– Нелепица, – вот все, что я мог сказать; я подошел к Холмсу и начал разглядывать устройство, созданное, по-видимому, чтобы убить нас. – Эта вещь хоть что-то говорит о том, кто на нас покушался?
Холмс, кажется, не особенно обольщался надеждой.
– Табак, популярный в юго-восточной Шотландии. Недорогой сорт с ярко выраженным вкусом и запахом.
– Холмс, я не об этом спра…
– Но все равно, это вдвойне смешно, Ватсон, – наше расследование началось с табака, а едва мы начали припоминать историю королевы шотландской и ее противников, как человек, похожий на горца-фанатика, бросает в нас эту штуку…
– «Похожий»? – изумился я. – Если это всего лишь копия, не хотел бы я встретиться с оригиналом.
– Да и я тоже… – Холмс замолк, продолжая разглядывать бомбу и осторожно разбирать ее. – Пироксилин, «бумажный порох», – сказал он, отщипывая кусочек. – Вы, конечно, заметили?
– Заметил, – отвечал я. – Я впервые столкнулся с ним в Афганистане, когда мы начали пользоваться винтовками Армстронга. Если бы тот, кто сделал эту бомбу, знал свое дело, он понял бы, что пироксилин гораздо опаснее черного пороха. С такими пропорциями, будь запальный шнур должной длины, бомба взорвалась бы в броске, и сам бомбист, скорее всего, тоже бы погиб.
Холмс втянул носом характерный запах азотной и серной кислоты – ими пропитывают обычный хлопок, применяемый артиллеристами для пыжей, чтобы превратить его в пироксилин для увеличения взрывной силы.
– Да, Ватсон, – сказал он наконец, – и эта несуразица заслуживает внимания. Это вполне… – Холмс замолк и опять погрузился в свое исследование.
– Холмс, – осведомился я, – почему вы сказали, что бомба – это смешно, поскольку мы обсуждали королеву шотландскую и ее врагов?
– Гм? А, да. Ну как же, мы ведь остановились на том самом месте, Ватсон! Неужели вы не помните, какая судьба постигла Дарнли, малодушного супруга королевы? Через несколько месяцев после рождения ребенка, которого носила Мария в ночь убийства Риццио – Иакова, ставшего шестым монархом этого имени в Шотландии и первым в Англии, – Мария страстно полюбила…
– …да, графа Босуэлла, – продолжил я, вспомнив наконец эту историю. – Человека огромной физической силы и неколебимой верности – по крайней мере, так о нем рассказывали.
– Совершенно верно. А затем, не прошло и года после рождения наследника, дом, где жил Дарнли, изгнанный из королевского дворца, был сметен взрывом огромной силы. Сам Дарнли избежал смерти в последний момент, но был найден задушенным рядом с развалинами дома.
Я откинулся назад, слегка оглушенный этим океаном безбрежного насилия, который словно смыкался вокруг нас, пока мы неслись через бурную ночь в края с еще менее гостеприимным климатом.
– Зверские убийства, колотые раны… взрывы… Холмс, ради всего святого, куда мы движемся?
Холмс выглянул в окно:
– В Шотландию, я полагаю.
– Да, да, но… – Я напряг все свои измученные нервы, чтобы вернуть себе способность разумно мыслить. – Я бы хотел привлечь ваше внимание к одному важному моменту, Холмс.
– Вот как?
– Да, – начал я. Тут я ощутил, что поезд тормозит, и меня кольнул страх; но по крайней мере на сей раз торможение было постепенным. – Я только… я хочу сказать, что меня, так же как и вас, возмущает убийство Риццио – это было поистине зверское преступление… но вы, похоже, придаете слишком большое значение сходству характера и расположения ран в этом убийстве и в смерти Синклера и Маккея. Разумеется, это чистое совпадение, и больше ничего! Разве что… – Я умолк, не зная толком, как преподнести свое следующее утверждение, а тем паче – как озвучить сомнения, вызвавшие его к жизни.
Холмс же, судя по всему, неловкости моей не заметил:
– Я не верю в совпадения, Ватсон, тем более – если речь идет об убийстве.
– Мне ли не знать?
– Тогда извольте закончить свою фразу: «Разве что…»
– Ну хорошо. Я собирался сказать: разве что вы действительно верите, будто между убийством Риццио и делом, которое мы расследуем, есть какая-то… какая-то потусторонняя связь.
Холмс непонимающе уставился на меня.
– Мне казалось, это довольно ясно: я действительно считаю, что власть духов лежит в самой основе этого дела, Ватсон.
– Не может быть, Холмс! Вы хотите сказать, что верите, будто тут действовали потусторонние силы? Мстительный призрак, обитающий в Холируд-Хаусе?
Лицо Холмса начало расплываться в улыбке, которая, будь она чуть шире, стала бы положительно неприятной и вызвала бы у меня сильную тревогу. Не переставая улыбаться, он приоткрыл было рот, словно желая что-то сказать, но в этот миг поезд затормозил сильнее. Подавшись к двери и выглянув в окно, я не заметил поблизости ничего, хоть сколько-нибудь напоминающего жилье, а тем более станцию. Холмс, тщательно завернув и спрятав все остатки бомбы, присоединился ко мне, но ему повезло не больше моего. После чего мы презрели наставления наших юных «опекунов» – открыли дверь купе, откинули пару ступенек под ними и начали спускаться на землю. С высоты насыпи взорам нашим предстала еще одна тревожная картина.
