Я некоторое время обдумывал сие заявление, слушая вместе с остальным отрядом грохот и скрежет металла о дерево, доносящийся из соседней комнатки. Потом встал на прикрытие с прекрасной охотничьей винтовкой – «Холланд и Холланд» калибра 0.375 на основе винтовки «Маузер», – пока двое наших, ушедшие на разведку в комнату напротив, не вернулись обратно.
В одной руке Холмс действительно держал стрелу, но теперь я понял, что он имел в виду.
– Арбалетная стрела! – воскликнул я, потому что это была она: гораздо короче и толще обычной, какими стреляют из простого или двояковыгнутого лука, но в данном случае гораздо эффективнее, потому что бо́льшая масса такой стрелы обеспечивала большую точность боя при прохождении через преграду – например, оконное стекло. Когда-то такие стрелы пробивали рыцарский доспех – и у нас, в этих открытых комнатах, не было никаких шансов. Вокруг стрелы была обернута, похоже, писчая бумага; Холмс уселся за стол, мы снова зажгли лампы и свечи и смотрели, как он осторожно снимает записку с древка.
– Роберт, может, ваш брат и не разбирается в современных взрывчатых веществах, но из старинного оружия он стреляет просто поразительно – отсюда до западных ворот не меньше пятидесяти ярдов, и хотя на линии огня не так много деревьев, худшему стрелку они наверняка помешали бы!
– Да, доктор, – ответил Роберт Сэдлер. – Когда мистер Холмс говорил, что мы должны оставаться во внутренних комнатах, если нам дорога жизнь, он не преувеличивал: это жестокое оружие, Вилл может им отстрелить зайцу уши с пятидесяти ярдов, я сам видел!
Холмс прочитал записку (похоже, очень короткую) и в замешательстве поднял брови.
– Что такое, Холмс? – осведомился я. – Наверняка они требуют нашей капитуляции?
– Я тоже так думал, – ответил Холмс намеренно, даже нарочито ровным голосом. – Но это гораздо более… личное. И гораздо более чудовищное… – Он кинул быстрый взгляд на мисс Маккензи, чье лицо снова заволокло ужасом. – Миссис Хэкетт, – сказал Холмс, предчувствуя новый кризис, – быть может, вам лучше вернуться в кухню вместе с племянницей…
– Не пойду! – крикнула девушка, с удивительной быстротой бросилась к Холмсу и выхватила у него из руки записку – Холмс просто не успел ее убрать. Уставившись на бумагу, девушка медленно попятилась к двери в коридор. – Да… – пробормотала она. – Да, я так и знала – я этого не вынесу – он хочет забрать меня!..
– Кто, дорогая моя? – спросил я, очень осторожно подвигаясь к ней.
– Ш-ш, Элли, мы тебе поможем, – сказала миссис Хэкетт. – Здесь никого нет…
– Есть! – вскричала Элли. – Я же говорила, что слыхала его! Он опять бродит, неужто не понимаете? – Ужасно было слышать ее, а еще ужаснее – видеть, потому что, выкрикивая это, девушка тряслась всем телом. – Я ушла оттуда, где мне велено было ждать, – я его предала, неужто не ясно? А теперь он за мной пришел…
– Нет, Элли, – сказал Роберт, пытаясь подойти и как-то утешить ее. – Вилл не может просто так сюда прийти, мы бы знали…
– Да не Вилл! – Голос девушки уже срывался на визг. – Это он – мне надо обратно в башню, он велел мне быть там, может, если я пойду, он меня оставит в живых!
– Не нравится мне это, Ватсон, – тихо, настойчиво сказал мне Холмс. – У вас есть чем ее успокоить?
Я покачал головой, чувствуя себя совершенно беспомощным; но тут я увидел на другой стороне комнаты буфет и, подойдя к нему, сказал:
– Мисс Маккензи, может, выпьете бренди? Попробуйте…
Но когда я налил немного и попытался передать стакан девушке, она взвыла еще громче:
– Нет! Я помню, вы меня тогда уговорили спуститься! Мне надо обратно, не видите? Я должна была ждать там, а теперь он за мной придет!..
Видя, что девушка не слышит голоса разума, Роберт попытался крепко схватить ее за плечи, но она опять вырвалась.
– А от него не закрыться, Роб, ты что, не видишь? – Девушка продолжала пятиться к двери в коридор. – Потому как он и не уходил никуда!
