ьше своих владений в Полезине недалеко от города. Постепенно сокращая и сворачивая торговые операции своей фирмы, Гульельмо Кверини явно стремится скорее спокойно пользоваться накопленным капиталом, чем увеличивать его, хотя продолжает следить за рынками и не упускает случая заключить особо выгодную сделку.
Большая осторожность в ведении операций, стремление всячески обезопасить и застраховать свои капиталы, лучше заработать меньше, но зато с меньшим риском, вообще характерно-для экономической жизни первой половины XV в., причем с одинаковой яркостью проявляются как в деятельности мелких, и средних компаний, вроде рассмотренной выше компании венецианца Гульельмо Кверини, так и в деятельности таких компаний-великанов, как торгово-банковские дома Франческо ди Марко Датини из Прато и Джованни, а затем Козимо Медичи, из Флоренции.
Франческо ди Марко Датини,[327] имя которого мы упоминали в связи с предшествующим периодом истории Италии, прожил длинную и яркую жизнь на переломе между XIV и XV вв. Он родился в 1335 г. и умер в 1410 г. Начав свою карьеру в возрасте 15 лет — мальчиком для мелких услуг в одной из компаний в Авиньоне, он уже в 28 лет создал свою собственную фирму там же. Затем вернулся на родину в Италию вместе с папским двором и, нажившись на беспрерывных распрях и войнах, характерных для жизни Италии второй половины XIV в., в 1383 г. открывает компанию в Пизе и во Флоренции, одновременно приступая к изготовлению шерстяных тканей в своем родном Прато. В 90-х годах эти производственные предприятия превращаются в несколько специальных промышленных компаний (компанию по окраске тканей в 1395 г., компанию по производству сукон в 1396 г.). Развивается и торговая сеть: в 1392 г. создается компания в Генуе и в Барселоне, наконец, в 1398 г. основывается особая банковская компания во Флоренции (compagnia del Banco). К концу века Датини — видный коммерсант, банкир и промышленник; он связан со всеми центрами Европы и Востока, ворочает делами, хотя и не столь крупными по масштабам, как ведущие компании Италии — Альберти, Содерини или Гвиниджи, но все же в своей совокупности весьма значительными.
И в то же время между ним и этими магнатами капитала конца XIV в., с одной стороны, и их деловыми предшественниками начала того же века — с другой, есть радикальная разница. Делец начала века — от скромного Сандро Торнабелли, садящегося в тюрьму за 6 флоринов, до гиганта Барди, разоряющегося на многочисленных ссудах английским королям, — страстно, неудержимо, бесстрашно стремится к наживе, рискует для нее всем, идет на все. Пусть иногда перед смертью его охватывают угрызения совести, желание замолить свои корыстные грехи, в пылу своей активной и опасной деятельности он этих угрызений не испытывает, во всяком случае, не замечает. Совсем иной человек Франческо Датини. Он также всю свою жизнь посвящает наживе, один из его друзей говорит о нем: «Он был жаден и стремился к тому, чтобы ни один динарий не пропал у него без пользы и чтобы ни один кирпич не был положен поперек, если лучше ему лежать вдоль, и стремился к этому так, как будто к вечному спасению своей души, недаром многие из своих бухгалтерских книг и писем он начинает словами «Во имя бога и наживы»[328]. Но эта жадность не вызывает у него поступков смелых и рискованных, наоборот, она вызывает особую осторожность и осмотрительность, заставляет широко и повсеместно применять страховку, даже если страховка эта в немалой степени сокращает его доходы, разделять и специализировать свои предприятия, создавая отдельные фирмы для ведения торговых, производственных и банковских операций и превращать эти фирмы из филиалов единой, централизованной гигантской компании, как это было в предприятиях XIV в., в самостоятельные организации с самостоятельным капиталом, в каждом случае в основном принадлежащим Датини.
Такая децентрализация, впервые в развитом, вполне откристаллизованном виде встречающаяся именно у Датини, с начала XV в. становится общераспространенной; при ней банкротство одного из отделений не накладывает никаких обязательств на другие и дает возможность капиталисту, объединяющему все предприятие, относительно спокойно переносить такие банкротства, закрывая те или иные части предприятия, когда они становятся мало выгодными или опасными. Так, Франческо Датини к концу своей жизни, в 1400 г., закрывает свое производственное предприятие в Прато и свой банк во Флоренции. Характерно при этом, что производство, достигшее размеров по тому времени весьма значительных и имевшее 1784 рабочих и служащих, просуществовало только неполные 4 года (с 1396 по 1400 г.), а банк, первый самостоятельный банк, впервые в Европе пользующийся вполне развитой системой двойной бухгалтерии (1403 г.) и один из первых системой «чеков» (1399–1400 гг.), прожил и того меньше — 2 года (с 1398 по 1400 г.). Характерно и то, что Франческо Датини, ворочающий делами разветвленными, во всяком случае, на все Средиземноморье, сам, как и Кверини, почти не путешествует, проведя около 30 лет в Авиньоне, а затем ограничиваясь узким мирком Тосканы — между Пизой, Прато и Флоренцией.
