любой другой, встречаются явления, которые мы не в силах объяснить. Мы уговариваем себя, что в один прекрасный день наука найдет им объяснение; может, и так. Но пока что необъясненность этих явлений придает им невероятную силу – потому что они заставляют отдельных людей, а также поселки, города и целые страны, вести себя страстно и неразумно. Они поистине могущественны; а надо признать – что могущественно, то существует на деле. Реальны ли эти явления? Это неправильный вопрос и даже бессмысленный. Реальны они или нет – они имеют место. – Он встал – голову его окутывал ореол дыма, казалось, почти осязаемого; Холмс опять подошел к тому же окну. – Мы верим; мы поступаем в соответствии с нашей верой; другие люди говорят нам, что наша вера ложна; но как наша вера может быть ложна, если она способна убедить нас, иногда – многих из нас, изменить свое поведение? Нет, Ватсон, – то, что служит побудительной силой для поступков людей, как мы совсем недавно видели, несомненно, обладает могуществом. Реальны ли духи? Да реальны ли боги? Нам не дано знать; но они – важные факты, определяющие взаимоотношения людей. Так что… – Он указал трубкой на лавочку через дорогу. – Вы видели девушку, игравшую перед лавкой, когда входили туда? Если вы верите, что видели, вы уже никогда не будете прежним; если предпочтете не поверить, если убедите себя, что она вошла в другой дом, вы все равно изменитесь, хотя и по-другому – даже отрицая эту встречу, вы придаете ей силу. Как бы то ни было, встреча остается фактом; притом единственным фактом, имеющим отношение к делу, который подлинно важен для вас, для ваших спутников и знакомых, на которых влияют ваши поступки. Поэтому была девушка или нет – не имеет почти никакого значения. Эти истории тоже делают Бейкер-стрит тем, что она есть. Может быть, они не реальны; но они – такие же факты, как и сама улица…
Внезапно Холмс повернулся, помахал ладонью у лица, чтобы развеять облако дыма, сознательно переменил направление мыслей и разговора, а затем опять сунул трубку в зубы и упер руку в бок.
– Итак, дружище! Не забывая об этой скромной теории, давайте постараемся отыскать преступника, который оперирует исключительно в сфере материального. Кажется, это будет очень приятная задача – для разнообразия…
И с тем мы вернулись к нашим газетам и нашей работе.
Послесловие
– Доктор Крайцлер, мистер Шерлок Холмс.
Вероятно, самая знаменитая сцена знакомства персонажей в литературе на английском языке (не говоря о множестве других, на которые была переведена эта книга) происходит в первой главе романа «Этюд в багровых тонах», написанного в 1887 году неизвестным тогда британским писателем.
– Доктор Ватсон, мистер Шерлок Холмс, – представил нас друг другу Стэмфорд.
– Рад познакомиться, – сердечно произнес Холмс, сжав мою руку с силой, какой я в нем не предполагал. – Вижу вы прибыли из Афганистана.
– Господи, как вы это узнали? – Я был потрясен.
– Не важно. – Он усмехнулся чему-то своему.
Это была встреча медиков, и автор намеренно поместил героев в научную обстановку – химическую лабораторию крупной лондонской больницы Святого Варфоломея. (Много лет на стене лаборатории висела мемориальная латунная табличка в честь этого события.) Джон Г. Ватсон, от лица которого ведется повествование, только что вернулся из действующей армии, со второй афганской кампании. До войны Стэмфорд был при нем «перевязчиком», то есть ассистентом хирурга в той же больнице Святого Варфоломея. Создатель этих литературных героев, Артур Конан Дойл, – тоже врач. Третий участник сцены, как выяснилось впоследствии, медиком не был. Но, хоть Шерлок Холмс и не врач, Конан Дойл, придумывая Холмсов детективный метод, вспоминал доктора Джозефа Белла, который некогда преподавал Дойлу медицину в Эдинбургском университете; способности Белла к наблюдению и выводам помогли ему стать изумительным диагностом.
Это было, как пробормотали бы тогда себе под нос шотландские коллеги Конан Дойла, «хитро́ придумано». Как вспоминал много лет спустя доктор Конан Дойл, за исключением Огюста Дюпена, парижского сыщика, описанного пионером жанра – Эдгаром Алланом По, – большинство современных ему литературных героев-сыщиков добивались результата волей случая или удачи. Конан Дойла, как он сам рассказывал, это не устраивало, и он решил создать детектива, который станет бороться с преступлением, как доктор Белл боролся с болезнью. Короче говоря, к расследованию преступлений следовало применить научный метод. Для 1887 года это был новаторский подход, но он сработал – сначала в литературе, а потом и в жизни: она часто подражает искусству, когда, как в нашем случае, произведение создано гением.
