– Думаю, тебе лучше все—таки войти. А я вместо ужина приготовлю кофе. Но только ненадолго, ладно?
– Просто выкинь меня, когда захочешь, – манерно растянул он слова, с интонацией человека, которого еще никогда ниоткуда не выкидывали.
Он закрыл дверь изнутри с неким победным чувством, не в силах припомнить, однако, когда ему еще так долго приходилось бороться за чашку кофе.
– Эти дома явно не были построены для высоких мужчин, – смеясь, заметил он, следуя за ней по низкому темному коридору на кухню.
– Потому—то здесь и живет женщина среднего роста! Это старый дом. А в те времена люди были ниже.
Кухня блестела чистотой и пахла свежестью. Старомодный шкаф для посуды был битком набит причудливыми цветными фарфоровыми сервизами, а кувшин с медно—красными рдеющими хризантемами стоял на отмытом столе. За застекленной створчатой дверью открывался вид на море, покрытое барашками, серое и неспокойное сегодня.
– Мне нравится Хембл, – сказал он.
– Великолепно, правда? Вид каждый день новый, потому что море все время меняется. – Она взглянула на него. – Интересно, что ты чувствуешь, возвратившись сюда через столько лет?
Он уставился на море, вспоминая, что он почувствовал, когда впервые приплыл в эту сонную английскую гавань, молодой и свободный, не обремененный тяготами жизни. Это было пьянящее чувство.
– Осознаешь, какая ценная штука время, – проговорил он задумчиво, – как быстро оно летит. А твой старинный дом… – он подумал, какое лучше подобрать определение, – он юн и прелестен.
Ева искренне улыбнулась.
– Спасибо. Это бывший коттедж береговой охраны. Я живу здесь, сколько себя помню.
– Сказать честно, я ожидал увидеть другое.
Она налила воды в чайник.
– И что ты ожидал увидеть?
– Что—то современное. Лоснящееся. Но точно не это.
И она сегодня была совсем не такой, какой он ожидал ее увидеть. Его пульс не должен был биться с такой необузданной силой. Ведь он любит, когда женщины элегантны и изысканны, а не когда они одеты в мешковатые тряпки с пятнами краски. Тем не менее, он навязчиво думал только о ее стройном теле, скрывавшемся под этим странным облачением, а также о том, что до безумия очарован ее кокетливым розовым лаком на пальчиках босых ног.
Ева готовила кофе в тишине, раздумывая над тем, что на кухне что—то изменилась с его приходом и что еще никогда в жизни она не чувствовала себя настолько не в своей тарелке от присутствия мужчины.
Вероятно, где—то в подсознании она так и не сумела перестроиться – стать не пугливым подростком, а зрелой, независимой женщиной. Она мысленно перенеслась в то время, когда была в глазах красивого и богатого итальянца лишь жалкой официанткой. Она слышала, как колотится ее сердце, и беспокоилась – уж не слышит ли этот стук и гость.
– С чем тебе кофе? – с нарочитым спокойствием спросила она.
– С чем угодно.
Звук закипающего чайника был оглушительным, почти таким же, как биение ее сердца. Она обернулась. Он неподвижно сидел, облокотившись на кухонный стол, и наблюдал за ней. Да, ничего не попишешь, его глаза одурманивали ее.
– Ну, так с чем все же? – спросила она не своим голосом.
Он улыбнулся.
– Все равно.
– Ты не хочешь кофе.
– Может быть, и так.
– Тогда зачем ты пришел? – рискованно спросила она.
Он окинул ее взглядом.
– Ничего не мог с собой поделать, – он пожал плечами, как будто ему нередко было свойственно давать слабину.
Ева уставилась на него. Она знала, что совсем иначе ведет себя с другими мужчинами. У нее на работе много мужчин. Некоторые даже потрясающе выглядят. Но в Луке было что—то особенное – сильное и непостижимое, не мешающее ему оставаться восхитительным и доступным. Он так и излучал чувственность. При нем она становилась уязвимой, чего вовсе не хотела.
С одной стороны, она уже начала жалеть, что пригласила его в дом. С другой стороны, ей хотелось пренебречь всеми правилами хорошего тона и без рассуждений кинуться в омут. Отвести его наверх и заняться с ним любовью. Хотя бы раз! Он хотел, чтобы она это сделала. И она знала об этом. Но жизнь не так проста. Да и она не простушка.
– Объясни, пожалуйста, что ты имел в виду, Лука, – сказала она мягко, даже нежно.
Был только один способ объяснить это, и не с помощью слов. Он сделал к ней шаг, заметив по ее вспыхнувшим щекам, что она на это согласна. В глазах Евы застыл испуг, но она не пыталась остановить его. Приблизившись, он провел кончиками пальцев по контуру ее подбородка и почувствовал, как она вздрогнула. Он обхватил ее руками и приблизил свои губы к ее губам на волнующе близкое расстояние.
– Что ты делаешь? – еле дыша, прошептала она.
– Собираюсь поцеловать тебя, – нежно ответил он. – Разве ты еще не поняла этого, сага?
– Ты не должен этого делать!
– Почему?
– Потому, потому что это неуместно в данной ситуации! – выпалила она. – Мы едва знакомы!