Очевидно, экономическая обстановка в Италии первых годов XV в. была такова, что не гарантировала предприятиям, даже крупным, организованным по последнему слову техники того времени и притом со всеми необходимыми предосторожностями (самостоятельное управление, страховка), ни безопасного существования, ни необходимой рентабельности.
Исключительная осмотрительность и осторожность позволяют Франческо Датини, в противоположность подавляющему большинству его предшественников XIV в., избежать банкротства: то открывая, то свертывая свои отделения и предприятия, он сохраняет экономическую мощь до самой своей смерти в 1410 г., оставив громадное состояние в 72 тыс. лир, составляющих в чистом золоте 247 кг (по 18 каратов). Состав этой суммы таков:
Это распределение[329] с полной очевидностью говорит о том, что при всех изменениях и усовершенствованиях, которые с такой оперативностью применял Датини, экономическая структура его капитала была той же, что и у дельцов XIV в. — почти половина его была вложена в кредиты разного рода, свыше 15 %, составлявших как бы страховое обеспечение, — в недвижимости, и почти столько же — в государственные бумаги относительной надежности, и только 20 % вложено в последнее функционирующее предприятие — флорентийскую торговую компанию.
Все это более чем значительное состояние вместе со своим дворцом в Прато Франческо Датини завещал благотворительному учреждению для заботы о бедных своего города, причем состояние это оказалось столь солидным, что кормит учреждение до нашего времени.
Такое благочестивое окончание карьеры, посвященной наживе, нередко встречалось и в XIV в., но для Датини это не только окончание. В течение всего своего 75-летнего жизненного пути Датини, отнюдь не отличавшийся монашеским поведением и в возрасте около 60 лет имевший внебрачного ребенка, провозглашал себя страстно верующим человеком, беспредельно преданным церкви и ее служителям. Недаром в 1399 г., 65-летним стариком он, в это время уже известный всей Италии коммерсант, принимает участие в покаянном движении «белых». Вместе с 30 тыс. других кающихся он в белой монашеской одежде[330] обходит города и села Тосканы, призывая к миру и покаянию. Правда, и это ханжеское паломничество богатый купец проводит как полагается богачу, совершая его в сопровождении 12 служащих своего предприятия, 2 лошадей, груженных продуктами и одеждой, и 1 мула, на котором он мог проехать трудные участки пути. Во время этого пути Датини и его спутники ночевали в домах друзей или в монастырях, где ели и пили (притом отнюдь не воду) в полное свое удовольствие за счет Датини, потратившего на всю эту комедию изрядную сумму, из которой только 8 динариев (т. е. менее полуфлорина) — на милостыню[331].
То же ханжество, которое так ясно проявляется в маскараде паломничества, сквозит и в сотнях писем, которыми в течение значительной части своей жизни делец-наживало Франческо Датини обменивался со скромным и благочестивым нотариусом, своим другом и составителем завещания сэром Лапо Мадзеи[332]. Последний стремился внушить богачу необходимость соблюдать правила, предписываемые христианской моралью, заботиться о своей душе, а не только о своем теле, и встречал с его стороны умиленное и покорное согласие с этими предписаниями. Однако проповеди нотариуса-моралиста отнюдь не носили решительного, радикального характера. Он был реалистом и прекрасно понимал, что его богатый друг никогда не станет отшельником или монахом, никогда не откажется даже от малой толики своего состояния, что для этого осторожного дельца соблюдение религиозно-моральных правил — только еще один способ застраховать себя от неприятностей и риска как на этом, так и на том свете. И исполняя волю своего ханжи-покровителя, сэр Лапо пишет для него проект обращения к флорентийской комиссии по займам (venti della Prestanza), полное лжи и лицемерия заявление, в котором, заверяя о своей готовности платить все, что с него полагается, и даже больше, в то же время нагло сокращает сумму своего богатства, определяя его (в 1401 г.!) в 2,5 тыс. флоринов, т. е. занижая примерно в 30 раз[333].
Любопытно и чрезвычайно показательно, что, прекрасно понимая, в каком мире они живут, сэр Лапо пишет к Датини: «Я убедился на опыте в том, что деньги любимы большими и малыми, клириками и светскими людьми, бедными и богатыми, монахами и священниками, так что деньгам повинуются все»[334]. И, возможно, именно поэтому восхваляет он земельную собственность как надежное и безопасное помещение средств, причем такое, которое дает возможность сохранять не только их, но и душевное спокойствие и физическое здоровье