И хотя Шерлок Холмс не был врачом, Конан Дойл наградил его хорошим запасом врачебных познаний и всем богатством современного научного метода, которым владел сам – усвоенным в «суровой школе медицинской мысли», где он обучался. Стэмфорд везет Ватсона знакомиться с Холмсом и рассказывает ему, что Холмс:
…слишком одержим наукой, и порой это граничит с бездушием. Я, например, вполне могу представить себе, как он дает другу щепотку новейшего растительного алкалоида – и не по злобе, уверяю вас, а из любви к научному эксперименту: чтобы скрупулезно зафиксировать симптомы воздействия яда. Но, надо отдать ему должное, полагаю, скорее и с полной готовностью он примет препарат сам. Судя по всему, у Холмса страсть к точному и проверенному знанию.
– В этом нет ничего дурного.
– Конечно, но иногда он преступает границу. Когда дело доходит до избиения палкой трупов в прозекторской, это выглядит слишком уж эксцентрично.
– Избиения трупов?!
– Да, чтобы проверить, в течение какого времени после смерти на теле могут образоваться синяки. Я своими глазами видел, как Холмс это проделывает.
– И вы еще говорите, что он не изучает медицину?
– Нет. Одному богу известно, каков предмет его научных поисков. Но вот мы и приехали, так что сейчас у вас появится возможность составить о нем собственное представление[28].
Они поселились вместе на Бейкер-стрит, 221б, но Ватсон, как истый викторианский джентльмен и образованный человек, и не подумал спросить у нового соседа, чем тот зарабатывает себе на жизнь; поэтому, пожив немного с Холмсом и понаблюдав за ним, Ватсон оказался совершенно сбит с толку. В списке, озаглавленном «Шерлок Холмс – границы знаний», Ватсон записал, что Холмс – полный невежда в области гуманитарных наук; что познания его в области ботаники – «неоднородные», а в геологии – «практические, но ограниченные»; в химии, надо признать, – «глубокие», а в анатомии – «точные, но не систематизированные». Холмс обладал основательными практическими познаниями в области британского законодательства, хорошо фехтовал на рапирах и саблях, боксировал и неплохо играл на скрипке. В результате Ватсон не знал, что и думать; и Шерлоку Холмсу пришлось объяснить – после того, как Ватсон осмеял журнальную статью о «науке дедукции и анализа», и оказалось, что ее автор – сам Холмс, и что он частный детектив-консультант, «если понятно, что это значит».
Быть может, Шерлок Холмс и был, согласно его утверждению, первым в мире детективом такого рода, но, как он сам говорит Ватсону, в восьмидесятых годах позапрошлого века в Лондоне было «множество детективов – и государственных, и частных». Однако Ватсон, заинтригованный и любопытствующий, не сделал из этих слов соответствующего вывода. Другой пункт списка, в сочетании с прочими талантами Холмса (например, «хорошо осведомлен о свойствах белладонны, опиума и ядов в целом»), мог бы открыть Ватсону глаза: «Познания в области бульварной литературы – необъятные. Знает, кажется, все детали всех ужасов, совершенных в нынешнем столетии».
«Важность этой детали невозможно переоценить, – пишет Калеб Карр, автор «Итальянского секретаря» в предисловии к сборнику новых рассказов разных авторов о Шерлоке Холмсе[29]. – В Британии 1880-х и начала 1890-х годов именно в «бульварной литературе» можно было найти сведения о сенсационных, не вполне научных исследованиях, которые в наши дни назвали бы «судебной психологией». Шерлок Холмс умело, хоть и не особенно затейливо с психологической точки зрения, пользовался своими обширными знаниями литературы о преступлениях. «Обычно мне удается, опираясь на свои познания в истории преступности, наставить [Скотленд-Ярд] на путь истинный, – говорит он Ватсону. – Все злодеяния имеют большое семейное сходство, и если вы знаете назубок детали тысячи преступлений, довольно странно будет, если вам не удастся разгадать тысяча первое».
Таков был Шерлок Холмс, когда он действовал в пределах своих возможностей, которые, как замечает Карр в своем эссе, относятся к материальному, физическому миру. Холмс как детектив в научном смысле этого слова всегда хочет найти и ищет вещественные доказательства; он выработал мастерскую способность замечать и анализировать то, чего полиция и другие частные детективы не замечают или вообще в упор не видят. Холмс обладает врожденными (и отлично натренированными) способностями к дедукции и умеет рассуждать в обратном порядке, начиная с найденных доказательств, чтобы воссоздать картину преступления и обрисовать внешность преступника. И это – немалое достижение. Но, как замечает Карр, Холмс уделяет довольно мало внимания психологии преступника – то же относится и к Ватсону, чья медицинская специализация и область интересов довольно далеки от психиатрии.
Давайте представим себе, что в знаменитой сцене знакомства прозвучало:
– Доктор Ватсон, доктор Ласло Крайцлер, – представил нас друг другу Стэмфорд.
Насколько иные события выпали бы на долю того, кто стал Босуэллом[30]