– А ты что, никогда не целовалась с человеком, который тебе почти посторонний? – пробормотал он. – Не правда ли, в этом есть какая—то изюминка, что—то сумасшедшее и прекрасное?
Почти посторонний. Что—то неприятное было в этой его оценке. Она изо всех сил пыталась сосредоточиться на какой-нибудь здравой мысли, но могла ощущать лишь неистовый жар его тела, который беспощадно гнал все рациональные соображения прочь из ее головы. Она положила руку ему на грудь.
– Это к делу не относится, но все—таки, с чего ты взял, что у меня нет молодого человека?
Он тихо усмехнулся.
– Нельзя иметь молодых людей, Ева, нужно иметь мужчин. А таких у тебя нет. – Он медленно и небрежно провел кончиком пальца по контуру ее губ. – Даже если он и есть, он ничего для тебя не значит. Потому что ты его не хочешь, сага. Ты хочешь меня.
Это было безжалостно, даже жестоко, но это было правдой. Она его хотела.
В расширенных и ослепленных глазах девушки он прочитал приглашение и начал целовать ее губы, а когда последовал сладостный ответ, он испытал острое и пронизывающее жжение страсти.
– О, – вздыхала она беспомощно. – О!
Он сумел улыбнуться, не отрываясь от ее губ, и ощутил радость от ее долгожданного подчинения. А Ева полностью растворилась в поцелуе: ее пальцы скользили по его плечам, ногти впивались в его кожу, и она чувствовала, что ее колени начинают подгибаться и грозят предательским падением. Она ощущала, как смешались их дыхания и как ее тело слабело, когда он прижимал ее к себе все теснее. Собрав остатки здравого смысла, она попыталась взять себя в руки, но тщетно.
– Лука, ради бога…
Он поднял голову и взглянул на нее, его темные, почти черные, глаза прожигали ее насквозь.
– Что? – прошептал он.
– Это сумасшествие. Безумие. Я никогда так не поступаю.
– Ты только что поступила, – надменно уточнил он. – И ты хочешь поступить так еще раз.
Да, она хотела. Она предоставила ему роль господина, и он поддался соблазну, а ей это нравилось. Может, даже слишком. Она задала себе вопрос, был ли он столь же властен в постели? Сильный, яркий блеск в его темных глазах говорил ей, что да, это очень возможно. Но способен ли он не только получать, но и отдавать взамен?
– Ты ведь хочешь. – Он рассмеялся, почувствовав, как она все теснее прижимается к нему. – Да, моя милая, да, ты этого хочешь.
Это был не вопрос, а утверждение. Она не ответила, а просто прижалась к его бедрам и почувствовала, как он дернулся и издал мучительный стон.
– Сага mia, какое блаженство! – простонал он.
Никогда прежде не испытывал он такие яркие эмоции.
Почему именно с этой женщиной? Он еще теснее прижался к ней, испытывая блаженство оттого, что она сможет ощутить его твердость. Ева почувствовала настолько острое желание, что потеряла голову.
Она провела пальцами по его волосам, пока он покрывал поцелуями ее рот, щеки, шею… Вся целиком, она унеслась в неизведанные края. Туда, где не задумываешься больше ни о чем, кроме того, что важно сию секунду. И секунда эта наступила.
– Лука!
Это был слабый подавленный плач. Мольба.
Просьба. Нужда, совпадающая с его нуждой. Он было подумал, что она хочет его остановить, но тут же был ошеломлен и сметен ее рвением. С трудом оторвал он губы от ее губ, дыхание его сбилось. Это было сумасбродным и сладким, мгновенным и неожиданным. Вероятно, нечто похожее ощущаешь, когда долго страдаешь от голода, а потом случайно наталкиваешься на пиршественный стол.
– Где кровать? – возбужденно спрашивал он. – Туда, немедленно!
О боже! Кровь ее горела огнем. Она чувствовала силу и слабость одновременно, будучи переполненной единственным желанием – быть с ним рядом здесь и сейчас, настолько близко, как это возможно между мужчиной и женщиной.
Но это было не правильно. Кем он будет ее считать? Одной из тех женщин, которыми правит лишь плотский голод? Но, что еще важней, как она сама будет воспринимать себя после этого? Усилием воли Ева вырвалась из его объятий.
– Нет. Прекрати. Я говорю серьезно. Я так не могу.
По его телу пробежала нервная дрожь разочарования, а в глазах застыл немой укор.
– Что? Почему?
Слова эти дались ему не сразу и с огромным трудом.
– Мне не следовало этого делать! Прости меня, Лука. Чувства затопили меня, но…
Его лицо окаменело, и она подумала, что не вправе осуждать его за это. Она повела себя как самая ужасная женщина спровоцировала его, заставила себя захотеть, а потом прервала.
– Ты уже сделала.
– Это просто, бессмысленно, разве нет?
Он наградил ее высокомерным вопрошающим взглядом.
– Бессмысленно?
Она растерянно улыбнулась, как будто молчаливо прося, чтобы неожиданно возникший лед между ними растаял. Но не увидела ответной реакции.
– Конечно же, бессмысленно: ты живешь в Риме, а я в Англии.
Его усмешка была злой.
– Я думал, мы собирались провести только день в постели, – манерно сказал он. – Я не планировал связывать нас длительными отношениями!