то — не Метапонто, а расположившаяся неподалёку Бернальда. Коппола, как и многие другие большие художники, очень внимательно относится к своему происхождению, потому неоднократно рассказывал[178] о нём. Тем не менее если в описанной ситуации путешественник впадёт в уныние и отправится восвояси, он рискует пропустить одно из самых фантастических мест Италии, поскольку в этой точке стирается грань между событиями историческими и мифологическими.
Время основания Метапонто обладает поистине эпической неопределённостью. Среди древних летописцев, многим из которых нынче принято отказывать в праве считаться реально существовавшими людьми, нет согласия по вопросу, как именно возник тот город, чьё место заняла ахейская колония Метапонт. Начнём с того, что упомянутое название — имя царя, участника Троянской войны, сына известного труженика Сизифа. Логично предположить, что это — эпоним и один из первых местных правителей. Впрочем, уже историк IV века до н. э. Антиох Сиракузский подвергает гипотезу сомнению, утверждая, будто город был основан неким Метабусом, которого впоследствии перепутали с Метапонтом. Четыре столетия спустя географ и историк Страбон пишет, что здесь осели участники похода Нестора на Трою, отпочковавшиеся от армии. Казалось бы для современных людей Нестор — царь Пилоса, сын Нелея и Хлориды — персонаж сугубо мифологический: аргонавт, фигурант подвигов Геракла, эпизодический герой «Одиссеи». Но, если верить Страбону, от него до Нестора полтора тысячелетия, тогда как от нас до историка — немногим больше, два с лишним. Всё — рядом.
Но, как говорится, не Страбоном единым… Живший на три века позже Марк Юниан Юстин утверждает, будто город был основан не кем иным, как Эпеем — воином и борцом, имевшим склонности к деревянному зодчеству. Эпей выреза́л изваяния богов, но более всего запомнился тем, что участвовал в создании троянского коня. Согласно же Эфору Кимскому, жившему ещё столетие спустя, поселение заложил один из фокидских правителей, а это значит, что обстоятельства и причины были уже совсем другими.
Общее в этих сюжетах одно: Метапонт (древнее название было в мужском роде) стал оплотом пришлых завоевателей, а потому его история — тоже история войн. Сначала с переменным успехом местные жители сражались с италийскими племенами. Потом возник конфликт с Сиракузами, и именно тогда, чтобы обезопасить себя, город заключил союзное соглашение с поселениями Великой Греции на юге Италии. Как известно, это не помогло, начался период гегемонии Сиракуз. Во время Пирровой войны Метапонт выступил на стороне Рима, в результате чего остался в составе римского государства, однако вскоре пал под натиском Ганнибала, оказавшись в сфере влияния Карфагена.
Конечно, древнее поселение располагалось не совсем там, где находится современный коттеджный посёлок, но останки города обязательно стоит разыскать. В окрестностях имеется несколько археологических зон. Особенно значительна та, что в двух километрах на северо-восток и включает руины храмового комплекса, а также древнего амфитеатра (@ 40.383704, 16.823614). К сожалению, здесь сохранились лишь нижние ряды камней и несколько колонн, хотя амфитеатр Экклезиастерион, возникший в VII в. до н. э., составлял более шестидесяти метров в диаметре и вмещал восемь тысяч зрителей. Можно сделать выводы о посещаемости этого места. Однако не столько это строение, сколько останки религиозных сооружений делают данную археологическую зону уникальной. На одном небольшом пятачке, плечом к плечу располагались храмы Афины, Аполлона, Артемиды и Геры. Последний был наиболее крупным. Да что там, возведённый в VI в. до н. э., согласно канонам дорического ордера, он, возможно, был самым огромным строением своего времени в регионе. Это неудивительно. Напомним, Метапонт был колонией ахейцев, почитающих верховную богиню Геру пуще прочих обитателей Олимпа. Для них она — суровая, но справедливая богиня-мать, хранительница браков, дарительница плодородия. Именно сельское хозяйство, точнее, выращивание пшеницы, являлось основным занятием и залогом процветания в городе. Метапонт преуспевал, потому мог даже позволить себе чеканить собственные монеты-оболы. С одной стороны их украшали изображения колосьев, очень напоминавшие те, что потом наносились на советские деньги. С другой же выбивали профиль того или иного олимпийца. Чаще всего появлялась более узкоспециализированная богиня плодородия Деметра.
Но вернёмся к храму Геры. Свод поддерживали шестьдесят восемь колонн в два ряда — внутренняя и внешняя колоннады. Последняя — восемь столпов в ширину и восемнадцать в длину — была удвоена со стороны фасада. Это сооружение имело форму вытянутого прямоугольника. Многочисленные диспропорции и ряд других сомнительных проектных решений наводят на мысль, что храм представлял собой один их первых робких шагов монументальной греческой архитектуры, которая со временем станет совершенной. Более того, его возвели всего за сорок лет — археологи датируют строительство 570–530 годами до н. э. Фантастический темп по тем временам.
В то же самое время, стоящий рядом крошечный храм Афины сооружали почти полтора века — с 610-го по 470 год до н. э. Несомненно, он старейший в этом комплексе. А кому же ещё направлять свои молитвы сражающимся на чужбине ахейцам, как не воительнице Афине Палладе? Впрочем, известно, что её сфера влияния была намного шире, включая покровительство искусствам, ремёслам, наукам, государственному устройству, изобретательности… Иными словами, Афина потворствовала всему, что являлось квинтэссенцией Великой Греции, оттого строить культовое сооружение ей нужно было в первую очередь, ведь там, где есть такой храм, там и Эллада.