й ему «учтиво, но с тоном победителя, что получено приказание занять Милан. <…> Мы с ним уговорились, что я через час буду входить в город и сверили для сего свои часы». В итоги ключи от Милана принял всё тот же Денисов, а австрийцы, которым он послал рапорт о сдаче города, заявили, что устали и пришли, во главе с Меласом, в ломбардскую столицу лишь на следующий день. Атаман пишет, что при этом «я его, не слезая с лошади, обнял, но старик Мелас при сем случае упал со своей лошади».
Очевидно, что Суворов тактично соблюл тут политкорректность – Милан и Ломбардия были австрийской вотчиной, и успех русского оружия служил австрийской реставрации и легитимности. Впоследствии общим местом стало занятие Милана именно австрийцами, хотя более информированные источники сообщают, что первыми «проникли» казачьи отряды.
Миланцы приветливо, даже восторженно встречали русско-австрийское войско: республиканцы, адепты марионеточной Цизальпинской республики, и французы вели себя развязно и успели разочаровать горожан, да и как меланхолично писал тогда один современник, «обыватели всегда рады новым ярким событиям»[58]. Республиканцы оскорбляли чувства верующих, глумились над святынями, закрывали религиозные учреждения. Французы, перед тем как покинуть Милан, опустошили городскую казну и вне очереди, досрочно, собрали с горожан ежегодный налог.
Живописных казаков прозвали «русскими капуцинами» из-за пышных бород. Суворов, как вспоминали очевидцы, вел себя, как обычно, весьма экстравагантно – христосовался с итальянцами (вход пришелся на православную Пасху), объясняя им – на итальянском, которым владел, – что идет «возвращать католическую веру». Показательно, что он смещает тут акценты – из области военно-политической (помощь союзникам-австрийцам), в область духовную, религиозную.
Примерно то же самое, возвращение католической веры, ощущали представители Миланской Церкви.
Накануне торжественного входа в Милан, 17 апреля ст. ст., Суворова принял в своей резиденции в Монце архиепископ Филиппо Мария Висконти (1720–1801), поблагодаривший за освобождение Ломбардии. После триумфального марша русской армии по городу 18 апреля был отслужен в кафедральном соборе благодарственный молебен «Te Deum», как это делалось прежде в Удине и Вероне. Архиепископ – полный тезка последнего правителя Милана из рода Висконти – в то время уже был 80-летним старцем. На миланскую кафедру он взошел по личному выбору австрийского императора, и в целом, естественно, проводил проавстрийскую политику. Был известен как талантливый проповедник и меценат. Торжественно встретив союзников, при возвращении французов монсиньор был вынужден бежать из родного города. (Однако в последние месяцы перед смертью оккупанты дозволили ему вернуться на кафедру).
Перед тем как отправиться в Дуомо, на торжественный молебен, Суворов посетил храм Сан Джорджо аль Палаццо (виа Торино, № 56), помолиться св. Георгию Победоносцу, небесному покровителю христолюбивого воинства, особо им чтимому[59]. Согласно городскому преданию, полководец, войдя в храм, опустился на колени и поцеловал пол, а затем на коленях подполз к алтарю, где долго и истово молился. Городские предания позднее развивались, и в Милане рассказывают малоубедительную историю, что якобы полководец въехал в храм верхом на лошади…
В честь Суворова и союзников видный местный композитор Амброджо Минойя (1752–1825), позднее – директор миланской Консерватории, написал, на стихи Лоренцо Чичери, торжественную кантату, стихи которой, в рукописи, удалось обнаружить в архиве Консерватории. Ее исполнил 25 мая 1799 г., уже после ухода из Милана Суворова, в «Ла Скала» тенор Винченцо Алипранди. Правда, спустя шесть лет тот же композитор Минойя сочинил кантату в честь Наполеона и его коронации «железной короной» в Милане…
Фельдмаршал Суворов остановился, в Палаццо Бельджойозо, всего на три дня, с 18 по 20 апреля ст. ст., – впереди был поход далее на запад, в Пьемонт, и новые победы.
Особняк Бельджойозо, постройки Пьермарини, одно из самых видных строений в Милане в стиле неоклассицизма, господствует на одноименной площади. В течении веков он принадлежал одному из самых видных северо-итальянских родов Бельджойозо, выдвинувшихся в местной истории еще с XIV в. и давших многих полководцев, политиков, дипломатов, меценатов.
В середине XVIII в. Антонио Барбиано ди Бельджойозо получил от императора Иосифа II титул князя Священной Римской империи за верную службу трону. Его сын, князь Альберико XII (1725–1813), и принимал в Милане в конце апреля 1799 г. полководца Суворова. Опять-таки, как и монсеньор Висконти, это – проавстрийский представитель городской элиты. Один из самых блестящих миланцев той эпохи, князь Альберико XII являлся императорским советником, кавалером Орденов Золотого Руна и Железной Короны, первым префектом художественной Академии Брера, покровителем литераторов и художников. Взяв в жены представительницу другого блестящего северо-итальянского рода, Анну Риччарду д’Эсте, он присоединил ее фамилию к своей: в такой форме она и появилась на фронтоне миланской родовой резиденции.