Мы застыли как вкопанные – несомненно, потому, что слова эти глубоко потрясли нас; но как бы то ни было, мисс Маккензи внезапно рванулась из комнаты, помчалась к Большой лестнице и дальше; никто из нас и шевельнуться не успел, чтобы остановить ее. Первым бросился вдогонку Холмс, все остальные быстро последовали за ним; но прежде, чем мы успели догнать убегающую девушку, она влетела в северо-восточную залу для приемов – длинную, просторную комнату, из которой открывался прекрасный (а ныне – пугающий) вид на ветхие готические арки развалин старого аббатства и на отделяющую нас от них железную внутреннюю ограду дворца. Красота этого покоя поражала особенно теперь, когда все освещение комнат и залов на этой стороне дворца было по настоянию Холмса погашено. Очевидно, мисс Маккензи хотела добежать до западной башни, полная решимости вернуться в комнату, откуда мы ее увели; но как только ее юный гибкий силуэт нарисовался на фоне оконных рам и залитого лунным светом аббатства за ними, она с ужасом возвела взгляд на небо над руинами, и все мы – вместе с ней…
Почти полную тьму прорезало нечто ужасное: пылающее ядро, источающее струи огня; поначалу мы не разобрали, какой оно формы. Скоро, однако, оно достигло верхней точки дуги и начало падать в нашу сторону; огненная масса раскрылась, словно некий огромный устрашающий цветок, и стало ясно, что это – распростертое в воздухе человеческое тело. Зрелище было ужасное, и притом совершенно потустороннее – но не настолько, чтобы мы не сообразили, что сейчас этот снаряд у нас на глазах проломит окно и подожжет залу, восточное крыло, а может, и весь дворец. От одной мысли об этом миссис Хэкетт завизжала в унисон с мисс Маккензи, а почти все прочие, включая меня, громко выругались, потрясенные, с трудом веря в происходящее. Только Холмс и его брат хранили молчание; типичное проявление их незаурядной невозмутимости, способности сосредоточиться и планировать свои действия даже в самом ужасном и безнадежном положении. Мы все собрались с духом, готовясь противостоять разрушению, несомому сим чудовищным пылающим ужасом, а Роб Сэдлер героически использовал возможность – бросился вперед, наконец-то схватил визжащую в истерике мисс Маккензи и оттащил ее от окна…
А потом опасность вдруг миновала – так же быстро, как близилась к нам. Огненное ядро ударилось о стену дворца снаружи как раз над окном; это была счастливая и удивительная случайность, но удар тела о камень сопровождался серией тошнотворных звуков, в которых я узнал треск одновременно ломающихся бесчисленных человеческих костей. Мгновение – и все еще дымящийся труп отлетел и упал на землю под окнами, а Холмс криком прервал наше остолбенение и призвал нас к действию.
– Эндрю – оставайтесь тут с женщинами. Хэкетт, где ближайшая лестница и выход?
Вместо ответа Хэкетт рванулся в нужном направлении, Холмс, Роберт и я последовали за ним, Майкрофт поневоле замыкал цепочку; мы спустились потайной лестницей для слуг, узенькой и тесной, спрятанной в восточной стене, и через дверь вышли в парк, к развалинам аббатства. С этого места была хорошо видна обгорелая груда плоти, лежавшая у внешней стены дворца, и все мы, не раздумывая, бросились к ней. Если бы мы знали, что нас ждет, быть может, мы поумерили бы свой пыл; потому что обгорелый труп, лежащий на земле, все же можно было узнать, а, как ни жестоко это звучит, на такие тела гораздо приятнее смотреть, когда они принадлежат незнакомцам.
– Боже милостивый! – воскликнул запыхавшийся Майкрофт Холмс, поравнявшись с нами. – Доктор… кто… и как?..
Но ответил ему Холмс:
– «Кто» – нетрудно сказать, Майкрофт. Видишь выступающую носовую перегородку? Если не ошибаюсь, это твой юноша из военной разведки.
Я прикрыл рот носовым платком – иначе было невозможно дышать – и удостоверился в страшной истине.
– Совершенно верно, – вскоре объявил я. – И он не просто мертв – от удара у него переломались почти все кости. Должно быть, он ударился о стену со страшной силой – но что было источником этой силы и при этом смогло добросить тело из-за восточной ограды…
– Та же штука, что так же раздробила тело Денниса Маккея о камни старого аббатства, – ответил Холмс. – Та, которая еще может причинить… – Внезапно он замолчал, увидев что-то на мертвом теле. – Ватсон, – спросил он, – что это у него на шее?
Я заметил среди обугленного мяса и обгорелой одежды небольшую, но тяжелую металлическую коробочку, висевшую на шее трупа на почерневшей цепочке.
– Похоже на небольшой патронный ящик, – ответил я, поднимая эту вещь носовым платком. – Их обычно делают огнеупорными – может, там внутри что-то есть.
– Конечно, есть, – раздраженно и нетерпеливо ответил Холмс. – Иначе зачем он?
Мне удалось поддеть крышку перочинным ножом, и внутри я обнаружил предмет, который нападающие, видимо, пытались уберечь от огня. Это была записка, обернутая для сохранности мокрыми тряпками; но на этот раз записка преследовала сугубо практические цели.
– «Вы видели, что ждет вас всех, – прочитал я вслух, разбирая написанное на мокрой до прозрачности бумаге. – Страшная смерть либо безумие. Но вы еще можете спастись: лишь принесите нам содержимое кровати королевы Марии из западной башни. И не надейтесь на новенькие цепочки и замки! Поверьте, эти жалкие штучки не спасут вас от…»
Позже мы сделали вывод, что Вилл-Верняк Сэдлер в это время смотрел на нас в какой-нибудь бинокль или подзорную трубу и, когда увидел, что мы читаем записку, подал знак своим союзникам – потому что именно в этот момент мой голос заглушили ужасающие звуки. Со стороны западных ворот донесся грохот взрыва; раскаты отдавались по всему дворцу, по парку и даже, как нам показалось, по всему городу за пределами парка. Потом раздались громкие голоса – они также отскакивали эхом от камней Холируд-Хауса. Первый человек пронзительно вопил, без сомнения – от острой боли; второй невнятно командовал, а третий просто кричал и ругался, потеряв от страха рассудок.
Мы стояли и слушали – и тут наконец в какофонию влилась еще одна волна звуков, гораздо более знакомая (и так радостно было ее слышать): свистки полицейских, шум и топот, которые ни с чем нельзя было перепутать – так шумят «бобби»