Разнообразные сотрудники разведки опять высыпали наружу и прочесывали местность по обе стороны путей с оружием наготове, вселяя сомнения в правдивости слов флотского офицера, что остановка наша планировалась заранее. В густом тумане, еще более непроглядном из-за огромных клубов пара, которые испускал наш паровоз словно бы изо всех отверстий и трещин своей железной шкуры, люди вели себя при поисках еще лихорадочнее, чем во время нападения (но, может, мне и померещилось). Я мог сделать единственный вывод – нам грозит опасность гораздо серьезнее, нежели националисты с бомбами; и я тут же заметил то, что, по всей видимости, вызвало их беспокойство.
– Глядите-ка, Холмс! – вскричал я.
Мы оба увидели в каких-то тридцати ярдах от паровоза пылающий красный огонь – футах в шести-семи над землей, в тумане и пару он, казалось, мигал, словно глаз какой-то сказочной твари.
– Следовало ожидать, – раздумчиво проговорил Холмс, – что драконы могут водиться в Уэльсе, но в Шотландии…
Вскоре стало очевидно: огонь приближается к нам, хоть и неспешно; а совсем немного погодя стало так же очевидно, что наш «драконий глаз» – не что иное, как фонарь сигнальщика, оснащенный ярко-красной линзой. Когда в мареве фонаря показалась человеческая фигура, разведчики обменялись окликами и окружили пришедшего – чрезвычайно высокого и массивного, облаченного в длинный плащ и фетровую шляпу; он опирался на изрядной работы прогулочную трость. Однако ясно было, что тип этот никакой угрозы не представляет, ибо молодые люди немедленно оружие свое направили вверх, а в их осанке начало сквозить почтение. Через несколько секунд человек оказался в десятке шагов от нас, и в мерцании фонаря мы отчетливо разглядели его лицо.
То был Майкрофт Холмс, и никогда я не видел его до такой степени не в своей стихии. Он стоял, выдыхая большие клубы пара, а молодые люди ему что-то рассказывали – должно быть, про атаку бомбистов. Потом он отдал какой-то приказ собравшимся офицерам – твердо, однако отчасти непривычно, и те немедля повиновались, ринувшись прочь во все стороны. Майкрофт же подошел к нашему вагону, все так же тяжело дыша, пыхтя и отдуваясь.
Холмс проворно спрыгнул на ступеньку, просунул руку в открытое окно и стал качаться туда-сюда вместе с дверью.
– Что ж, брат! – воскликнул он. – Ты, похоже, стал верховным жрецом какого-то восточного культа – у тебя и прислужники есть, и кровавые обряды. И совершать их надо непременно под покровом ночной темноты, в грозу, где-то в… впрочем, я даже не рискну гадать, где мы находимся. Я бы сказал, что мы как раз пересекли границу с Шотландией, но последний час я как-то не следил за дорогой.
– Пожалуйста, Шерлок, отойди от двери, – устало ответствовал Майкрофт. Я впервые видел на его широком лице такой румянец, а в поразительных серых глазах – такую решимость. Когда его брат повиновался, отступив в глубь вагона, Майкрофт прибавил: – Нам есть о чем поговорить, а если я сейчас не сяду, я потеряю сознание, и тогда, боюсь, от меня будет мало проку.
Мне стоило немалых трудов помочь старшему Холмсу забраться в вагон. Он же обернулся и странно поглядел на меня – то, что светилось в этом взгляде, вероятно, для любого из братьев Холмс было высшей степенью выражения доброты и благодарности.
– Я благодарен вам, доктор, что согласились поехать. – Я последовал за Майкрофтом внутрь и опустился напротив него рядом с Холмсом; разведчики тем временем возились с дверью нашего купе, готовясь ехать дальше. – Я не ошибусь, предполагая, – продолжал Майкрофт, – что никто из вас двоих не пострадал во время происшествия?
– Не ошибешься… если уж ты решил строить предположения, а это пагубно влияет на умственные способности, Майкрофт. Ибо в твоей телеграмме не было ни слова про сумасшедших бомбистов.
На лице старшего Холмса отразилось ужасное замешательство.
– Шерлок, я приношу извинения за такой непредвиденный поворот событий. И вы, доктор, надеюсь, тоже извините меня. Я просто не думал, что дело так скоро станет смертельно опасным.
– Иными словами, ты знал, что оно станет смертельно опасным рано или поздно, – откликнулся Холмс.
– Разумеется, – просто ответил Майкрофт. – По-моему, в телеграмме об этом говорилось. – Он, кажется, слегка удивился. – Надеюсь, мое сообщение было не слишком трудно расшифровать?
– Отнюдь, сэр, – сказал я, чувствуя, что ситуация заставляет меня смотреть на человека, вместе с которым я расследовал не одно опасное дело, с еще большим уважением.
– Майкрофт, не позволяй Ватсону себя одурачить, – ответил Холмс на вопрос брата. – Уж ему-то пришлось потрудиться над разгадкой твоей депеши!
Майкрофт одарил брата взглядом, в котором мешались снисходительность и раздражение:
– Шерлок, до чего же мастерски ты оскорбляешь нас обоих. – Он глянул на меня. – Шерлок всегда был врединой, доктор, даже в детстве – никогда не упускал случая возвыситься за счет унижения других людей. Он и до сих пор такой.