В литературе упоминался, с легкой руки военного историка графа Д.А. Милютина, альтернативный миланский адрес Суворова – Палаццо Кастильоне, однако еще в 1903 г. французский военный историк Эдуар Гашо [Edouard Gachot] в своей монографии «Суворов в Италии» («Souvarow en Italie»)[60] разъяснил ошибку и прямо указал на Палаццо Бельджойозо – ради этого уточнения Э. Гашо специально ездил в Милан. Вместе с тем возникало новое затруднение – в Милане в настоящее время существуют три здания, имеющие принадлежность к семье Бельджойозо. Однако вне сомнений, что Суворов останавливался именно в особняке на одноименной площади: это – родовой, фамильный особняк, отмеченный гербом, своего рода официальная резиденция княжеской семьи, в то время как два других здания даже не именовались «palazzo», а иначе – «вилла Бельджойозо»[61], и «дом (casa) Бельджойозо».
Существует еще один курьезный суворовский след в миланском городском убранстве.
В центре прекрасного Палаццо дей Джуреконсульти, где прежде стояла статуя одного из испанских владык – Филиппа II, в 1833 г. появилась внушительная статуя св. Амвросия Медиоланского, резца Луиджи Скорцини. Некоторый период, почти 30 лет, эта ниша пустовала – дело в том, что якобинцы в начале 1799 г. сбросили с фасада изображение испанского монарха, заменив его фигурой Брута – «тираноубийцы» и героя республиканцев разных эпох. Суворовские солдаты, возмущенные этой «антимонархической» скульптурой, после освобождения Милана, в апреле того же года ее разрушили, а перед этим, вкупе с итальянскими патриотами[62] и австрийцами, срубили т. н. дерево свободы, посаженное якобинцами перед кафедральным собором.
После ухода русской армии, австрийцы сначала вели достаточно либерально по отношению к неверным подданным, однако не обошлось – чуть позднее – без репрессий. Когда же сюда в 1800 г. вернулись французы и Милан стал столицей Италийского королевства, произошла некая смена элиты, и к рулю власти пришли профранцузские настроенные миланцы. Многим, в том числе князю Альберико XII Барбиано ди Бельджойозо, пришлось уйти в тень.
Вторая реставрация 1815 г. вновь привела австрийцев в Ломбардию, однако к тому моменту уже стали вызревать патриотические движения – нация стремилась избавиться от чужеземной, пусть и просвещенной опеки. После окончательного падения австрийского правления в 1860 г., всё с ним связанное стало очерняться. Так был подзабыт и русский эпизод в Милане 1799 г.[63]; современная задача – восстановить его историческое значение. Этому послужила и водруженная (26 мая 2011 г.), в рамках Года русской культуры в Италии, мемориальная доска на Палаццо Бельджойзо. Первоначально инициаторами была составлена, при участия автора этих строк, такая надпись:
ВО ДВОРЦЕ БЕЛЬДЖОЙОЗО В АПРЕЛЕ 1799 ГОДА ОСТАНАВЛИВАЛСЯ ФЕЛЬДМАРШАЛ АЛЕКСАНДР СУВОРОВ, КОМАНДОВАВШИЙ СОЮЗНОЙ РУССКО-АВСТРИЙСКОЙ АРМИЕЙ, ОСВОБОДИВШЕЙ В АПРЕЛЕ-АВГУСТЕ 1799 ГОДА ЛОМБАРДИЮ И ПЬЕМОНТ ОТ ФРАНЦУЗСКИХ ЗАВОЕВАТЕЛЕЙ И СОКРУШИВШИЙ МИФ О НЕПОБЕДИМОСТИ АРМИИ НАПОЛЕОНА БОНАПАРТА.
Но после разного рода согласований с городской администрацией текст ее вышел иным, без упоминания французских завоевателей, австрийских союзников и мнимой непобедимости наполеоновской армии:
IN QUESTO PALAZZO NELL’ANNO 1799
IL GENERALE FELDMARESCIALLO
ALEKSANDR SUVOROV
GRANDE CONDOTTIERO RUSSO
FU OSPITE DURANTE LA CAMPAGNA
DI LOMBARDIA E PIEMONTE
[В этом дворце в 1799 г. во время Ломбардо-Пьемонтской кампании останавливался великий русский полководец генерал-фельдмаршал Александр Суворов]
Что сказать, и Суворов любил краткость…
Но политкорректностью не отличался.
Павия[64]Марко Галандра
Итальянская кампания 1799 г., столкнувшая русско-австрийские и французские войска – один из самых малоизвестных сюжетов наполеоновской эпохи, хотя представляет особый интерес с точки зрения военной истории.
Кампания шла на протяжении 5 месяцев, преимущественно в Ломбардии и Пьемонте, косвенно затронув и другие регионы Апеннинского полуострова, и отличалась серией жестоких и кровопролитных сражений, а также постоянными перемещениями воинских контингентов по долине реки По и на стыке Лигурийских и Эмилианских Апеннин. Она показала, что генералам Французской республики, несмотря на их решительность, опыт и личные достоинства, не хватало некой «искорки» – той тактической и стратегической «интуиции», которой обладал Наполеон Бонапарт и которая помогала ему в победах на итальянских, и других, полях сражений.